Повелительница Песка

– Служба-то как? – спросил Тиберий.

– Неплохо. Пришлось подавлять несколько бунтов, и только, – ответил Гай Фабий, доедая вторую ножку птицы. – Да и несколько стычек было с местным населением из-за налогов, но всё благополучно разрешилось.

– Налоги – это дело тонкое, – проговорил Марк. – Для меня что деньги, что налоги – одно и то же. Государству приятно пополнять казну, а людям – кошельки.

– Лучше бы ты, дорогой родственник, интересовался более насущным, нежели деньги, – обратился к кузену Гай Фабий.

– А что может быть более насущным, нежели деньги, дорогой кузен? – ответил хозяин дома, отщипывая виноградинку от кисти, которую держал в левой руке. – Я далёк от политики. Если бы я так усердно рассуждал о ней, как это делают многие из моего окружения, то давно бы обнищал. Земли и рабы – вот что приносит истинное удовольствие, и это удовольствие я могу пересчитать и положить себе в карман.

– А какую прибыль тебе, дядя, могут принести рабы помимо того, что они на тебя работают? – неожиданно спросил Лукреций. Клавдий хотел что-то сказать сыну, но Марк остановил его движением руки.

– Понимаешь ли, Лукреций, когда ты держишь в своём доме разнополых рабов, то рано или поздно они начнут плодиться, и ты даже не заметишь, как какая-нибудь служанка уже на сносях, – произнёс мужчина, отправив в рот очередную ягоду и запив её глотком вина. – А дальше всё просто и понятно. Матери-рабыни сначала скормят детей молоком, а потом разделят с ними и свой ужин, лишь бы их отпрыски выжили. Эти дети рано или поздно вырастут. Их можно продать в другую знатную семью. И это всё произойдёт потому, что их несчастные родители так сильно когда-то возжелали друг друга, – и он взмахнул рукой, подчеркивая свои слова. – Деньги из неоткуда.

– Если быть точнее, то из вполне конкретного места: из утроб их матерей-рабынь, – и все рассмеялись от слов Тиберия.

– Верно подмечено, – заметил Гораций, делая ещё один глоток.

– Слышал, что ты школу гладиаторов открыл, – сказал Гай Фабий. И на этой фразе дяди глаза Лукреция зажглись.

– Да, открыл, – томного пробормотал Марк. – Тоже очередной вид заработка.

– А не то ли это здание, которое мы проходили? – спросил Лукреций.

– Да, – подтвердил мужчина. – Оно забором примыкает к самому дому. Если хочешь, можешь посмотреть.

Гораций сделал знак слуге.

– Сопроводи его.

– Да, хозяин, – поклонился слуга.

Парень тут же сорвался с места и быстрым шагом пошёл на улицу.

Глава 5.

Женщины и девушки расположились у фонтана под тенью единственного оливкового дерева, которое росло в доме Горация.

– Только здесь я чувствую себя лучше. Тут так прохладно, – сказала Туллия.

– Да и жара никому не даёт покоя. А в твоём-то положении жара является настоящей пыткой.

– И не говори, Августа. Твоя правда. Мне так тяжело даётся эта беременность. С моими сыновьями такого не было. Выносила и родила я их так, словно и не было этого всего. А тут, какую бы позу ни приняла, от каждой дурно. Думаю, что девочка будет.

– Со мной было наоборот, – добавила супруга Тиберия. – С дочерью мне было легко, а вот вынашивание сына мне далось трудно. Знающие бабки меня ещё месяц в чувства приводили.

К ним подошёл Лукреций.

– Пошли, я покажу тебе его, – сказал он, схватив сестру за руку.

– Кого?

– Сцеволу.

– Я не пойду с тобой, – вырвалась девушка.

– Сцевола – хороший человек, – сказала Туллия. – Местная легенда. Когда мой супруг построил здесь школу гладиаторов и перевёз их сюда, многие местные, чтобы только одним глазком взглянуть на Сцеволу, постоянно караулили и поджидали его у нашего дома. И ещё они хотели взглянуть на Волчицу.

– На настоящую волчицу? – удивилась девушка.

– Нет. Это прозвище. У нас есть помимо мужчин и одна женщина-гладиатор, – пояснила хозяйка дома. – Её зовут Юлия. Сходи, посмотри с братом.

