Твоя вина

– Не волнуйся за меня, Ноа, я в порядке, – заявил он секунду спустя. С одной стороны, Ник хотел, чтобы путешествие было приятным, но с другой – упрекал, потому что я оставила его.

Я вздохнула и подумала, что моя мама наверняка уже проснулась. Мы долго спали, и, если хотели успеть сделать все, что планировали сегодня, должны были поторопиться.

– Мне пора, – сообщила я, хотя и желала говорить с ним часами.

Он молчал.

– Береги себя. Я тебя люблю, – наконец сказал он и дал отбой.

Путешествие было потрясающим, как бы я ни скучала по Нику, я не могла поверить, что мне посчастливилось побывать во всех этих замечательных местах. Италия мне очень понравилась, мы посетили римский Колизей и гуляли по старым улицам, ели тортеллини, начиненные сыром, мясом и овощами, и лучшее малиновое мороженое, которое я когда-либо пробовала в жизни.

А теперь мы уже второй день в Лондоне. Я влюбилась в этот город. Все здесь казалось сошедшим прямо из романа Диккенса. Книги английских классиков, которые я успела прочитать, помогли мне познакомиться с британской столицей. Я словно переносилась в романтические истории, в которых женщины прогуливались по Гайд-парку верхом или пешком, всегда в компании своих спутников, разумеется.

Повсюду возвышались старинные, но прекрасно сохранившиеся здания. На улице Пикадилли, как всегда, бродили толпы людей: менеджеры в деловых костюмах, хиппи в разноцветных вязаных шапочках и просто туристы, такие же, как и я, прогуливались туда-сюда и любовались витринами этой великолепной улицы. Универмаг «Хэрродс» очаровал меня, но также и ужаснул ценами, хотя, думаю, кому-то вроде Лейстеров отдать десять фунтов за крошечную упаковку шоколадных конфет не составляло никакого труда.

Мама была в восторге от лондонского великолепия. Она казалась такой же взбудораженной, как и я, а ведь она и Уильям уже успели попутешествовать вдвоем. Медовый месяц они тоже провели в Лондоне, а затем отправились на две недели в Дубай.

Тем не менее мать была гораздо более подготовленной, что было видно невооруженным глазом. Она даже посмеивалась надо мной, но мы обе знали, что, сколько бы городов она ни повидала, эта поездка для нее – особенная, ведь мы проводили все дни вместе.

Шло время. Мы путешествовали уже четырнадцать дней. Еще предстояло посетить Францию и Испанию. Уже минуло три дня с момента последнего разговора с Николасом. Обычно мне не приходилось делить номер с мамой. Мы всегда спали в люксе с двумя отдельными комнатами, но во Франции с бронированием что-то перепутали, поэтому мы оказались не просто в одном номере, но и в одной кровати.

– Тебе нравится Париж? – спросила мама, снимая сережки.

Она уже надела пижаму, а я была завернута в полотенце, с волос капала вода: только что я приняла душ.

– Прекрасный город, – ответила я, вытираясь.

Я повернулась к зеркалу, у которого мама расчесывала волосы. Ее глаза в зеркале на несколько секунд застыли, рассматривая шрам на моем животе.

Я не должна была раздеваться перед ней. Я ведь знала, как она огорчается каждый раз, когда видит свидетельство того, что в детстве я едва не погибла, спасаясь от отца. В ней воскресали плохие воспоминания, они пронзали ее разум, и я захотела заставить мать вернуться к любой радостной мысли, прежде чем она обвинит себя в чем-то, в чем не виновата.

– Ты говорила с Николасом? – спросила она через минуту, когда я забралась в постель уже в пижаме и ждала, когда она закончит наносить все кремы, которые взяла в поездку.

– Да, он передавал тебе привет, – солгала я, стараясь не выдать себя. Отношения между Николасом и моей матерью были не самыми лучшими, поэтому я старалась не говорить ничего лишнего.

Мама задумчиво кивнула.

– Ты счастлива с ним, Ноа? – вдруг спросила она.

Я не ожидала вопроса и на несколько мгновений потеряла дар речи. Ответ был прост: конечно, я счастлива с ним больше, чем с кем-либо еще. Затем я вспомнила, что однажды, когда мы с Ником еще не встречались, он спросил меня о том же: была ли я счастлива.

