Страница 6 из 7
Июль 1961 года
Ее звали Хайдемари: 19 лет, из хорошей семьи, изучала банковское дело, по гороскопу Козерог, довольно своенравная.
На мое предложение «Могу я пригласить тебя в ресторан?» она холодно ответила: «Забудь! У меня есть друг».
В ответ на шутку «Его не Вилли случайно зовут?» я услышал: «Мечтай!»
И когда я с наигранным ужасом воскликнул: «Ну хотя бы кофе? Уж в этом ты мне не откажешь!» – она спросила: «Ты всегда такой трепач?»
Когда тебе 20, быстро влюбляешься и так же быстро остываешь. Но эта женщина меня зацепила.
Вода камень точит.
Хайдемари вняла моим мольбам. Это означало, что теперь я время от времени мог заехать за ней к ее родителям, а затем угостить гуляшом. За столом я изображал успешного пацана. Ни слова о том, что я живу в подвале и зарабатываю на жизнь продажей лотерейных билетов. Все шло хорошо, пока не закрылся рынок Пютцхен.
Был один из вечеров, когда мы с Хайдемари как раз договорились пойти в ресторан. День, как обычно, начался без завтрака. Подружки Хайдемари, как всегда, потешались: «Ну что твой хлюст из Флориды?» А у меня в кармане только 15 пфеннигов.
– Ты знаешь, Хайдемари, я должен тебе кое-что сказать, – решился я, собрав все свое мужество. – Я так дальше не могу. Все это одна большая ложь. У меня нет дома, я безработный. Я не тот, за кого ты меня принимаешь. Я голодаю и не знаю, на что жить.
Мы стояли на набережной Рейна, Хайдемари слушала очень спокойно. На мгновение стало подозрительно тихо. Разве что гудки пароходов доносились с реки. Она взяла меня за руку и твердо сказала: «Знаешь что, Вилли? С деньгами мы разберемся». Сказала и исчезла. А когда вернулась, принесла мне карривурст[34].
Любовь – это не лотерейные билеты продавать. Я сказал правду, и это открыло мне двери в сердце Хайдемари. Моя исповедь подействовала на нее. Если бы я и дальше разыгрывал перед ней роль успешного парня, мы никогда не были бы вместе. Но женщины, они такие. Спасают шелудивую дворняжку из приюта, а виляющего хвостом породистого кобеля из соседнего вольера оставляют без внимания.
Однако ни один мужчина не желает зависеть от денег своей новой пассии. А я не желал больше спать в подвале. Я пошел на почту, где висит таксофон, переступил через свою гордыню и набрал номер.
– Анна Вебер. Кто говорит?
– Привет, мама, это твой сын.
Признаться, у меня ком встал в горле.
– Ты где? Чем занимаешься? Все хорошо, Вильгельм? Ты не голодаешь?
В ее голосе звучало беспокойство. Мы поболтали, а потом мама вспомнила:
– Слушай, твой школьный друг Удо тебя искал. Он уже трижды звонил и оставил свой номер…
– Ну и? Как сам? – спросил по телефону Удо на следующий день.
– Да блин, хреново, – признался я.
– А у меня очень хорошо! – сказал Удо.
Выяснилось, что он работает в американском баре в Ульме и зарабатывает кучу денег, хоть и работать приходится до поздней ночи.
– Не сделаешь мне одолжение? – спросил я. – Я бы тоже хотел там работать.
– Окей, я поговорю с шефом. Может, ему еще кто нужен, завтра дам тебе знать.
«Если где-то закрывается дверь, где-то в другом месте открывается окно», – гласит народная мудрость. Из подвала секретной службы я выехал настолько же секретно, насколько въехал в него, и сел в поезд до Ульма, чтобы начать карьеру бармена.
Американские солдаты, расквартированные в Ульме, были не дураки выпить, я это быстро понял. Я не успевал смешивать коктейли. Учился готовить «Манхэттен», «Кровавую Мэри» и «Джин-Физ». Оказалось, американских солдат называют GIs, это из-за мусорных ведер, на которых напечатано GI – Galvanized Iron. Оцинкованное железо. В общем, неважно, как их называли. Пили они, во всяком случае, как русские.
Мне предоставили квартирку с мини-кухней, мой рацион состоял из консервированных равиолей и яиц. Кстати, на вкус не так плохо, как можно предположить. Я позволил себе стащить в баре початую бутылочку с жидким содержимым и этикеткой Tabasco. Ох и забористая вещь, елки-палки! Нужно отдать амерам должное: не жвачкой, колой и Элвисом едины, а еще и соусами, которые сойдут в качестве ракетного топлива.
