Рыжая на откуп

Пока псы Висельника не очнулись, в спешке убегаю. Десять минут, и я закрываю входную дверь на все замки и передергиваю плечами. День сегодня странный. Мельком гляжу в зеркало и шагаю на кухню. Затем замираю и возвращаюсь. На шее вместо хрустального амулета… изящная бархатка с простым, но симпатичным кулоном — черное сердечко в серебряной оправе.

— Какого черта? — закидываю руки за голову и ищу застежку, но бархатная лента тугая и цельная.

Пытаюсь ее растянуть и снять, но ничего не получается. Пальцы соскальзывают с бархатки, а камень намертво держится на серебряной петельке. Ничего не понимаю и паникую, потому что кулон схож с перстнями Ноа.

— Что… — прижимаю ладони к лицу. — Что это за фокусы?!

Бегаю по квартире, периодически проверяя на прочность ленту на шее, и в истерике начинаю готовить ужин. А что мне еще делать? Вот, поем и подумаю, как дальше быть. Нервно похрустываю морковкой, наблюдая, как в кастрюльке булькает овощное рагу, и каким-то внутренним чутьем понимаю, что сейчас на кухню явится гость. Наматываю на шею полотенце и в испуге оборачиваюсь. Дверь распахивается, и на меня мрачно и молча глядит Агатес.

— Привет, — сипло приветствую Колдуна и прочищаю горло от предательской хрипотцы. — Чего тебе?

— Решил проведать и убедиться, что ты в порядке, — сухо отвечает Агатес.

— У меня все замечательно, — нервно хихикаю и с хрустом кусаю сочную и сладкую морковь.

Агатес молчит под мое чавканье. Как бы его выгнать, чтобы он ничего не заподозрил? Пусть лицо у Колудна спокойное и бесстрастное, но он тревожится. Тревожится, потому что думает, что полезу в петлю из-за разбитого сердца.

— А амулет?

— А что амулет? — невозмутимо спрашиваю, поправляя полотенце на шее.

Вопрос закономерен, потому что мой шарфик нелеп, а в сердце Агатеса вновь проснулась ко мне симпатия, как только он меня увидел.

— Я могу взглянуть на амулет?

— Нет.

— Почему? — осторожно уточняет Агатес и хмурится.

— Потому что это неприлично.

Колдун в полном недоумении от моего ответа.

— Мы расстались, — робко поясняю я и проглатываю морковную кашицу.

Слабая попытка оправдаться не удовлетворяет Агатеса и он делает ко мне шаг. Бесшумный, медленный и выжидающий, как у хищника. Из-под ворота куртки выглядывает Чуба, и Колдун щелкает пальцами по хелицерам. Демон с обиженным скрипом прячется обратно. Молчание прерывается писком таймера, и я хватаюсь за спасительную соломинку. Отворачиваюсь к плите и выключаю с щелчком огонь под кастрюлькой с рагу.

— Рыжая, — шепчет в затылок Агатес.

— Уходи, — сипло отзываюсь и закрываю глаза.

— Что ты скрываешь?

— Чего ты ко мне пристал? — разворачиваюсь к Колдуну и сердито вглядываюсь в его лицо. — Что у вас, мужиков, за привычка кинуть, а потом жизнь портить? У меня все хорошо. Вешаться из-за вас в мои планы не входит!

За гневными претензиями не замечаю, как полотенце сползает и падает на пол. Лишь по удивленным глазам, что уставились на шею, понимаю, что один из моих секретов раскрыт.

— Как… — Агатес смотрит мне в глаза. — Рыжая, что это?

— Я не знаю, — я готова расплакаться и торопливо шепчу. — Лягушка… Пруд… А затем куча лягушек… и… и… что-то там про любовь… а потом… потом два мужика целуются…

— Что? Какие два мужика?

— Их подослал ко мне Висельник., чтобы они… — тут до меня доходит, чем мне грозила встреча с влюбленными незнакомцами, и я всхлипываю, пряча лицо в ладонях.

— Вот мудак, — рычит Колдун и в грозном молчании выходит из кухни, сжимая кулаки.

Испуганно гляжу ему вслед. Агатес с громким стуком захлопывает за собой дверь, растворяясь в тенях, и на столе в пакете с овощными очистками скрипит Чуба:

— Вкусно пахнет, — и жалобно смотрит всеми четырьмя парами глаз, прямо в душу.