Клавдия слышала, что есть гладиатрисы, но никогда не видела их вживую. На арене, куда они с братом частенько приходили тайком от отца, она видела мужчин, сражающихся или друг с другом, или с диким зверем, но никогда женщин-гладиаторов.

Что-то ёкнуло в её душе, и она последовала за братом, не раздумывая. Теперь она смотрела на одержимость Лукреция совсем по-другому. Ей самой стало интересно всё то, о чём так часто рассказывал ей брат.

Глава 6.

Школа гладиаторов была обнесена высоким трёхметровым каменным забором. Во дворе была своеобразная песчаная арена, окруженная по периметру невысокими кипарисами. Вдоль северной стены, напротив входа было две одноэтажных постройки. Первая (самая большая) выступала в качестве дома для гладиаторов, а вторая была хозяйственной постройкой, в которой была душевая, кухня и отдельная комната для инвентаря. Между домом и постройкой был каменный колодец, к которому подвели воду из дома Марка Горация. Воду из колодца черпали с помощью деревянного просмолённого ведра, к ручке которого была привязана верёвка, сделанная из конского волоса. Позади построек, между стенами и забором было отхожее место, которое больше напоминало конуру с дыркой в утоптанном земляном полу, чем на то отхожее место, которое было в домах знатных семейств.

Слева от входа, напротив основного жилого здания был гладкий деревянный столб, когда-то бывший высоким тополем, но высохшем с годами. Люди сняли с мёртвого дерева кору, срубили подчистую ветки и верхушку, превратив без малого почти пятиметровый ствол в объект для тренировок, залезть на который многим получалось далеко не с первой попытки.

Сам вход в школу гладиаторов был сделан из двух широких дверей с резьбой. Между досок, из которых были сделаны двери, можно было разглядеть то, что происходило внутри, но щели были такими узкими, что закрывали практически весь обзор, и годились лишь для того, чтобы в них глазели дети.

– Ты что-нибудь видишь? – спросила Клавдия брата, который прильнул к двери и пытался что-то рассмотреть сквозь щель.

– Да нет, – ответил Лукреций. – Только четверых их восьми гладиаторов, если не считать Волчицу. Я их видел и в прошлый раз.

– Дай мне посмотреть, – и девушка оттолкнула парня.

Перед её очами открылся двор, деревья, песчаная арена, на которой сражались друг с другом гладиаторы.

– Кто из них Сцевола? – спросила она.

– Вообще-то, Сцевола – это я, – послышался за их спиной голос с приятным низким тембром и лёгкой, едва уловимой хрипотцой.

Сердце Клавдии заколотилось от волнения. Она зажмурила глаза, обернулась.

«Ну, давай же, трусишка, открой глаза!» – говорила она себе.

Перед ней стоял коренастый мужчина, чья мускулатура под загорелой кожей напоминала барханы в пустыне. Его чёрные, как смоль, волосы, были зачёсаны назад и заплетены в толстую косу, доходившую до середины груди. Вески и лицо Сцеволы были тщательно выбриты. На его лице был шрам, рассекающий молнией левую бровь. На левом предплечий у него был ещё один шрам, явно оставленный на арене в схватке со львом. Его глаза были выразительными, скулы высокими, а губы пухлы. В нём было что-то особенное, притягательное.

Сцевола держал двух убитых куропаток за лапы, перекинув их через плечо.

Рядом с ним стояла Юлия с небольшой корзиной фруктов. Это была девушка среднего роста, загорелая не меньше самого Сцеволы. Её волнистые тёмно-русые волосы были стрижены и слега прикрывали уши за исключением одной-единственной пряди у самой шеи сзади, которая была заплетена в косичку. Её руки покрывали шрамы от самых маленьких и еле заметных до достаточно крупных и плохо зарубцевавшихся.

«Шрамы – это плата за то, что мы выходим на арену. Уж лучше шрам, чем смерть!», – часто повторяла сама Юлия.

– Чем обязан? – продолжил наставник гладиаторов. Он видел, что перед ним не простые дети плебса10, а дети уважаемого семейства, поэтому не стал их прогонять.

10

Плебеи или плебс (в переводе «простой народ») – население Древнего Рима, которые первоначально не были наделены политическими правами, в отличие от патрициев.