Король под горой

В дверях показывается фельдмаршал. Илия распрямил ноющую, застуженную спину, встал по стойке смирно, выполнил воинское приветствие. Он был рад, что эта пауза прервана. В коридоре каждый офицер выше его по званию, непонятно было к кому обратиться первому. Появление фельдмаршала все решило.

– В кабинет, джентльмены, – пригласил он. – Или мы ждем еще кого-то, кроме Первого советника?

– Министр иностранных дел телеграфировал, что получил последние сведения еще ночью и сразу же выехал. Может прибыть с минуты на минуту, – ответил один из гражданских чиновников. На лацкане его шинели блестела эмблема из шести сфер – трех крупных и трех спутников.

– Ах, верно, – фельдмаршал промокнул лоб платком (в коридоре было до ужаса душно) и удалился обратно. Собрание неспешно перетекало из коридора в кабинет. Илия решил блюсти субординацию и идти последним. Впрочем, он все же надеялся встретить отца на лестнице. Стоило Илии покинуть последнюю ступень, как снизу поднялось эхо женского родного голоса.

– Илия! Илия, мы приехали! – звучало под грохот каблуков.

Потоптавшись немного, Илия развернулся и спустился навстречу. Невысокая светловолосая женщина влетела к нему в объятия.

– Мама! – он обнял ее неуверенно, боясь испачкать светлое, молочного цвета пальто. От волос повеяло знакомыми духами. Илия слегка повел нос навстречу запаху. – Я так рад! Но я грязный.

Она отпрянула, чтобы разглядеть лицо сына, но объятий не разомкнула.

– Какая глупость, милый, какая глупость! Как я скучала! – она вновь обвила его и, кажется, всхлипнула. Илия стушевался еще больше.

– Ну вот, я все испортил, – он явно имел в виду пальто, которое уже окрасилось крупными пятнами.

– Лесли, отпусти его! – к ним медленно поднимался седой мужчина в темном пальто и широкополой шляпе. Он снял ее на ходу. Илия заметил, как отец ослаб и постарел – каждый шаг по лестнице давался ему с трудом и отдышкой. – Хватит позорить его перед командованием. Да отпусти, говорю, не собираешься же ты идти с нами на совет.

Лесли поджала губы, нехотя отдалилась от сына. Она всем видом выказывала обиду. Но стоило ей посмотреть на Илию, как лицо разгладилось, взгляд просветлел, на щеках залегли ямочки от улыбки. Она и не заметила, как муж прошел мимо них.

– Иди, Илия. Тебе пора, – она вскинула лицо, чтобы вобрать слезы обратно за перевал век.

– Давай, Илия, тебе пора.

Она всегда приговаривала, подталкивая в нужную сторону. И ему всегда надо было куда-то идти. Долгий путь до окопов, где на горизонте полыхали золотые молнии, начался намного раньше.

Глава I. Бунт в доме Гавелов

«Теперь дети не играют, а учатся. Они все учатся, учатся, и никогда не начнут жить».

«Алые паруса», Александр Грин.

Лето начнется завтра. А через две недели Илии Гавелу исполнится шестнадцать лет. «Мой милый летний мальчик, – приговаривала его мать Лесли, приглаживая его локоны». Мимолетные весенние каникулы промчались быстро, словно бежали наперегонки с мальчишками от футбольного поля к реке. Но тепло тех дней теперь приходило по утрам охотнее. Солнечные лучи лежали на заправленной кровати, а Илия им завидовал. Впрочем, какой юноша любит вставать раньше обеда? Илия собирался, вальяжно, не торопясь. Патефон проигрывал пластинку джаз-бэнда, уникального и запрещенного в этом почтенном доме. Лорд Гавел, рожденный в эпоху умирающей старой оперы, не любил новомодной музыки. Илия кивал головой в такт, и его золотые кудри то взметались, то падали на высокий лоб. Он даже подпевал – знал, что гувернер ни за что на него не пожалуется. Отец же мог бы прийти утром в комнату Илии только по случаю катастрофы. Тогда ему явно будет не до музыкальных предпочтений подростков. Зажав во рту зубную щетку, Илия мычал слова заводной песни. Он собирал учебники в портфель. В дверь спальни опять постучали, Илия добежал до умывальника, сплюнул зубную пасту и отозвался. Он заверил, что почти готов, хотя только пошел умываться. Чудесное время, когда промедление не сулит даже нагоняя. Илия вовсе не любил спешку и больше всего, когда его торопили. Он всегда был уверен, что все успеет.

