Без чувств

Отец задул огонь в печи, оставив тлеть несколько угольков, и механически побрел к своей кровати, которая привычно скрипнув под его весом, приняла его в объятия Морфея.

Дин еще долго сидел, глядя на угли и размышляя об услышанном. Он не понимал, почему отец так старательно ограждает его от внешнего мира, что не может ему даже толком объяснить что происходит там за лесом в Большом Городе.

Дин свернулся калачиком под стеганным одеялом и начал вспоминать все, что знает о мире «за лесом» и о тех людях-роботах, которые там обитают. Тринадцать лет назад 16 июня Город, как и все другие Города на земле, подвергся общей ОЧИСТКЕ. С воздуха был распылен особый газ, вдыхая который люди лишались всех чувств, духовная сфера в человеке умирала, оставались лишь базовые потребности и знания. За предыдущие сотни лет в мире было столько войн, катастроф, насилия, жестокости, взрыв атомной бомбы, нападения на мирные поселения, что власти всех выстоявших стран решили, что если люди не будут ничего чувствовать, то им не за что будет сражаться. Отпадет желание убивать во имя любви, защищать свою семью, нападать на сограждан с целью ограбить, отпадет потребность в войне, отстаивании интересов, борьбе за лидерство. Изначально эта идея исходила как добровольная, проводилось множество экспериментов, проводились трансляции в прямом эфире как живут ОЧИСТИВШИЕСЯ люди, за гарантированное вознаграждение предлагалось пройти ОЧИСТКУ. В школах ежедневно проводились лекции о том, как хорошо «не чувствовать», рассказывалось, что чувства убивают, делают нас слабее, беззащитнее, кого-то наоборот злее, алчнее. Некоторые шли на это ради денег, другие, отчаявшиеся, убитые горем, безнадежно влюбленные соглашались на очистку в ожидании облегчения страданий. В результате многолетней пропаганды склоняться к ОЧИСТКЕ стала почти половина населения. Каждый день в СМИ выходили статьи под заголовками «Не чувствуй – живи свободно» или «Ты слаб если любишь». Но другая часть населения сопротивлялась, создавала партии опозиционеров, устаивала митинги, акции протеста. В итоге действующим властями был издан приказ, по которому все население 16 июня должно было подвергнуться ОЧИСТКЕ. Дин знал, что отец бежал из города как только услышал шум поднимающихся вертолетов с очищающим газом. Так же Дин знал, что его отец подобрал почти у колючей проволоки, когда его ревущего мать пыталась унести из Города, спасти от очистки. Что произошло дальше Дин подробно не спрашивал, отец не любил об этом говорить. Знал лишь, что его мать успела передать мужчине за забором, а сама вдохнула распыленный газ и материнские чувства ее покинули в этот же момент. Мужчина Дина не бросил, унес с собой в лес, в бега, и стал для него отцом. Дин много раз думал, ЧТО значит не чувствовать и как с этим жить. Он любил ЧУВСТВОВАТЬ. Например, выходит солнышко после сильного дождя – и на душе радостно, или подстрелил на охоте крупного лося – так и вовсе ликование! Он часто пробовал не радоваться, не восхищаться, не грустить, но как если в хороший день улыбка так и расплывается на лице, а душа наполняется светом, а в ненастье так уютно сидеть у теплой печки и рассматривать потрепанные книжки с картинками невиданных предметов или явлений. Дин не понимал, как люди добровольно могли на это пойти, почему они смогли лишить себя тепла, любви, радости… Он любил отца, и знал, что отец любит его. И вот сейчас ему передалась внутренняя тревога отца за их будущее, и даже немного страх, но еще он чувствует решимость жить, бороться, пусть бежать, но строить жизнь дальше, искать новое место, спасаться! Дин дал своему воображению возможность разгуляться, он представил, как они с отцом путешествуют по лесу в поиске нового места, возможно встречают других сбежавших или целые поселения. Отец как-то обмолвился, что остались еще колонии избежавших ОЧИСТКИ, они прячутся в северных лесах, объединяются по 100–200 человек, живут общиной. Именно их сигналы отец иногда пытается поймать по радио, он знает, что эти выжившие ищут таких же как и они, но ежедневно меняют волну, передающую радиосигнал, чтобы их не засекли из Большого Города.

Под эти туманные размышления и мечтания Дин заснул.

