Страница 42 из 50
На реке также спешно копошатся дружинники, завершая подготовку будущего костра из телег, да рассыпая за ними «чеснок». Скоро подожгут… Ратибор расположит семь сотен своих дружинников следующим образом: две сотни стрелков расположились на Царевом холме, еще столько же заняли позицию на высоком берегу, на некотором удалении от моих лучников. Три сотни копейщиков воевода разбил на две неравные половины: одну сотню отправил на высокий берег, в помощь нам, а заодно и своим дружинникам (не иначе алаверды за моих стрелков). Оставшиеся же прикрыли перешеек между непроходимой, но расположенной чуть в стороне дубравой и высотой. А вот все десять «скорпионов» Ратибор поднял к себе на курган — что, в принципе, вполне справедливо.
Наконец, после недолгой заминки, запылал и большой костер на реке — теперь уж засада (а точнее заслон с засадой), точно готовы. Князь выиграл нам время — вот только где теперь он сам? Где его дружина?!
Неожиданно для самого себя, боковым зрением я уловил со стороны Рязани какое-то движение. А направив взгляд на север, разглядел вдалеке довольно крупную группу всадников, бодро рысящих по льду Прони в нашу сторону. От неожиданности аж дыхание перехватило, да сердце бешено застучало в груди, разгоняя по жилам кровь — подумалось, что это татары поспели, истребив под корень княжескую дружину. Но нет — вон как солнце искрит на бронях и шеломах! Наши возвращаются — ведь не может же быть, чтобы поганые пустили вперед хасс-гулямов или тургаудов, да без прикрытия многочисленных лучников!
Точно наши!
Глава 21
Уже после ухода орды из под стен Арпана к Бату-хану наконец-то прибыли туаджи, отправленные до того к Бурундаю и Кадану. Они принесли черную весть — татарских тумен поблизости Пронска нет. Но город, судя по внешнему виду стен, подвершийся осаде и штурму с применением камнеметов, по-прежнему занят орусутами… И главное — в двух верстах от него высится жуткий холм из сваленных в кучу тел убитых нукеров!
Слова кагана Югри подтвердились…
Впрочем, паники это сообщение не вызвало — ларкашкаки уже давно был внутренне готов к тому, что оставшиеся позади тумены разбиты, не иначе как с помощью черниговского князя. Но при этом Бату-хан не верил, что у последнего после победы на Каданом и Бурундаем хватит сил открыто противостоять все еще мощной орде, избежавшей кровопролитного штурма Арпана. Тем не менее, в голове тронувшийся на юг орды он вновь поставил тумен Субэдэя, своего лучшего полководца. Точнее даже два тумена, учитывая, что поредевших урянхаев нойона разбавили нукеры Кюльхана с ним во главе… В итоге полнокровная «тьма» нойона вышла разношерстной, но достаточно сильной: есть в ней и многочисленные гвардейцы тургауды и хорчины из числа монголов, и крупный отряд тяжелой хорезмийской конницы, разбавленный немногочисленными панцирными всадниками кипчаков — хошучи. Много половцев и тюрков, вооруженных луками, имеется и тысяча урянхайских стрелков-хабуту.
Темник, вставший во главе объединенного тумена, поспешно повел его на юг, отправив вперед тысячу кипчаков. Последние неплохо показали себя, не единожды перехватывая потерявших осторожность орусутов из числа селян, попытавшихся было вернуться в оставленные ими, но не сожженные татарами веси. Что же, самонадеянность вышла им боком — ведь хашар орде был более не нужен! А после смерти сына в душе нойона все еще кровоточила страшная рана, не позволяющая ему забыть о мести… И пусть Субэдэй, искусно умеющий владеть собой, не позволял окружающим прочесть свои чувства, скрывая их за маской равнодушия и легкой иронии, на самом деле он скорбел.
И нестерпимо жаждал воздать врагу за убийство Кукуджу!
