Страница 6 из 23
Юрий Никулин был кумиром советского народа. Он не был ни скабрезным паяцем, ни шутом-нигилистом. Никулина знали как доброго клоуна. Мило, с симпатией талантливо изображал он никудышного, забитого “разбойника”, придавая ему привлекательные черты, делая “почти хорошим”. Так он боролся со злом.
В постсоветское время из него как любимца толпы демвласть выпила все соки. Она переварила его и исторгла из себя, превратив в одного из своих слуг. С экрана телевизора, в законсервированном окружении одних и тех же лиц, начал он травить анекдоты. Он травил их, когда жгли Белый Дом, когда русские солдаты гибли в Чечне, когда вымирало Приморье. Ни разу не заступился Никулин за своего прежнего героя — маленького, слабого человека. Добрый клоун выпал из жанра. Родился пересмешник.
Теперь его постигла беда, и тут же демпресса обхватила его душу своими щупальцами, не давая старику тихо пережить свои хвори. Вот уже сообщения из больницы превращаются в очередной мыльный сериал. Как детектив, пересказываются детали операции и хронология болезни. Как о чем-то отдельном, сообщается о его сосудах, почках, печени, легких. Берутся интервью у врачей, медсестр, сиделок. Вот сильные мира сего, боясь опоздать, наперебой звонят в больницу, предлагают поддержку. Еще один сюжетец, еще один жареный факт. Кто издаст его последнее интервью? Кто напечатает его редкие фотографии? Сколько вы о нем написали, пять раз? А надо было — шесть! В воздухе витает сладковатый запашок ажиотажа, барыша, праздника.
Говорят, ворона кружит над умирающим зверем не просто потому, что питается падалью, а оттого, что ей приятно смотреть на огоньки жизни, вытекающей из хладеющего тела. Демпресса похожа на эту ворону: ей приятен вид умирающего. Везде, где льется кровь, рано или поздно раздается полувопль-полуприказ: “Кровь, крупно, снимайте!”, и включается камера. Здесь для демократических СМИ нет различий. Как смаковали они трупы русских солдат на улицах Грозного, как любят выносить на экран и страницы газет изображения окровавленных тел бандитов, застреленных в разборках. А если умирает герой победившей демократии, то тогда начинается феерия — ведомая древним первобытным инстинктом орава его союзников, возглавляемая шаманами с ТВ, кидается делить его ментальную энергию, хватать обрывки славы и популярности поверженного кумира.
Никулин не может более травить анекдоты на пиру во время чумы. Что ж, демократический монстр найдет ему замену, а пока поживится тем, что осталось от бедного пересмешника..
Истопник демократического процесса всю свою жизнь обречен питать ненасытную утробу чудовища, а когда он уже не в силах держать лопату, то сам попадает в исполинскую топку.
Денис ТУКМАКОВ
«У РОССИИ АРМИЯ ЕСТЬ!»
Генерал Лев Рохлин:
БЕСЕДА АЛЕКСАНДРА ПРОХАНОВА С ПРЕДСЕДАТЕЛЕМ КОМИТЕТА ГОСДУМЫ ПО ОБОРОНЕ ЛЬВОМ РОХЛИНЫМ
А.П. Лев Яковлевич, логика вашего перехода в оппозицию, вероятно, имеет свою внутреннюю драму, которую нашей патриотической общественности еще предстоит изучить и понять. Вы боевой генерал, получивший общероссийскую известность на фронтах чеченской войны. Далее вы преуспевающий, элитный политик в респектабельной думской фракции НДР партии власти, руководитель важнейшего комитета. Перед вами открывалась прямая, обеспеченная всеми структурами власти политическая карьера. И вдруг этот неожиданный демарш, казалось бы, никак не обусловленный вашей предшествующей деятельностью. Как этот взрыв созревал?
Л.Р. Никакого взрыва не было. Я был и остался преданным, верным армии человеком, любящим свою страну, готовым за нее отдать жизнь. Другое дело, что, будучи армейским генералом, далеким от политики, вся жизнь которого прошла по отдаленным гарнизонам Заполярья, в Афганистане, Туркмении, в горячих точках Закавказья, я очень отдаленно представлял себе некоторые моменты политической жизни и считал, что не партии могут и должны решить наши проблемы, а в первую очередь порядочные люди. У меня были основания так считать, поскольку я видел и среди коммунистов не совсем порядочных людей и среди партии власти тоже. Да, я ошибался. Все оказалось сложнее: если верховная власть не хочет изменить ситуацию, то даже порядочные люди в структуре власти не способны что-либо сделать.
