Рыжая на откуп

С минуту наблюдаю, как женщина обгладывает рыбьи косточки, хмуро глядя на меня, и сажусь за стол, подобрав под себя ноги. Ничего нового о темной материи я не услышала, но раз Гадалка Мария не удивилась вопросу, то она не так проста.

— Зачем пожаловала? — женщина кидает рыбью голову на тарелку и облизывает пальцы.

— А это вы мне скажите.

— Так ты из этих, — Мария кривится, прячет тарелку с объедками под столом и вытирает пальцы о скатерть.

— Из этих? — вскидываю бровь.

— Сумневающихся, — ехидно коверкает слово женщина и поправляет чалму на голове. — Скептиков.

— Вряд ли меня можно назвать скептиком после всего, что со мной произошло в последнее время.

— Ладно, — Мария поддается ко мне. — Раскинуть картишки? Погадать по ручке? Руны? Гипноз? Волшебный шар? Или ритуал спиритизма провести? Я на все руки мастер. И цена одна.

Вспоминаю о приказе Карна найти его зазнобу из прошлого. Почему бы не попросить помощи у чернобровой и круглолицей Гадалки, если она сама сказала, что на все руки мастер.

— Ищу одну дамочку, — заговорщически шепчу, — давно померла.

— Насколько давно?

— Очень давно, — прищуриваюсь и улыбаюсь. — Уже, наверное, с десяток раз переродилась, если верить в теорию реинкарнации. Жули, пастушка.

— Охренеть у тебя запросы, милочка, — кривит губы Мария. — Одно дело бабку какую-нибудь мертвую вытянуть на разговор, а тут…

Гадалка хмурит брови и вытаскивает из-под стола хрустальный шар. Ставит магическую стекляшку в центр и смахивает с нее ниточку:

— Может, чего попроще? Суженного нагадать?

— Хочу пастушку, — упрямо вскидываю голову.

— Удовлетворительного результата не гарантирую, — Мария мрачно смотрит на меня и щелкает пальцами по стеклянному шару.

Комната наполняется звоном и плывет перед глазами. В размытых пятнах — шар, что переливается и вибрирует золотыми завихрениями. Вижу множество лиц, и грезы затягивают меня на дно живых и реалистичных галлюцинаций.

Вот, я грязный мужчина в шкурах и тащу убитого кабана в пещеру. Через мгновение я уже реву девочкой на руках испуганной женщины, которая от кого-то убегает. Затем я с гоготом раскраиваю кому-то череп и верещу о справедливой мести. Через секунду меня подхватывает ураган обрывочных видений из множества прожитых кем-то жизней и выбрасывает в темную хижину. С печалью гляжу в лицо… В лицо старого маразматика, который рыдает надо мной и обещает, что вытащит меня из рук смерти. В плешивом безумце узнаю Агатеса и требую скрипучим, недовольным и старушечьим голосом не быть идиотом и дать мне спокойно умереть.

— Сука старая, это я должен был помереть раньше тебя, — захлебывается слезами Колдун.

Меня вновь швыряет в бурлящий поток видений. Я соблазняю дочь старосты шикарной бородой, гоняю мальчишкой гусей, а затем с воплями рожаю двойню. После двойни бледным подростком умираю от чахотки и потом бегу в слезах по лесу визгливой девицей. Вижу красивого оленя у сказочного пруда и падаю в обморок от усталости и страха. Прихожу в себя в руках кудрявого красавца, чьи изумрудные глаза сияют в сумерках слепым обожанием и счастьем:

— Жули… — Карн страстно целует меня в губы и под мой кокетливый смех задирает юбку. — Сладкая Жули…

Задыхаюсь в стонах и оказываюсь на сцене. Мне рукоплещут сотни зрителей, кидают к ногам цветы, а затем я выныриваю к зеркалу. За испуганным отражением рыжей девицы стоят десятки людей, среди которых выхватываю взглядом милую белокурую Жули и злую сгорбленную старуху, которая умерла на руках Агатеса.

— Что за хрень? — говорю я, и толпа за спиной эхом повторяет мой вопрос.

Одна душа, прожившая множество жизней. Вскрикиваю. Зеркало трескается и осыпается звенящими осколками.

— Неправда! — падаю на спину и в ужасе отползаю от стола. — Мы все космическая пыль! Перерождения душ не существует!

— Я же говорила. Удовлетворительного результата не гарантирую, — фыркает Мария и обиженно прячет шар под стол.

— Твой шар врет!