Пусть даже простые поселяне были ни в чем не виноваты… Всех их ждала смерть под клинками половцев — не щадили никого, даже самых маленьких крох. А еще кипчаки головной тысячи захватили какое-то количество еды и корма для лошадей — необходимость и в первом, и во втором остро возрастала с каждым днем…
Однако же в настоящем бою кипчаки из восточных орд потерпели сокрушительное поражение, будучи разбиты крепкой дружиной орусутов. Впрочем, Субэдэй не особенно гневался, понимая, что в навязанной врагом ближней схватке у легких всадников не было ни единого шанса против закованных в железо батыров, к тому же сражающихся на мощных, рослых и агрессивных жеребцах!
После победы над Каданом (и, видимо, Бурундаем) черниговский князь наконец-то сделал первый ход… Но лучший полководец не только Бату-хана, но и Чингисхана не боялся схватки пусть даже и с сильным врагом. Нукеров у него хватает — а при необходимости, подкрепление от следующих позади тумен успеет прийти на помощь. А потому нойон обрадовался скорой битве — ибо он давно ждал ее, даже жаждал! Ибо отцовская боль требовала выхода — и только настоящая победа в сече, только кровь павших орусутов могла остудить ее, притупить — хотя бы временно…
Отправив туаджи к ларкашкаки, предупреждая Бату, что столкнулся с врагом, Субэдэй принялся активно готовиться к грядущему сражению. Тумен он вновь разделил на две части, всю гвардию передав под начало рвущегося в бой Кюльхана. Но к младшему сыну Темуджина старый сподвижник «покорителя вселенной» относился вполне дружелюбно — в отличие от многих других приближенных и родственников великого хана. И понимая, что последний по горячности своей, по стремлению что-то доказать (пусть даже самому себе), может натворить глупостей, полезть вперед, попирая Ясу своего отца, Субэдэй решил поберечь горячего чингизида. Пусть вступит в бой тогда, когда это будет действительно необходимо — а покуда выждет, укрывшись с гвардией за одним из речных изгибов!
Окружив себя соплеменниками-урянхаями, темник отправил навстречу врагу хорезмийцев и куманов. Причем если по льду двинулись легкие тюркские стрелки, а уже на некотором удалении от них бронированные хасс-гулямы, то кипчаки были вынуждены заранее спешиться, подняться на оба берега реки и углубиться в раскинувшиеся вдоль Прони леса. Нойон хорошо помнил, как часто орусуты устраивали засады по мере углубления орды в их земли, и был уверен: они попробуют снова. И если так, то половцы засаду обнаружат — а если нет, то сами обстреляют с берега безумцев, кто попытается преградить путь его тумену!
…- Странно…
Зябко потерев руки, я в очередной раз с тревогой посмотрел на реку. Князь с двумя сотнями уцелевших в первой схватке ратников добрался до засады около полутора, а то и двух часов назад. По одному проведя жеребцов под уздцы узким перешейком между Царевым курганом и рекой, тогда еще свободным от чеснока (он настолько узок, что поначалу его никто и не собирался «минировать»), дружинники, не мудрствуя лукаво, построились за линией заграждения в качестве приманки. Правда, поначалу мало кто решился бы атаковать их через костер! Так что скорее Ратибор рассматривал старшую дружину князя в качестве мобильного резерва — но когда огонь прогорел, а противник так и не появился, посланные воеводой люди поспешно забросали снегом обуглившуюся по краям проталину. За неимением лопат набирали снег в плащи, и по двое схватившись за края, швыряли его прямо в полынью… Я вот, например, ожидая появления татар не то, что с минуты на минуту, а скорее с секунды на секунду, не стал бы заморачиваться — просто потому что был уверен: не успеем. Так нет же — успели!
А вот татар все нет и нет…
И с одной стороны это же хорошо. Очень хорошо! Ибо все время, которое мы отыгрываем здесь, на Прони, работает на жителей града, спешно покидающего его через единственные ворота — представляю, какой там возник затор и паника… Но с другой стороны, закрадываются уже совсем подозрительные сомнения: а ну как татары прочухали о засаде, и теперь готовятся ее как-то хитро уничтожить?! Ну, или вовсе фантастическое из разряда — враг каким-то чудесным образом сумел нас обойти и теперь вышел в тылу, готовится атаковать со спины? Или вовсе идёт на беззащитный город! Ну, практически беззащитный…
— Зараза!