Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 18

Нет, Женевьев вела машину, и «бентли» не качался. Иной раз он, пожалуй, слишком резко рвался вперед на слишком внезапно загоревшийся зеленый свет или слишком резко останавливался на красный, так что Оскар устремлялся головой в переднее стекло, но они доехали до 108-й и Бродвея, никого не ушибив, и Оскар так и не коснулся лбом ветрового стекла.

— В настоящее время я обеднел и посему живу тут. — Оскар показал на горящие ядовито-красным неоном то вспыхивающие, то затухающие буквы «Epicure»: «p» отсутствовало наполовину, от «i» осталась только точка, «r» же светилась разбавленным жидко-розовым светом. — До этого я жил на Ист-Сайде, в Йорквилле, но, когда закончился лиз на квартиру, пришлось перебраться сюда. Хозяин поднял цену, я не мог платить столько денег…

— Я хочу посмотреть, как ты живешь, — сказала Женевьев. — Давай поднимемся к тебе, только ненадолго, потому что мне завтра работать.

Оскар сам хотел предложить Женевьев войти с ним в отель, но еще не решился. Его комната в отеле не была лучшим в мире местом для соблазнения светских женщин, однако отпустить Женевьев, не попробовав с нею сблизиться, было рискованно и неразумно. Кто знает, что может случиться завтра, встретятся ли они еще?

— Ты должна поставить машину в паркинг, — сказал Оскар. — Мы не можем бросить «бентли» на 108-й улице. Мои соседи, — и Оскар кивнул на группу черных ребят и девушек, сидящих на ступеньках отеля «Эпикур» с транзистором, — живо избавят «бентли» от лишних частей.

Женевьев не возражала, они нашли паркинг, оставили там «бентли» и через пятнадцать минут под восхищенные реплики, восторженный свист и иронические вскрики соседей Оскар и его светская Женевьев уже поднимались по ступенькам в отель «Эпикур». Женевьев полупьяно улыбалась и уже у двери Оскаровой комнаты спросила:

— Надеюсь, у тебя найдется что-нибудь выпить? Мне нужны будут силы на обратное путешествие.

— Вина, увы, нет, есть скотч, — ответил Оскар. — Но ты не пугайся, соседи не такие страшные, какими кажутся со стороны. Конечно, они любят попугать «беленьких», как они нас называют, и не отказались бы от кое-каких деталей твоего автомобиля, но я живу здесь год, и никто еще пальцем меня не тронул.

«Постель — единственное место на земле, где гордо существует справедливое неравенство». Этот афоризм Оскар придумал для Наташки, дабы заткнуть ей рот, постоянно изрекающий ее, Наташкины, истины. Все на одну и ту же любимую Наташкину тему: о свободной любви, о том, что она любит всех и что ей хорошо со всеми.

«Все вы мне нужны и интересны, — доказывала Наташка, хохоча. — И кто может, и кто не может. И импотент может быть хорош. О, если он нежный и у него хорошая кожа. Меня импотенты очень возбуждают», — разглагольствовала Наташка.

Оскар бесился от злости, доказывая ей, что в мире, да, существует справедливое неравенство и что он, Оскар, например, знает, что он очень хороший любовник, и что пусть Наташка не пиздит, что с толстым импотентом шестидесяти лет ей так же хорошо, как с Оскаром, когда он доебывает ее, Наташку, до появления кровавых пузырей в ее щели.





«Ты — одно удовольствие, а он — другое», — стояла на своем Наташка.

У мадам де Брео оказалось длинное, загорелое, без полосок лифчика или трусиков тело, большая мягкая грудь, высокий мягкий зад и мягкий живот. Все мягкое. Мягкое устраивало Оскара. Мягкое его, возбуждало.

Единственное, что ему не понравилось в манере, в какой Женевьев де Брео исполняла свою часть любовного акта, — то, как она этот акт завершила. Женевьев вся сжалась за некоторое количество минут до оргазма и потому помешала Оскару получить его часть удовольствия. Кроме того, кончая, Женевьев еще и пописала в то же самое время. Пописала толчками, потом вынутый из нее член Оскара сильно пощипывало.

Лежа на спине и цоглаживая благодарно волосы Оскара — он в это время, раздвинув руками ее щель, с любопытством разглядывал устройство пизды мадам де Брео, — Женевьев спросила:

— А ты? Ты кончаешь когда-нибудь?

— Мне нужно куда больше времени, — ответил Оскар, обводя пальцем очертания ее полового отверстия. У дамы-дизайнера был крупный клитор и крупно и просто устроенная пизда. Оскар верил, что с пиздой нужно работать. Целовать ее, чувствуя, ебать, понимая. Пизда — существо особое, любящее ласки и удовольствия, как дети любят конфеты и шоколад. Оскар всегда подходил к пизде с этой точки зрения, а не как к дыре в стене. В этом отличие Оскара от большинства мужчин. Даже Наташка признает, что Оскар по-настоящему любит пизду…

— Ох, это было так хорошо, — мечтательным, помутневшим голосом промычала Женевьев… — Очень хорошо… Я себя чувствую волшебно…

Судя по количеству судорог, которыми сопровождался оргазм Женевьев, это был, может быть, ее единственный половой акт с мужчиной за по крайней мере месяц, подумал Оскар, продолжая водить пальцем по поросшим темными волосами окрестностям пизды мадам. Волосы на голове мадам были цвета красного дерева — единственное, что как-то не согласовывалось с остальным ее вполне элегантным обликом дамы-дизайнера.

— Ох, так хорошо… — стонала Женевьев. — Ох…

Очевидно, желая отблагодарить Оскара за оргазм, мадам де Брео вдруг приподнялась и потянулась к его члену. Оскар позволил ей согнуться вдвое, переползти по проваливающемуся отельному ложу в ноги и взять член в мягкий и широкий рот. Он не стал разочаровывать мадам, не сказал ей, что, хотя он и получает определенное удовольствие от этого вида любви, тем не менее очень редко может кончить таким образом. Этот способ любведелания лишает Оскара инициативы и удовольствия подчинить себе женщину. Его привычка шокировать молодых девушек, неуважительно вспрыгивая им на грудь и еще более неуважительно втискивая им член в рот, относится скорее к области силы, подчинения, а не преследует своей целью получение удовольствия именно от членососания. Подавить жертву этим похабным наглым актом стремится Оскар. Ошеломить, сделать ее жертвой. Лежать же маленьким мальчиком, беззащитно предлагая самую уязвимую и нежную часть своего тела власти другого человека, Оскару не очень нравилось. Часто, особенно если партнер был неискусен, Оскар терял в процессе членососания эрекцию. Его, оскаровское, возбуждение происходило от борьбы, от победы, и это в обессилевшего, слабо разбросавшего члены врага втыкал он свое орудие. От сознания слабости жертвы наливался его член кровью.