Твоя вина

– Не могу дождаться, когда Ноа переедет ко мне. Когда это случится, глупости закончатся, и мачеха будет более серьезно смотреть на наши отношения, – сказал я, крепко сжимая руль. В Лос-Анджелесе было три часа дня, поэтому Ноа, вероятно, спала. Как бы я хотел оказаться в постели вместе с ней!

Лион загадочно промолчал, и я с любопытством покосился на него.

– Что с тобой? – спросил я, видя, что настроение парня совсем ухудшилось. Да уж, мы не могли друг друга подбодрить.

Он уставился в окно.

– Я бы тоже был не прочь жить с Дженной, ну… знаешь, в каком-нибудь нормальном месте, а не в той дерьмовой хибаре, в которой обитаю, – заметил он наконец.

Я был искренне удивлен. С тех пор как мы познакомились, больше пяти лет назад, я никогда не слышал, чтобы Лион вот так жаловался или ныл. Мы из совершенно разных миров: у меня есть банковский счет, а в фирме я зарабатываю очень хорошие деньги. Мне никогда не приходилось беспокоиться о насущных вопросах, меня воспитывали в роскоши, я вырос, имея сразу все, однако осознавал, как трудно что-либо получить, если у тебя нет отца-миллионера, готового предоставить тебе любые блага.

Когда я переехал к Лиону, то понял, что не все падает с неба, а люди могут жить по-настоящему плохо и экономить, чтобы найти деньги хотя бы на еду. Друг вкалывал в мастерской, доставшейся ему от отца. Он не мог рассчитывать на родного брата, ведь тот уже дважды отправлялся в тюрьму, поэтому Лион взял на себя ответственность за все и платил за жилье и за мастерскую.

Я участвовал в автогонках, боях, в чем угодно, поскольку, помимо того, что мне это нравилось, я помогал Лиону. Мы были как братья, хотя порой различие между нами становилось очевидным.

– Ты же знаешь, что Дженне плевать, где ты живешь, Лион, – сказал я, ощутив тревогу. Лион не должен проходить через все это, он не должен так думать. В мире нет никого более достойного нормального спокойного существования, чем он. Кроме того, Дженна никогда не являлась для парня обузой: разумеется, у девушки имелся счет в банке. Когда ей исполнится двадцать один, она сможет использовать капитал, как ей вздумается. Боже, ведь ее отец нефтяной магнат…

– Мне все равно. Думаешь, я не в курсе, к чему она привыкла? – упрекнул меня Лион, повышая тон. – Я не способен дать даже половины из того, что ей нужно.

– Не все в жизни измеряется деньгами, – сказал я.

Лион расхохотался.

– Заявил богатенький мальчик.

Да, он перегнул палку, и в любой другой раз я бы послал парня к черту, но понимал, что сейчас Лион откровенен как никогда. Друга что-то сильно угнетало и тревожило.

Я не ответил, и он умолк. Мы продолжили путь в тишине, слушая музыку, и не остановились даже, чтобы перекусить.

По прибытии наше настроение изменилось: невозможно было не чувствовать влияния атмосферы Лас-Вегаса и людей, приехавших просаживать свои деньги в казино. «Цезарь» был впечатляющим отелем, напоминающим город, с бутиками лучших брендов модной одежды… Девчонки здесь сходили с ума. Это, конечно, не Италия, однако стоящее место, нужно признать. Наш номер находился в западном крыле. «Цезарь» оказался огромным, нам понадобилось изрядное количество времени, чтобы добраться до комнаты.

– Что будешь делать? – спросил Лион, выходя на террасу и закуривая сигарету.

– Давай выпьем, – ответил я. Мне не хотелось признаваться, но всякий раз, когда я собирался к Мэдисон, мое настроение немного портилось, мне жутко не нравилось, что сестренка живет так далеко от меня, я не мог этого выносить.

Мы спустились в лобби и заглянули в один из баров отеля, тот, который располагался рядом с казино. Лион хорошо играл в карты, и я был уверен, что он захочет проверить свои навыки, прежде чем мы опять поднимемся в номер. Уже стемнело, поездка утомила меня, но несколько порций выдержанного рома постепенно усмирили мою нервозность, и настроение снова улучшилось.

– Хочешь сыграть? – спросил Лион через полчаса, когда мы оба были уже порядком навеселе.

