Страница 13 из 15
Из документов, которые доступны сегодня, ясно: оккупированные территории призваны были служить гитлеровской Германии источником продовольствия и сырья. А люди – дешевой рабочей силой. Согласно преступному приказу Вильгельма Кейтеля от июня 1941 года, жители оккупированных поселений не имели права самовольно уезжать, опаздывать на работу, непочтительно относиться к солдатам вермахта и СС, не говоря уже о том, чтобы укрывать евреев. Все это жестоко каралось: тюрьмой, а чаще – смертью.
Нацистское командование боялось восстаний и неповиновения, а потому каждый новый приказ был страшнее предыдущего, оставляя людям все меньше надежды. Малейшее подозрение в шпионаже, ничтожное нарушение правил, одно неверное слово – расстрел. На убийство офицера фашисты отвечали уничтожением целой деревни. Доносы и служба на оккупационную администрацию, напротив, поощрялись.
В основном люди стремились выжить, и более ничего. Они продолжали работать и вели, насколько это возможно, привычный образ жизни, веря в то, что скоро придут «наши» и избавят от несчастий. Для каждого это было испытанием, и всякий справлялся с ним по-разному. Понять, кто твой подлинный друг, а кто может предать, нелегко. Как в критической ситуации поступит знакомый? А как – ты сам? Этими вопросами и задаются герои повести «Разноцветный снег»: быть может, впервые в жизни они попытались в деталях представить, что происходило в их родном городе много лет назад.
Я попыталась представить, каким мог быть Острогожск в Воронежской области, но не уверена, что сделала это правильно, что точно поняла переживания живших здесь в войну. Поэтому в книге город стал просто О-жском – и, утратив сходство с прототипом, превратился в собирательный образ провинциального поселения, пережившего оккупацию. Таких в России пугающе много. Как, наверное, и историй вроде той, что вам предстоит прочитать.
Глава 1
В квартире пахло жареной курицей. Я почувствовала ненавистный запах еще на площадке перед дверью, зажала нос и постаралась как можно тише проскользнуть к себе в комнату, пока меня не засекла Тоня. Я научилась бесшумно удирать из квартиры и незаметно возвращаться. Утром, пока родители еще спали, я в одних носках, как на коньках, скользила по гладкому паркету, зажав туфли в руке. Потом, будто взломщик, по миллиметру всовывала ключ в замочную скважину и, почти не дыша, приоткрывала входную дверь. Тут тоже имелись свои секреты: дверь надо было слегка приподнять и только потом медленно открывать, иначе она могла предательски скрипнуть.
А сейчас мне предстояло, наоборот, тихо вернуться из школы. Движения отточены, слух натренирован: хоть в джеймсы бонды подавайся. И вот я в своем логове. Можно перевести дух, плюхнуться на диван и лежать, уперев ноги в стену. На полках – фэнтези, на стенах – плакаты, над столом – фигурки из «Властелина колец» и герои Миядзаки. Ну, привет, Мононоке, давно не виделись. Если меня сейчас увидит прабабушка – в школьной одежде, на кровати с задранными ногами, – то будет торнадо. Или ураган Тоня. А сейчас Тоню злить нельзя, потому что у кого еще просить денег? Родители вернутся из своей Москвы только к концу недели, до бабушки не доехать. Остается один-единственный вариант – Тоня. Она, конечно, сейчас же начнет расспрашивать, что, да как, да кому это надо. А потом будет осуждать: мол, сами виноваты. Можно подумать, кто-то застрахован…
По правде говоря, поначалу я и сама подумала, что Ромкины родители виноваты, но потом увидела его маму.
Мы с Ромкой никогда не дружили, просто перекидывались парой фраз на уроках, потому что сидели вместе, и несколько раз созванивались, да и то лишь потому, что англичанка задавала диалоги на дом. У нее была идея фикс, что класс надо сдружить, что это полезно для языкового общения, вот она и придумывала всякие задания, которые хочешь не хочешь, а приходилось делать сообща. До сегодняшнего дня я вообще про Гаврилова ничего не знала: где живет, есть ли у него братья-сестры. А сегодня он явился в школу без портфеля – и сразу к учительнице. Он говорил очень тихо, а вот Марина Владимировна аж вскрикнула:
– Да ты что?! Ромочка, какой кошмар. Иди, конечно.