Но я нигде и никогда не изменял себе, не поступался главным: своей совестью. Еще при Грачеве был мой доклад о гибели 245-го полка в Чечне, где я обвинил и военное руководство, и руководство государства в пренебрежении интересами армии. Вы знаете мои доклады о коррупции, когда я практически противопоставил свою точку зрения взглядам фракции НДР и руководства армии. Уже в Думе я систематически выступал по ситуации на Северном Кавказе, по положению со странами СНГ и всегда прямо указывал на ошибки и провалы в государственной политике. Да, через меня проходило огромное количество информации. Это позволило увидеть обстановку в стране и армии по-другому. Наивности стало меньше. Не менялось одно: я всегда выполнял свой долг по защите армии, безопасности государства, и недопущению раскола в России. Если последнее обращение сопоставлять с прежними документами, то, может быть, по уровню своему оно поднялось на ступеньку, не более того: стало резче, напрямую коснулось президента и верховной власти. Хотя и раньше я прямо говорил о том, что у нас в стране реально правят ставленники Запада, например, в докладе о положении со странами СНГ. Это обращение результат моего абсолютного разочарования в нынешнем руководстве страны.
Почему я как председатель думского комитета, представитель высшей законодательной власти, не только неспособен что-либо изменить в лучшую сторону — меня даже выслушать не желают? Все меры, предпринятые Комитетом по обороне, в том числе впервые! вынесение отдельной бюджетной строкой финансирования для средств ядерного сдерживания, все это оказалось впустую. Ведь была встреча с Сергеевым, он еще не стал тогда министром обороны, и с конструкторами, которые слетелись со всей страны. Там ситуацию со стратегическими ядерными силами определили как очень сложную, поскольку у России есть реальные шансы остаться без ядерного зонтика. И вот тогда созрела мысль, что нужно выйти на последний рубеж, привлечь к проблеме обороны и безопасности страны спикеров обеих палат. Вы, наверное, слышали о моем обращении к ним в “Красной Звезде”. И Строев, и Селезнев согласились подписать документ на имя президента, прошли парламентские слушания. Но что потом? Мы звоним каждый день из Комитета в аппарат президента и не можем дозвониться. Мы убедились на деле, что все разговоры о так называемой демократии у нас пустой звук.
Есть две ветви государственной власти: исполнительная и законодательная, но исполнительная почему-то открыто пренебрегает даже самым высшим уровнем законодательной. Это тоже послужило причиной как обращения к президенту, так и создания нашего движения.
А.П. Ваше обращение прозвучало очень громко, очень резко и очень вовремя. Оно было услышано многими и воспринято, можно сказать, сердцем. Как вам слышится эхо, прозвучавшее в ответ? Как вас поняли в армии, в политических структурах, в народе? Как отреагировали в исполнительной власти, какая оттуда пошла обратная реакция?
Л.Р. Я сам не ожидал такого широкого отклика, потому что не ставил перед собой каких-то чрезвычайных целей. Мною правило прежде всего раздражение развалом обороны и нарастанием угрозы для безопасности страны, к которым привели те, кто поставил перед собой такую цель сегодня они торжествуют. С другой стороны, мне чрезвычайно не нравилось, что военнослужащие выглядят баранами, которых ведут буквально на убой: они голодают, кончают жизнь самоубийством, они унижают свое достоинство, и в то же время я прекрасно знаю законы, уставы, знаю приказ министра обороны под номером 0143 о создании офицерских собраний, где прямо сказано, что офицеры должны быть в офицерских собраниях, что права любого офицера должны защищаться этими собраниями. То есть в обращении к президенту я повторил то, к чему призывал министр обороны и что сейчас подзабыто, поскольку невыгодно. А ответ общественности, ее поддержка для меня оказались даже неожиданными, особенно когда я сделал заявление о создании движения: пошел поток писем, факсов, телефонных звонков, прямо, открыто. Конечно, на многих офицеров, поддержавших меня, сразу же обрушился террор, кое за кого мы заступились не дали уволить. Но дальше, я думаю, ситуация будет развиваться таким образом, что когда наше движение окрепнет, оно сможет твердо защищать права военнослужащих.