Страница 2 из 7
Я очень хорошо помню бледный сентябрь 1996 года. Было ни тепло, ни холодно, всё как-то серо, сухо, блёкло. Я часто гуляла по Невскому в поисках самой себя, поскольку уже тогда понимала, что серые будни школьной жизни отнюдь не предел моих девичьих мечтаний. Задумавшись об отсутствии блестящих перспектив скромной учительской карьеры, вышла на дорогу, как на тротуар, и тут же была сбита сверкающим чёрным «мерином».
– О, mon dieu! – простонала я, когда выскочивший водитель отскрёб меня с капота своей помпезно-траурной кареты и перевернул лицом вверх.
– Спасибо, конечно, но я даже не ангел, и, честно, предпочёл бы отложить встречу с богом, – отозвался бархатным баритоном красавец-брюнет лет тридцати.
– Угу, – промычала я, пытаясь уловить отзыв стукнутого о железного коня тела.
– Так, едем, – решительно заявил он и ловко усадил меня на кожаное сидение рядом с водителем, прихлопнув дверцу.
– Куда? – запаниковала я, вспомнив статистику без вести пропавших девиц по городу Достоевского.
– Не важно, куда, лишь бы отсюда, – буркнул он, – пока кавалерия не прискакала.
Я тяжело вздохнула, ощутив себя без вины виноватой. Мы быстро смотались с места происшествия. В ближайшей больнице он убедился, что я не особо пострадала в прямом контакте с его машиной и пригласил меня в кафешку. С чашки горячего ароматного кофе вспыхнула внезапная бурная страсть и краткий роман, круто изменивший мою жизнь.
Принц на чёрном мерседесе с романтичным именем, Александр Сергеевич, Сашенька, оказался, гм, садовником человеческих душ. Казалось, он знал всё и обо всём, свободно рассуждал об искусстве и политике и всё умилялся на мой органичный французский, особенно в постели. Не прошло и недели, как я оказалась полностью в его власти. А через месяц он эту власть использовал с блеском дирижёра государственного оркестра.
– Не буду скрывать, Маша, ты нам нужна, – сказал он как-то, с трудом оторвавшись от моей груди.
– Кому – вам? – настороженно спросила я, выныривая из-под одеяла.
Он сосредоточенно посмотрел на мою грудь и рассказал.
Оказалось, что мой любимый Сашенька, капитан недавно организованной ФСБ, перенявшей эстафету от КГБ, занимается вербовкой кадров во внешнюю разведку. И им катастрофически не хватает привлекательных молодых женщин со знанием иностранных языков. Особенно накануне новой войны.
– Какой войны? – испуганно пискнула я.
Саша вздохнул. Его удручала моя политическая неподкованность.
– Слышала, что вчера произошло?
Я отрицательно покачала головой. Он поморщился.
– Вчера, десятого октября, Совет Федерации Российской Федерации постановил считать документы, подписанные в Хасавюрте, «свидетельством готовности сторон разрешить конфликт мирным путём, не имеющими государственно-правового значения», – процитировал Саша.
– Э-э-э… – продемонстрировала я в очередной раз таёжную дремучесть.
– Это война, Маша. Вторая война в Чечне. И теперь всё будет и хуже, и дольше. Теперь боевики – это не просто горячие злые черкесы, это хорошо обученные профессионалы со всего мира, воюющие за деньги. Понимаешь?
– Нет.
Саша вздохнул и рассказал, что в Чечне бандиты наживались на хищениях нефти из нефтепроводов, на контрабанде наркотиков, выпуске фальшивых денежных купюр, терактах и нападениях на соседние российские регионы. На территории Чечни были созданы лагеря для обучения боевиков. Сюда направлялись из-за рубежа инструкторы по минно-подрывному делу и исламские проповедники. В Чечню стали стекаться многочисленные арабские добровольцы. Главной их целью было дестабилизировать ситуацию в соседних с Чечнёй российских регионах и распространить идеи сепаратизма на северокавказские республики, в первую очередь Дагестан, Карачаево-Черкесию, Кабардино-Балкарию, а готовили этих боевиков в Грузии и Сирии, Ливии и Алжире.