Я тогда ответила, что счастлива, когда он рядом. Но ведь теперь его нет возле меня! А что я испытываю вдали от него? Была ли полностью счастлива прямо сейчас, находясь здесь, в номере отеля, за тысячи километров от Ника, хоть и знала, что он любит меня – и очень скоро мы снова будем вместе?

– Твое молчание тревожит.

Я подняла глаза и поняла, что мать неправильно все истолковала.

– Конечно, я счастлива с ним, я люблю его, мамочка, – поспешила уточнить я.

Она нахмурилась.

– Ты выглядишь не очень уверенной, – заявила она, но, похоже, я услышала некоторое облегчение в ее голосе.

– Проблема в том, что я слишком люблю его, – бросила я. – Моя жизнь без него не имела бы никакого смысла, и это пугает меня.

Мама на секунду закрыла глаза, а потом внимательно посмотрела на меня.

– Тут нет никакой логики.

Конечно, у меня она была. У нас с Николасом все серьезно, с ним я чувствовала себя защищенной, он оберегал меня от кошмаров, обеспечивал безопасность, которой мне не хватало на протяжении всей моей жизни. Он был единственным человеком, которому я могла рассказать о любых проблемах. Поэтому, когда мы были в разлуке, я чувствовала, что теряю контроль над собой. Меня преследовали мысли, которых не должно быть, я чувствовала то, что не должна ощущать.

– В этом вся логика мира, мама. Я думала, что ты, из множества людей, которых я знаю, поймешь меня, ведь я вижу, как ты влюблена в Уильяма.

Она покачала головой.

– Ты ошибаешься, никто не должен быть причиной твоего существования, слышишь меня, Ноа? – Внезапно она побледнела и с тревогой посмотрела на меня. – Моя жизнь долгое время вращалась вокруг одного человека, того, кто не заслуживал ни минуты моего внимания. Когда я была с твоим отцом, верила, что только он способен вынести меня, считала, что никто никогда не сможет любить меня, а я не сумею жить без него.

Мое сердце начало учащенно биться. Очень редко мама рассказывала мне об отце.

– Боль, которую он причинял мне, не могла сравниться со страхом, который я испытывала, находясь вдали от него… Такие люди, как твой отец, проникают в разум и делают с партнером, что захотят. Никогда не позволяй мужчине захватить твою душу, Ноа. Ты не можешь предугадать, что он собирается с ней делать, хранить и почитать – или позволить ей увянуть в его руках.

– Николас не такой! – нервно крикнула я. Я не хотела слышать это из уст матери. Зачем она говорит мне такое! Сердце снова будет разбито. Николас любит меня и никогда не бросит, он не был похож на отца и никогда не будет.

– Ноа, хочу сказать лишь одно: на первом месте должна быть именно ты, а потом остальные… Мы всегда должны ставить себя на первое место, и если твое счастье зависит от парня, значит, тут есть над чем задуматься. Мужчины приходят и уходят, но счастье – это то, что только ты можешь себе дать.

Я старалась, чтобы сказанное не повлияло на меня, однако слова матери крепко засели в душе. И ночь стала показательным примером.

Мои руки были связаны. Повязка так плотно закрывала глаза, что свет не пробивался через ткань. Сердце бешено билось, холодный пот стекал по телу, дыхание, учащенное от страха, свидетельствовало о том, что у меня вот-вот начнется приступ паники.

Я была одна, никого рядом. Бесконечная тьма окружала меня, а вместе с ней и причина всех моих страхов. Затем внезапно с меня сняли повязку и развязали веревки на руках. В большое окно проникал дневной свет. Я побежала по бесконечному коридору, а внутренний голос твердил, что я должна остановиться: ведь на другой стороне меня не ждет ничего хорошего.

Я все равно выбралась из коридора, и меня сразу окружила толпа одинаковых Ронни, направивших на меня пистолеты. Я замерла, боязливая и дрожащая. От пота футболка стала мокрой.

– Ты знаешь, что должна сделать, – сказали мне все Ронни одновременно.