– Скажи-ка, а где ваш басист?
К барной стойке подошел фронтмен группы. Своим набриолиненным белокурым коком он напоминал единорога. В руке у него была первая из 20 бутылок «пива после работы».
– Забудь! Он удрал за тридевять земель, – и пренебрежительно махнул рукой.
– Не жалко. Все равно размазня был, – стал я его утешать. – Кстати, если нужна помощь, скажи. Я играю на бас-гитаре.
У меня через плечо было перекинуто кухонное полотенце, сам я с преувеличенным вниманием смотрел в этот момент на только что отполированный стакан.
Ага. Как же. Ложь от начала до конца. Я не играл на бас-гитаре. Только на самой обычной классической гитаре.
Ну и что? Я называю это «творчески обращаться с фактами во избежание среднесрочных проблем с окружающими». Что в этом плохого, скажите на милость? По-моему, правду переоценивают. Это первое.
Второе: Единорог продавал свой коллектив как квартет. Если бы они теперь стали выступать как трио, им бы урезали гонорар. То есть я хороший человек, потому что предложил помощь в трудной ситуации.
И третье: если бы тайное и правда всегда становилось явным, у всех мужиков достоинство бы ороговело. Сколько про это мифов существует.
Так на следующий вечер я оказался на сцене. Это были времена Чака Берри, Билла Хейли, Литтл Ричарда и Чабби Чекера[35]. Быстрый жесткий бит 4/4.
Один приятель на скорую руку показал мне четыре «блатных» аккорда. Так что сыграть Hänschen-Klein[37], сидя в полпервого ночи у костра, я вполне был способен.
Я перекинул через плечо гитарный ремень, принял позу заправского музыканта и вдарил по струнам, как будто закинулся перед этим LSD. Нужно упомянуть вот что: время от времени я выключал звук. Гитара снабжена маленьким регулятором громкости – очень удобно. Шуметь все могут, я же в основном устанавливал негромкий звук и играл. Музыку, которую не слышно. Мое изобретение. Единорог со своим ансамблем и без того наяривал так, что отсутствие бас-гитары едва ли было заметно.
Разумеется, если бы ко мне кто-нибудь повернулся, он бы увидел, что я иногда не играю, но никто не оборачивался.
После рок-концерта я приставил гитару к стенке. И вдруг увидел перед собой Единорога. У меня перехватило дыхание.
Он стоял и разглядывал меня.
– Ну, играешь ты так себе, Вильгельм, – и ткнул меня в бок. – Считай, тебе повезло, что амерам нужен только рок-н-ролл.
Он вложил мне в ладонь 50 марок – меня приняли в группу.
Балаган
Ульм
Октябрь 1961 года
Я умирал от ревности и все деньги спускал на телефонные переговоры с Хайдемари. Она осталась в Бонне, и, надо признать, мои конкуренты увивались вокруг нее, как пчелы вокруг цветка. Нередко я представлял себе их хоботки. И мою маленькую Хайдемари, и пыльцу, и жу-жу-жу, и зум-зум-зум… Ах, да пошло оно все.
Как узнать, что мужчина потерял голову?
Он пишет любовные письма.
Мои сгодились бы в качестве экспонатов для Немецкого музея в Мюнхене, это были настоящие произведения искусства, бесконечные. Перед тем как положить письмо в конверт, я щедро сбрызгивал его средством после бритья.
Как написать хорошее любовное письмо? Нужно начать! Даже если не знаешь, что хочешь сказать. И так же закончить – не зная, что сказал. Мне постоянно не хватало слов, чтобы выразить при помощи них то огромное чувство, которое я носил под капотом моего радиатора. Единственное, что я хорошо помнил, исписав 10 страниц, так это то, что фраза «Я люблю тебя» повторяется по меньшей мере раз 100.
34
Обжаренная и порезанная на кусочки сосиска в томатном соусе с карри.
35
Чак Берри, Билл Хейли и Литтл Ричард – американские исполнители, стоявшие у истоков рок-н-ролла; Чабби Чекер – американский певец, популяризатор твиста. – Прим. изд.
36
Песня, ставшая хитом в 1954 году в исполнении Билла Хейли.
37
Нем. «Малыш Гансик» – немецкая детская песенка.