Пятнадцатилетие принесло ему новые блага: старшую школу, взрослую одежду и водительские права. А предстоящий День рождения – первый в его жизни мотоцикл. Он получил его вчера. Илия бы все отдал, чтобы приехать на нем в школу сегодня. Безусловно, все одноклассники сменили короткие детские штанишки на длинные брюки как раз к выпускным экзаменам, но вряд ли кто-нибудь еще смог бы подкатить к велосипедной парковке на новом «Рэнк Фрэнке», оглушив округу моторным ревом. Илия разочарованно взглянул на слетевшую с пластинки лапку патефона. Внезапная тишина была ответом на все вопросы в его голове: «Конечно, нет, тебе никто не позволит это сделать».

– Илия! Ты опоздаешь! – прикрикнула мама за дверью. Было слышно, как она проходит мимо, не удосужившись даже постучать.

Это подстегнуло Илию, он ускорил процессы утренних ритуалов и вывалился в коридор, по пути надевая школьный пиджак.

Если мама пришла за ним лично, значит, сегодня она проводит его в школу. «Вот тебе и рев мотоцикла, Илия, – ворчал он под нос. – Явишься за ручку с мамой». При всем его желании отроческого бунта, он не выказывал протеста родителям напрямую. В семье Гавелов царило завидное понимание: каждый знал, что слово отца было последним. Вряд ли Лесли сама придумала подняться с утра, чтобы отвести Илию на первый урок. Уже у самого выхода в вестибюле Лесли поцеловала сына в щеку. Сегодня она была в синем. Значит, причина ее сопровождения была заурядной. Лесли носила всего два оттенка: синие и белые. Последние были для торжественных, важных дней. Она могла оттенить свои кипенные наряды золотыми украшениями или цветным жемчугом. Сейчас же на ней были серые туфли, шляпка мышиного цвета, нежное, голубое платье и легкий синий палантин, расшитый серебряными птицами. Лесли знала, что эти цвета идут ее светлым волосам и очерченным длинными бровям, бледному лицу, бирюзовым венам на запястьях и васильковым, прекрасным глазам. Илия всегда любовался матерью. Он был рад, что она – такая.

В то же время безупречная Лесли носила на себе бремя идеала, как доспехи. На нее сложно было сердиться и невозможно ругать. Илия хотел было возмутиться, что он старшеклассник, а не ребенок, но умиротворяющий синий цвет погасил всякий гнев в нем. Илия только вздохнул, а выходя из машины у ворот школы, он подставил матери локоть, мол, обопрись и войдем уже во двор, как два взрослых человека.

– Держи меня под руку, я тебя вовсе не стесняюсь, – подумал Илия, но не сказал. Он только заметил, как мать счастливо улыбнулась. В их семье было принято общаться молчаливо, галантными жестами и вежливой немой уступчивостью.

По эту сторону изгороди сновали торговцы всем, что могло бы понадобиться ученикам, родителям и школьным работникам. Здесь были и цветочницы, и лавочники из пекарни со свежими булочками и пирогами, и чистильщики обуви, и мальчишки со стопкой газет, выкрикивающие зычные заголовки. Илия потянулся за одним из номеров «Старого печатника». Мать одернула его.

– Илия, – прошептала она почти в ухо сыну. – Ты же знаешь, отец против того, чтобы мы читали прессу. Все важное он расскажет нам за ужином.

Но он уже расплачивался с курносым парнишкой. Он поблагодарил Илию за покупку, обратившись к нему «сэр». Илия подумал, что, может, он и впрямь выглядит, как солидный джентльмен, а не школьник.

– Не переживай, – Илия наспех свернул и положил газету в карман пиджака. – Мы не виделись с однокашниками две недели, странно быть не в курсе новостей. Да и потом, это же «Старый печатник», там публикуют объявления и городские байки.

– Тем более не понимаю, зачем ты его купил. Шофер все видел.

Илия улыбнулся и покачал головой. Трепет его матери перед мужем иногда выходил за рамки обыкновенной почтительности. Илия лукаво умалчивал, он точно знал, зачем купил «Печатника»: он все надеялся, что его поэму опубликуют. Эта еженедельная газета была единственным литературным изданием в периодике. Все известные эскалотские писатели и поэты хотя бы однажды там публиковались. Карьера многих из них зачиналась именно на странницах «Старого печатника». Илия не говорил ни родителям, ни друзьям о том, что пишет. Тем более, что пишет стихи. Родители пожурят, парни засмеют. Поэзия была делом либо великих мужей, либо посредственных девчонок, так говорили. Илия же до первых еще не дорос, хотя уже шел под руку с дамой и в новых брюках, достающих ему до ботинок, и мальчик, продающий газеты назвал его «сэр». Неплохое начало взрослой жизни.