Необычно и неловко ужинать вместе с демоном, который копошится в миске и жадно поглощает рагу. Я знаю, что у пауков особое строение пищеварительной системы, но Чубе, похоже, начхать на то, что он должен кушать иначе. Да и кто я такая, чтобы указывать потустороннему существу?

Чуба выползает из миски и сосредоточенно чистит передние лапки и как бы между делом заявляет:

— Мой план великой мести провалился.

— В каком смысле?

— Колдун и Олень в курсе.

— В курсе чего? — тихо спрашиваю я и откладываю ложку в сторону.

— А ты как думаешь? — недовольно шелестит паук. — И мне таки знатно влетело. Мое рабство продлили еще на тысячу лет и отменили сладкое по воскресеньям. Жестокий и беспринципный узурпатор.

Икаю и прикладываюсь к стакану с водой, чтобы хоть как-то унять дрожь в теле. Если Агатес и Карн знают, то почему продолжают играть в недоступных и холодных мудаков? Да что с ними не так?

— Наши друзья сошлись во мнении, что ты, все же, не Жули и не Марго, и должна прожить жизнь обычной женщины, найти достойного мужа и завести семью, но теперь и жизнь обычной смертной женщины под большим вопросом, — ехидно хихикает демон. — Забавно. Это было, наверное, самое сложное решение в их глупых и никчемных жизнях. Отпустить на волю душу, по которой тосковали веками, и позволить ей продолжить цикл перерождений. Не знаю, я бы тебя на цепь посадил и пытками вытащил прошлые реинарнации.

Чуба смолкает, извиняюще смотрит на меня и разводит лапки в стороны:

— Меня иногда заносит. Но потом бы точно расцеловал.

— Спасибо, не надо, — медленно моргаю и отодвигаюсь от стола.

— Я к тому, что они тупые, — виновато трещит демон с нездоровыми наклонностями. — И вот непонятно, — тоскливо перевожу взгляд на окно, за которым темнеют сумерки, — они это из-за благородства души так поступили или я им настолько опротивела, что решили не возиться со мной лишний раз?

— Ты тоже не очень умная, — фыркает Чуба и милым голоском спрашивает. — А десерт будет?

— Никакого тебе десерта, — грозно потрясаю пальцем в паука. — Ты наказан.

Чуба обиженно поворачивается ко мне мохнатой попкой, и я со вздохом лезу в холодильник, где припрятана плитка молочного шоколада. Кладу на стол кусочек угощения, размером с ноготок мизинца, и Чуба с жадностью на него набрасывается. Через секунду на столе растекается черная зловещая лужа, которая неразборчиво булькает:

— Я повелитель кошмаров… Владыка страха…

— И сладкоежка.

— У каждого есть секретики, — недовольно урчит лужа.

Мне нечего возразить. И страсть к сладкому — не самая страшная тайна. Куда хуже — желание кого-то жестоко пытать, а потом в награду дарить поцелуи.

Глава 29. Слишком много эротики и любви

Сижу в пижаме на кровати, задумчиво расчесываю волосы, а на подушке шебуршит владыка кошмаров и повелитель страха — он подкапывает наволочку, топчется и ищет удобную позу для сна. Это мило, что Агатес оставил ручного демона присмотреть за мной, но я бы предпочла побыть в одиночестве.

— Давай сегодня обойдемся без окровавленных пони и гномов со вспоротыми животами.

— Я не стол заказов.

— Чуба, мне бы что-нибудь доброе и романтичное, — откладываю на тумбочку расческу и заплетаю косу. — Можно капельку эротики.

— Это не ко мне, — Чуба ложится и подбирает под себя лапки.

— Ну, ты хоть попытайся.

— Демоны не умеют в романтику и любовь.

Склоняюсь над пауком и чешу ноготком его спинку.

— Какой ты вредный.

Падаю на матрас звездочкой, раскинув руки и ноги. Кто я теперь? Человек или дух? Никакой связи с потусторонним миром не чувствую. В комнату заходит Ноа Последний, и удивленно приподнимаю голову:

— Ты тут по расписанию?

— Я тут по необходимости.

— Какой?

— Такой, — Ноа подходит к кровати, протягивает руку к бархатке и касается медальона.

Мужчина прищуривается, вертит в пальцах подвеску и усмехается:

— Я ожидал чего угодно, но не любовь.

— Она всегда внезапна, — вновь откидываю голову на подушку.

— И не поспоришь, — тихо отвечает мужчина, разглядывая в полумраке мое лицо. — И ставит в тупик.