Следующий день пролетел в тягостном молчании и сборах самого необходимого в старые походные рюкзаки. Из холодного подпола отец достал палатку, котелок, жестяные чашки, несколько упаковок консервов. Еще раз объяснил Дину как разводить костер, укрыться от дождя и грозы, ставить элементарные силки. Дин внимательно слушал, внутри себя пытаясь понять почему отец все это говорит, словно пытается настроить его на путешествие в одиночестве.

– Ты же со мной идешь? Не бросишь меня? – все-таки не смог сдержаться Дин, когда они штопали тент грязноватой палатки.

– Конечно, что за вопросы? Не отвлекайся, подтяни левый угол.

– Но почему ты меня готовишь так, словно я в лесу буду один? – настаивал на своем Дин.

– Всякое может случиться. – ответит отец, пристально посмотрев Дину в глаза.

Больше Дин вопросов не задавал. Он боялся услышать какие-то страшные вести, боялся правды и пугающих предчувствий отца.

Вечером над костром коптили остатки мяса с недавней охоты, упаковывали вяленую рыбу и сушеные ягоды.

Утомленные тяжким трудом за день рано легли спать. Дин прокручивал в голове все ли нужные вещи он упаковал в рюкзак, осознал, что забыл положить сокровищницу с дорогими сердцу вещами. Мягкий лунный свет пробирался сквозь окошко, и Дин без труда нашел коробочку, завернул ее в старую футболку и впихнул на дно рюкзака, благо провизию они решили укладывать с утра.

Дин взглянул в окно, обвел взглядом огород, могучие деревья, скрывающие их от внешнего мира, маленькое подобие бани, сложенное ими из сухих бревен. Дин любил это место, считал его домом, пережил здесь самые яркие моменты детства, научился охотиться, плавать, написал первое слово, сам залез на высокое дерево. Все эти моменты он пролистал в памяти словно фотоальбом, и улыбнулся своим мыслям. Но он чувствовал, что с хижиной они действительно скоро попрощаются, что скоро их ждут новые места, неизведанные тропы, что как прежде уже не будет. Просто будет по-другому, не хуже, не лучше, а именно по-другому.

Позади раздался громкий для ночной тиши щелчок и возник яркий луч света. Дин с трудом удержался от вскрика.

– Тише ты! – прошептал отец. – Подержи фонарь, только приглуши его рукой.

Ничего не понимающий Дин сделал как ему велено, ощущая нарастающую тревогу внутри.

Отец быстрым движением нырнул под кровать, вытащил старое ружье, о существовании которого Дин не знал, шепотом велел сыну одеться и выходить на улицу.

– Вещи брать? Мы уже сейчас уходим? – так же шепотом спросил Дин, заправляя кофту в штаны, а штаны в носки, чтобы мошки не могли добраться до тела.

– Просто иди за мной, мне показалось надеюсь, но если нет, то это беда.

Дин привык не задавать лишних вопросов, поэтому брел за отцом на холм, у которого они обычно набирали воду. Сделав пару десятков крупных шагов, отец был уже на вершине. Дин поспевал следом.

– Смотри внимательно.

Дин пригляделся. Далеко, в нескольких километрах виднелись выхваченные из темноты лучи фонарей и прожекторов. У него задрожали руки.

– Бери фонарь, беги в дом, там собирай всю еду в рюкзак, палатку, теплую одежду и беги. Я их отвлеку на себя, потом тебя догоню. – распорядился отец, так же вглядываясь в даль.

– Нет! Они убьют тебя! – возразил Дин. – Пойдем вместе! Или я тоже останусь, будем сражаться.

– Малыш, с кем сражаться? С армией роботов? Беги и делай что я сказал.

– Я не могу тебя бросить…

– А ты меня и не бросаешь. Мы обязательно встретимся, но позже. В боковом кармане твоего рюкзака лежит карта, я отметил там поселения, где могут скрываться люди, нормальные люди, они примут тебя, поймут, что ты тоже человек, а не робот. Я найду тебя там. Ты справишься. – отец порывисто обнял Дина одной рукой, сжал плечи, и резко отпустил, больше не глядя в его сторону.

Дин в будущем не раз задавал себе вопрос почему он тогда ушел, не обхитрил отца, не спрятался где-то рядом. Но ответ был очевиден – он настолько привык подчиняться отцу, выполнять любую его волю, что даже не посмел думать поступить иначе.