Как только Гаврилов ушел, все вопросительно посмотрели на классную.
– Беда у них, ребят. Ромкина сестра вывалилась из окна. Невысоко, первый этаж, но голову поранила. В общем, она в больнице, без сознания.
Класс застонал, а потом загудел. Кто-то выкрикнул с задней парты:
– Ромкиной сестренке три года ведь? Никто не смотрел, что ли?
– Да эти мелкие везде лезут, за ними не усмотришь.
– А если бы это десятый этаж был?!
– Может, чем помочь надо? – спросила Соня Певченко.
– Может, и надо, – задумчиво сказала Марина Владимировна. – Я позвоню после урока Роминой маме, спрошу.
А после уроков был незапланированный классный час.
– Значит, так, – сказала Марина Владимировна, – помощь нужна. Материальная. Поэтому мы сейчас в школе объявление повесим и напишем счет, на который можно деньги для Роминой семьи переводить. Ситуация, ребят, аховая: Леночке, Роминой сестре, сделали рентген головы – обнаружили отек. Вы же знаете, у нас в городе больница не очень оснащенная, надо в центр везти к хорошим специалистам. А на это, сами понимаете, нужны деньги. Так что вы дома поспрашивайте, может, кто-то сможет помочь. И еще. Вы же у меня люди компьютерные, в интернете все сидите? «ВКонтакте», там, «Инстаграм», «Ватсап»? Сможет кто-нибудь объявление разместить? Соня? Вадим? Вот только Ромина мама справки от врачей скопирует, чтобы их вместе с объявлением выложить, а то сейчас столько жуликов развелось, Господи, помилуй.
Уже на лестнице я столкнулась с Ромкиной мамой. Правда, я не знала, что это она, но сразу почему-то догадалась. Может, потому что она сжимала какие-то бумажки, а может, потому что чем-то смутно напоминала Ромку. Точнее, это, наверное, Ромка напоминал ее.
– А где здесь седьмой «В»? – тяжело дыша, спросила она, схватившись за перила. – Я к Марине Владимировне.
В кабинет я за ней, конечно, не пошла, осталась у двери. Голос Ромкиной мамы то взвивался вверх, то был почти не слышен, и до меня долетали только отдельные слова.
– Прямо головой… говорят, отек… на минуту отвернулась… я квартиру продам, только бы спасли…
Было как-то неловко стоять там и подслушивать – казалось, что лезешь в чужую беду, которая хоть и рядом совсем, а все равно тебя не касается. Где бы достать денег, вот в чем вопрос… С мамой еще можно договориться, но мама далеко. Уезжая, она мне сказала:
– Стася, присматривай за бабушкой, а то она может чудить.
Я бы, может, и восприняла это всерьез, но потом услышала их разговор с Тоней:
– Присматривай за Стасей, пока нас не будет; у нее переходный возраст.
Глава 2
Я лежала в комнате и думала, что надо пойти и поговорить с прабабушкой. Не монстр ведь она. Хотя да, суровый вид Тони мог напугать кого угодно. И как только у такой маленькой пухлой старушки мог быть такой колюще-режущий взгляд? Ростом Тоня даже меньше меня, хотя и я не гигант, прямо скажем. Про таких говорят «метр с кепкой», но у нее была удивительная особенность: даже на громадного собеседника Тоня умудрялась смотреть как бы свысока. Мама говорит, это от того, что бабушка всю жизнь начальницей проработала и, хотя она уже двадцать лет на пенсии, взгляд сохранился. Под этим взглядом в сочетании с поджатыми тонкими губами и острым, «лисьим» носом хотелось присесть в глубоком реверансе и сказать: «Слушаюсь, Ваше Величество!» Кстати, какое-то неуловимое сходство с английской королевой у нее тоже имелось. Даром, что ли, они в один год родились?