Вокзал для лисенка

Яна Тарьянова

Вокзал для лисенка

Пролог

Когда-то – две сотни лет назад – лисы позволили людям проложить дорогу к морю. Понятно, что одним трактом дело не ограничилось. Человеческий монарх и глава Совета Кланов лис-оборотней заключили договор. Люди взяли в аренду кусок побережья, да еще и право пользования морем выторговали, чтобы рыбацкие лодки их кораблям не мешали. Глава Совета польстился на полновесное золото: договор являлся «бессрочным» и мог быть расторгнут «только по обоюдному согласию сторон». Шли годы, на берегу моря вырос город-крепость Антанамо. Верфь, порт, военно-морская база. Люди исправно платили золото, через сто лет подняли арендную плату на треть – за право проложить к Антанамо железную дорогу.

Тогда и случились первые столкновения. Лесные оборотни и трактом-то были недовольны, а уж вонючие шпалы и рельсы им поперек горла встали. Рыжие отряды нападали на рабочих, поджигали палаточные городки и технику. Встречали отпор, как не встретить: люди и из пушек в них стреляли, и танками пытались давить. Чаще всего зря снаряды и горючее тратили – мелькнет хвост где-то в кустах, поди найди.

Воевать хотели не все. Чернобурки и платина – изящные аристократы – сблизились с людьми, пустили их в поселения, которые быстро превратились в города. Их дети учились вместе с детьми людей, говорили на двух языках, осваивали письменность, подступались к плодам технического прогресса. Молитвы богам сплетались – каждый хотел благоденствия своему дому. Лисы ставили свечки в человеческих церквях, люди охотно славили Хлебодарного – никто не желал навлечь голод.

Лесных оборотней это злило. Многие сменили веру, начали приносить дары на алтари волка Камула – желтоглазый родич любил войну и охоту, покровительствовал безрассудным. Среди кланов случился раскол. Корсаки, Крестовки и Сиводушки понемногу перебирались в города. Огневки, Алые и Светлые Кресты отступали в гущу лесов, огрызаясь партизанскими вылазками.

Кланы Черного Серебра, Северной Зари и Арктического Мрамора постепенно лишили Красных права голоса на Совете. Подкупали, иногда и запугивали красно-серых и серых, и, в конце концов, добились своего – оборотней начали казнить и сажать в тюрьму за нападение на людей и порчу их имущества.

Глава 1

Брант родился в век торжества научно-технического прогресса. В деревеньке, где жили его родители, прогресс был не особо-то заметен: ни тебе электричества, ни газа, ни водопроводной воды. Клан Зари балансировал между открытым мятежом и повиновением аристократии. Сыновья Зари – крепкие красно-коричневые лисы – служили как в войсках Объединенного Королевства, так и пополняли отряды бунтовщиков. Огневки продолжали терроризировать город-порт, и железнодорожникам скучать не давали. Верили ли лидеры Огненного сопротивления, что смогут изгнать людей со своей земли, заставят их разорвать договор? Конечно, верили. Альфы шли под ружье, омеги оберегали очаги, а беты трудились и торговали с людьми, зарабатывая на запас провианта и оружие для огненной армии. Находились и щедрые дарители из городов, не вступавшие в отряды, успокаивающие совесть финансированием.

Лет до четырнадцати Брант не знал, на какую сторону баррикад забросит судьба. Кое-как учился, молился и Камулу, и Хлебодарному, работал, помогал одиноким старикам, бегал в райцентр за почтой. В пятнадцать, когда он вытянулся настолько, что его можно было назвать возмужавшим, отец-по-семени объявил:

– Завтра сосед тебя и сына отвезет к огненным братьям. Смотри, семью не опозорь.

Так Брант оказался в тренировочном лагере для молодых альф и познал, наконец, плоды прогресса: модернизированное автоматическое оружие, осколочные гранаты, десантные ножи и бронежилеты с издевательским названием «Комфорт». К восемнадцати годам он имел за плечами две успешно проведенные операции в составе боевой группы: подрыв товарного поезда и нападение на блок-пост на железнодорожном мосту. Никто не догадывался – или не говорил вслух – что в нападении Брант стрелял поверх голов. Он не хотел никого убивать. Даже людей. Напугать, чтобы ушли прочь – это правильно, это надо. А убивать – нет.