– Иди ты, а я лучше останусь, – ответил я, доставая мобильник и проверяя, нет ли сообщений от Ноа.

Незадолго до этого я послал Ноа наполовину шутливое сообщение с вопросом, нужно ли отправить особенное послание, чтобы она вспомнила обо мне. Мы не разговаривали почти два дня, если я не ошибаюсь, она должна была уже прилететь в Лондон.

Ноа ответила мне.

Хранить что-то в своем сердце, чтобы помнить тебя, было бы признанием, что я могу тебя забыть.

Я закатил глаза и отправил ей новое сообщение.

Может, еще процитируешь Шекспира, чтобы поболтать со мной? Как тебе такая идея?

Через секунду на экране появились три точки. Ноа печатала. У меня внутри разлилось тепло, которое я чувствовал только тогда, когда дело касалось Рыжей.

Я здесь только два часа, но уже впитала всю культуру этой страны, и если тебе не нравятся мои романтические сообщения, я перестану их отправлять, дурак.

Послание сопровождала куча сердитых смайликов. Я усмехнулся и начал набирать ответ.

Я дам тебе кое-что более ценное, чем романтические сообщения, когда ты вернешься из поездки. Ни один мертвый писатель не понадобится. Мы с тобой сами – поэзия и любовь.

Я и понятия не имел, как прожить без Ноа еще несколько недель.

Наутро я встал пораньше и принял душ, пытаясь хорошо выглядеть при встрече с сестренкой. Я заберу ее, привезу сюда и вместе с Лионом решу, что делать.

Наконец я покинул туристическую зону этого сумасшедшего города и вскоре добрался до богатенького района, где жила моя мать. Вылез из машины и надел солнцезащитные очки, сожалея о выпитом накануне алкоголе. Я совсем расклеился, а ведь мне следовало держать себя в руках и быть уверенным в том, что жизнь не подкинет мне никаких неприятных сюрпризов, поэтому, когда я увидел женщину, которая держала Мэдди за руку и направлялась ко мне, пришлось несколько раз глубоко вздохнуть и напомнить себе о главном.

Мэдисон – шестилетняя девочка, не стоит прятаться в машине и уезжать без оглядки.

Но высокая светловолосая женщина была моей матерью и последним человеком, которого мне хотелось видеть.

– Ник! – крикнула сестренка, отпуская руку матери и бросаясь ко мне.

Я приложил все усилия, но не подал виду, что от ее пронзительного крика (а его может издавать только Мэдисон) у меня едва не заложило уши. Как только малышка приблизилась ко мне, я взял ее руки.

– Здравствуй, принцесса! – поздоровался я, обняв ее и не обращая внимания на мать, которая остановилась рядом.

– Привет, Николас, – сказала мать робко, но держась прямо, как всегда. Она не слишком изменилась с тех пор, как я видел ее в последний раз, около восьми месяцев назад, когда она и ее муженек недосмотрели за дочерью, и Мэдди угодила в больницу из-за диабетического кетоацидоза.

– Что ты здесь делаешь? – прошипел я, осторожно опуская Мэдди на землю.

Моя сестренка тут же встала между нами, схватив мою ладонь и потянувшись к матери.

– Наконец-то мы втроем! – воскликнула Мэдди, полная иллюзий.

Не знаю, сколько раз сестра умоляла меня приехать в гости, сколько раз настаивала на том, чтобы я поиграл вместе с ней в детской. Она приглашала меня на любые праздники. У всех просьб была одна цель: чтобы мы с матерью находились в одном помещении.

– Я хотела поговорить с тобой, – ответила мать, напрягаясь, но стараясь не подать виду.

Я смерил ее взглядом. Она была превосходно одета, короткие светлые волосы увенчивала нелепая диадема или нечто в этом роде. Мать была такой же, как все женщины, которые окружали меня сызмальства, а их я ненавидел и презирал за то, что они были такими примитивными. Благодаря ее внешности любые мужчины, которых она когда-либо встречала, относились к ней, как к пчелиной матке: боготворили и хотели трахнуть.

– Ничто из того, что ты хочешь сказать, меня не интересует, – процедил я, стараясь, чтобы она не заметила, как сильно меня влекло к ней и одновременно было неприятно ее видеть.