– А в Тунисе президент Бен Али с начала девяностых годов ведёт серьезную борьбу против мусульман-фундаменталистов. Надо ехать в Тунис, Маша.
– З-зачем? – стукнула я зубами.
– Тунис расположен прямо напротив Италии и между Алжиром и Ливией, по морю оттуда можно добраться и до Сирии, и до Турции. Надо ехать, Маша…
Честно, я так ничего и не поняла тогда из его разговоров о том, что надо поддерживать противовес исламистскому фундаментализму на Ближнем Востоке и в странах Магриба, что нам нужно «окопаться» в центре арабского мира, стремящегося к созданию исламского государства, которое угрожало бы интересам и безопасности России, что патриотизм – это служение интересам Родины, причём активное служение. Очнулась я в подмосковном центре подготовки агентов.
Краткие курсы шифрования и арабского языка, легенда о француженке, сотруднице международной миссии Красного креста, – и вот я, мадам Полет, уже в международном аэропорту Туниса, куда прилетела из самой Франции. А рядом – вот счастье-то! – мой «муж» и начальник, месье Гастон, доктор-эпидемиолог, надменный красавец, крайне раздражённый необходимостью терпеть в напарницах такую непрофессионалку, как я, мой любимый Сашенька.
Мы должны были создать агентурную сеть и приготовить возможные пути эвакуации агентов из региона Северной Африки. Я стала связной, которая в последнее воскресенье каждого месяца должна была выпивать чашку зелёного чая с мятой и кедровыми орешками в знаменитом Кафе на Циновках, – в Сиди-бу-Саиде, «городе художников», где в двадцатые годы частыми посетителями были немецкие художники Август Маке и Пауль Клее, французская писательница Симона де Бовуар и писатель и философ Поль-Мишель Фуко. Там я должна была ждать связного с нашей стороны, который бы спросил у меня на французском, где можно выпить такой же традиционный тунисский кофе, как этот прекрасный чай, и заодно купить плетёную птичью клетку как сувенир.
Когда мы с «мужем», едва обосновавшись в миссии, отправились на арендованной машине в Сиди-бу-Саид, находящийся в двадцати километрах от столицы, я даже представить себе не могла, что еду в настоящую сказку. Название города переводится как Источник святого Саида, но я сразу переименовала городок, назвав его про себя Сэр Саид, настолько он поражал смешением культур.
Оказалось, что сине-белые здания с яркими вспышками розовых цветущих бугенвиллий, напоминающие греческие деревушки, полностью заслуга барона Рудольфа дЭрланже, представителя богемы Туниса начала двадцатого века, который добился решения сохранить город в сине-белой гамме и в дальнейшем вести постройки только в аутентичном андалузском стиле.
Я с самого начала заметила, что Тунис – страна закрытых дверей, причём дверей, непохожих одна на другую. На въезде в Сэр Саид, я разглядывала синие и чёрные кованые двери, изогнутыми полукруглыми подковами обещающие вход в рай, с различными аппликациями, заклёпками и узорами, пытаясь угадать, что за ними скрывается. С восемнадцатого века османские наместники Туниса и зажиточные тунисцы строили у святого минерального источника летние резиденции с великолепными воротами, но попасть в дом араба постороннему человеку практически нереально. Для этого на главной торговой улице города стоит дом-музей тунисского быта Dar el A
– Пошли уже, – выдернул меня из волшебных грёз «муж» и потащил с экскурсии работать – в Кафе на Циновках.
Благодаря экзотической обстановке – красно-зелёным колоннам в виде спиралей и полотнам, написанным маслом, тканым коврикам и традиционным светильникам, – в кафе были сняты различные фильмы. В кино «Неукротимая Анжелика» есть кадры, снятые именно здесь. Я понимаю режиссёра. Аромат кальяна окутывает гостей, сидящих без обуви на циновках, в воздухе витают запахи кофе с кардамоном и бесподобных восточных сладостей с орехами и корицей, и того самого мятного чая с кедровыми орешками, светящегося янтарными бликами в свете солнца, который мне пора научиться заказывать, пить и любить.