Вот товарняки под откос пускать Бранту нравилось. Вагоны сходили с рельсов с жутким грохотом, и в них можно было найти всякие полезные или вкусные вещи. Он притаскивал домой то крупу, то твердые желтые макароны, а однажды набил рюкзак шоколадными конфетами в огромных красных коробках. Находка случилась зимой, в канун Изгнания Демона Снопа, и Брант раздал конфеты соседям, не дожидаясь Дня Подарков. Только трое выкинули, решили, что отравленные. Остальным понравилось.

Между вылазками он по-прежнему жил в деревне, вкалывал на огороде и общинном поле, подрабатывал на лесозаготовках, в сезон собирал грибы. Автомат хранился в погребе, за кадушками с огурцами и капустой, ждал своего часа. Не сказать, чтоб Брант этим сильно выделялся – двое соседей были такие же. То есть, жил как все. Отца-по-семени побаивался, никогда ему не перечил, отца-по-чреву любил и уважал. Родители относились к нему, как к равному. Нет, не так. Отец-альфа разговаривал, как с ровесниками-соседями, хотя Брант еще первый гон не прошел, а отец-омега вздыхал, норовил погладить по остриженной голове. Брант однажды не выдержал, спросил:

– Что не так? Я что-то делаю неправильно?

И услышал странный ответ:

– Нет, сынок, это я поступил неправильно. Надо было настоять, к двоюродному деду тебя отправить. Погубишь ты себя здесь.

Брант нахмурился, но спорить не осмелился. Двоюродного деда он никогда в глаза не видел, только по рассказам знал, что тот живет в большом городе, там, где лисы и волки теснятся вперемешку с людьми. И работал дед – вот стыдобища! – на железной дороге. В депо. За зарплату работал, не вредительствовал, и поперек людей идти не помышлял. Что это за жизнь, спрашивается? Нет уж. Лучше – как здесь.

Простота мира потрескалась, когда Брант встретил своего омегу. Бывал на смотринах и у рыжих, и у красно-серых, и у коричневых, и у песочных. Ни к кому сердце не лежало, даже намека на гон не случилось. Накрыло внезапно, в штабе – как гром с неба грянул. Брант увидел заезжего городского франта, доставившего кипы листовок, сначала ощетинился, потом неумело заигрывать начал. Ждал, что получит от ворот поворот, но пришлый неожиданно снизошел – потянуло их друг к другу, как подкову к магниту.

Илдвайн оказался аристократом. Чистокровным кремовым красавцем, с угольно-черным ремнем по хребту. Брант на такое сокровище надышаться не мог, под лапы стелился, угождал. Илдвайн и на двух ногах на сельчан был не похож: голубоглазый, светловолосый, с тонкой костью, без привычной кряжистости. Брант сам себе на его фоне казался слишком темным, неповоротливым, неуклюжим. Как будто медведь, а не лис, честное слово.

Когда первая горячка схлынула, рассеялось марево гона, Брант осмелился заговорить, строя планы.

– Где ты хочешь жить? У моих родителей или вернемся в твой город?

– В город мне хода нет. Я в розыске.

– Тогда у моих?

– Наверное. Ты же там живешь в дни безделья? Я тоже вступил в отряд. Я – снайпер. Буду вашей огневой поддержкой.

Пришлось освободить еще одну полку в погребе – для снайперской винтовки. Бранта такое соседство смущало. Война – дело альф. Альф всегда рождается больше. Природа знает, что смерть заберет избыток. Выживших хватит, чтобы зачать новых детей. Омега может выносить и родить ребенка. Щедрый дар богов надо хранить и оберегать, а не подставлять под пули.

Робкие возражения Илдвайн не слушал. Осек Бранта напоминанием: «Нет у нас еще никаких детей. Может, и не будет. Зачем заранее трястись?» Так и зажили. Вместе воевали, вместе пропалывали огород, в дни течки прятались на сеновале, потом, вытряхивая солому из шкур, охотились в лесу на кроликов и относили дары на алтарь Камула. Славить Хлебодарного Илдвайн категорически запретил. Фыркал, когда отец-омега ставил тесто перед Сретением, а День Преломления Хлеба ценил только за возможность безнаказанно совершать теракты среди толпы. Илдвайн никогда не пек, и вообще готовил скверно, и Брант, как и в детстве и в отрочестве, ел отцовский хлеб. Он любой хлеб ел, не тревожась о том, что кусок встанет поперек горла. Было бы побольше! Прожуем!