Меня почему-то одолевает злоба и неприязнь к куску стекла, который посмел заявить, что я, пастушка Жули, старуха Агатеса и все другие приятные и неприятные личности — одна душа. Я согласна быть актрисой, которую любила публика, но убийцей? Или тупым первобытным охотником или нарциссом-бородачом, соблазняющим деревенских девственниц? Нет! Не хочу я быть лесной любовницей Карна и женой Агатеса! Нет! Нет! И еще раз нет! Мне так не нравится!

— Платить ты, я так понимаю, не собираешься? — тоскливо интересуется Мария.

— А сколько? — передергиваюсь от пристального взгляда ведьмы.

Женщина называет сумму, которая равна моей стипендии, и я истерично хихикаю. Чувствую себя нищенкой и подлой обманщицей.

— Иди, — разочарованно машет рукой Мария.

— Ваш бизнес такими темпами прогорит, — шмыгаю и торопливо поднимаюсь на ноги.

Копаюсь в карманах и складываю на стол все мятые купюры и монетки, что нахожу. Женщина с медлительностью бегемота пересчитывает пухлыми пальцами мои гроши и смотрит на меня исподлобья:

— Это всё?

— А можно я частями расплачусь?

Ведьма хмыкает и громогласно хохочет, хлопая ладонью по столу. Не совсем понимаю, что конкретно развеселило Марию, и терпеливо жду утвердительного или отрицательного ответа. Неожиданно женщина замолкает, прислушивается к тишине и улыбается:

— Моя мертвая бабуля говорит, что оплата справедлива.

— А я не согласна с вашей бабулей, — скрещиваю руки на груди. — Конечно, нам стоило оговорить цену до того, как вы мне мультики сомнительного содержания показали, но я придерживаюсь мнения, что каждый труд должен быть оплачен по названной цене.

— Дура, что ли? — брови ведьмы ползут вверх. — Иди. Иначе я тебя отсюда веником прогоню.

— А еще вам стоит поработать над сервисом и клиентоориентированностью, — строго отвечаю я и капризно веду плечиком.

В меня летит рыбья голова, и я визгом выскакиваю в коридор под смех чокнутой стервы. В гневе спускаюсь в парикмахерскую и приглаживаю волосы вспотевшими ладошками.

— Нагадала чего? — интересуется дама с бигудями на голове.

— Нагадала, — кусаю губы и зло вышагиваю к двери.

— Мне тоже нагадала эта юродивая дерьма всякого, — бурчит женщина и утыкается в журнал.

— Так и мне ничего хорошего не показала, — оглядываюсь. — Шарлатанка.

— Она та еще сука, но не шарлатанка, — отвечает печальная и болезненно тощая женщина в углу. — Будь она шарлатанкой, то клиентов у нее было бы намного больше. Мы готовы платить за ложь, а не за правду.

В растрепанных чувствах выскакиваю на улицу и бегу мимо ничего не подозревающих прохожих. Больше к гадалкам ни ногой. Есть вещи, о которых лучше не знать. Ноа был прав, груз прошлых жизней обязательно отравит настоящее презрением к себе. Ну не могла я в одной из реинкарнаций отрастить бороду и каждое утро смазывать ее свиным жиром!

Глава 22. Любовь Жули

Чудны дела твои, Вселенная. Два дурака, страдающие по возлюбленным из прошлого, во-первых, были одержимы одной душой, а, во-вторых, не узнали во мне эту самую перерожденную душу. Обидно. Понимаю, что моя досада нелогична, но какого черта Карн и Агатес выёживались и прикрывались скорбью по давно ушедшей любви, если не в силах разглядеть во мне ту, по которой они веками плакали? На минуточку, один — Лесной Бог, а второй — сильный Колдун! Какая-то тетка, пропахшая рыбой и картошкой, со стеклянным шаром по щелчку пальцев распутали клубок перерождений, а эти…

С другой стороны, я действительно другой человек, и прошлые жизни меня не должны беспокоить, но я злюсь. Так злюсь, что решаю не говорить Карну и Агатесу о том, что их заложница и Обещанное Дитя — привет из прошлого. Пусть дальше страдают. Я хочу, чтобы любили и боготворили меня — Венди. Венди Бэлл с улицы Риз, а не пастушку Жули и вредную старуху. Я ведь такая замечательная и интересная личность.

Несколько минут рассматриваю в зеркале отражение и прикидываю в уме, как бы я выглядела с бородой и мускулами, и печалюсь, что некоторыми прошлыми жизнями совсем не горжусь. Честное слово, лучше бы люди после смерти обращались в прах и воссоединялись с бесконечной Вселенной. Страшно подумать, кем я буду в следующем перерождении.