Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 24



Насколько помню, мой первый опыт в данном отношении состоялся в одном из верхних ресторанов гостиницы «Россия», где дирекция нашего института давала банкет группе зарубежных социологов. После обеда (ленча) с традиционными тостами разговор распался по группкам, и получилось так, что ни в одну из группок я не попал. Сначала я сидел с краешка одной компании, делая вид, что интересуюсь совсем посторонней для меня дискуссией. Откланиваться было рано: ждали более высокое начальство к чаю. А сидеть «делая вид» стало просто невмоготу. Я пересел за соседний столик, где тоже скучал одинокий метрдотель, и, слово за слово, мы разговорились. И он поведал мне немало интересного о закулисной жизни ресторана.

Больше всего меня интересовало в то время, почему зал ресторана часто бывал пуст и туда не пускали, хотя желающих было немало. Как можно поступать так в ущерб своим доходам? Собеседник отвечал уклончиво: всякое, мол, бывает. Лед тронулся, лишь когда мы выпили на равных, и я рассказал, что меня, как социолога, не интересует ни он сам, ни его ресторан, а только вопиющая против здравого смысла практика ресторанного дела, Объявил, что не собираюсь ничего записывать, только понять самому. В доказательство выложил на стол ручку и блокнот, вывернул наизнанку все карманы, чтобы показать отсутствие диктофона. Сказал, что не собираюсь ничего записывать и дома, что мне дали поручение прояснить «теневую экономику вообще», безо всяких конкретных примеров. После второй рюмки разговор принял доверительный характер. Мне поверили.

Оказывается, никто и не собирался поступать себе в ущерб. Просто, если в ресторан завезли дефицитные продукты, то их можно перепродать «нужным людям» по ресторанной пене, не утруждая себя готовкой. И что столы пустуют – тоже хорошо: деньги плывут в руки сами собой, а подавать и убирать ничего не надо.

Второй вариант: вечером ожидается банкет. Зачем же мелочиться днем с копеечными посетителями, когда разом огребаешь за четыре часа вечером максимальную дневную выручку? А если еще примешь во внимание русские народные обычаи, завалишь для начала стол смешанным крепким спиртным с минимальной закуской и погодишь подавать горячее, – то половина гостей (как мы в свое время на выпускном институтском вечере) вскоре отправится выворачиваться наизнанку в туалет, а все, поданное на стол, достанется обслуге. И это не говоря уже об искусстве соорудить из нескольких недопитых бутылок и двух-трех недоеденных блюд новый шедевр кулинарного искусства.

Третий вариант: загулявшая компания, да еще из южных или сибирских краев, да еще с последующим дамским полом на всю ночь. Тут денег сразу навалом без счета столько, что можно закрывать ресторан «на учет» до конца следующей недели. До «обычных» посетителей ли тут? Тут главное – честно поделить баснословные доходы между всеми участниками такого цирка.

В заключение собеседник рассказал анекдот, которому я не поверил, хотя он выдавал его за быль. Во двор к дверям кухни ресторана на мостовые весы въезжает автоцистерна с живой рыбой. Воду сливают, товар сдают «живым весом», рыба в чанах снова чувствует себя как рыба в воде, но уже поздно: жулики уже отъехали с солидным кушем, полученным прямо из воздуха. Точнее из воды.

Дело в том, по словам рассказчика, что как только воду из цистерны начинают сливать, рыба якобы начинает «задыхаться», бьется в предсмертных судорогах и, прежде чем скончаться, в отчаянии заглатывает последнюю порцию своей родной стихни, утяжеляя себя (и соответственно кошелек своих продавцов) на несколько граммов каждая. Оказавшись снова в чане, рыба с отвращением выплевывает жидкость и начинает вновь дышать жабрами. Пока ее не подадут на стол. Возможно, тем же самым жуликам, которые столь вероломно обошлись со своей будущей пищей. Предоставляю читателю самому судить о степени достоверности сей басни.

Но вот вовсе не басня появившееся вскоре передо мной в порядке ознакомления уголовное дело, согласно которому повар самой обычной столовой (не шикарного ресторана!) ухитрился на 100 р. зарплаты содержать две многодетных семьи с неработающей женой и сожительницей в двух отдельных квартирах и с двумя отдельными дачами вдобавок, причем еще осталось денег на собственную машину.

Чтобы работники общепита не выглядели «белыми воронами» в советском царстве теневой экономики», приведу еще одно увиденное мной уголовное дело. Там вовсе не у повара, а у простого завуча районного педучилища нашли при обыске несколько сотен пар золотых часов и столько же других ювелирных изделий, переложенных толстыми пачками сотенных купюр. А ведь завуч только оформлял прием в училище и оформлял аттестаты! Причем делал это не столетиями, а всего несколько лет! Конечно, в сравнении с нынешними временами все это просто смешно.



Но тогда передо мной открылся как бы «второй» (пли даже «третий»?) мир, равновеликий окружавшему меня и сложнейшим образом слипавшийся с ним, «перетекавший» в него.

Спустя какое-то время мне удалось разговориться с симпатичным шофером такси, и я точно так же допрашивал его, почему таксисты так любят пролетать со своим «зеленым огоньком» мимо ждущих их пассажиров. И он подробно объяснял, что такое пассажир за трешницу и полдня стоянки за следующим, а что такое разными способами сотня (включая перевозку с вокзала на вокзал за сто метров переулками на час езды или подвозку куда-нибудь поближе к женщинам и выпивке за ту же купюру), кому и сколько надо «отстегнуть» в таксопарке и на улице, чтобы, в конечном счете, домой привезти вдвое больше, чем инженер, врач, учитель, С добавлением, что эта интеллигенция, в свою очередь, охулки на руку не кладет.

Было и еще несколько собеседований подобного рода. Пройдя таким образом «предварительный ликбез», я мог уже на равных разговаривать со своими коллегами по несостоявшейся конференции в Грозном. А после этой конференции вполне мог взять следующей темой плановой монографии (если бы мне разрешили это) «Социология теневой экономики» – настолько хорошо был подготовлен к более основательному изучению этого предмета.

Главное, что я понял в этой разновидности экономики – «пирамида». Это когда где-то возникает дефицит или запрет (без чего «теневая экономика» мгновенно исчезает в «световой»), когда кто-то именно за этот дефицит или запрет вытягивает из тебя лишнюю копейку, на которую тут же набрасывается стая ворон полетом повыше и покруче.

Так что не зря конференцию по «теневой экономике» спустили на тормозах, да еще бумажки от нее на всякий случай спрятали подальше."

Это только один повар и один завуч – а сколько еще таких же поваров и завучей по всей стране великой осталось непойманными?

Страна жила по своим неписанным законам, в котором спекуляция и то, что называлось «рвачество» (то есть повышенный заработок на конъюнктуре) были не преступлением, а доблестью, жены пилили мужей, если они никак не урывали, и сами покупали дефицит с черного хода магазина, питая деньгами теневую экономику. В любой нормальной стране большая часть той экономики, что в СССР была теневой – была бы официальной, люди работали бы на себя, платили налоги, и всем было бы хорошо. Но в СССР само занятие предпринимательством было уголовно наказуемо, выталкивая в тень и тех, кто хотел работать честно, но на себя – а в тени уже ждал настоящий криминал. Потому, в отличие, от тех же США – быт СССР принципиально отличался своей криминализованностью. В США или в ФРГ или где еще, если тебе надо кусок мяса – ты идешь и покупаешь его. В СССР – ты должен был найти знакомого мясника и купить мясо с черного хода магазина, заплатив за него втридорога и «черным налом». Чтобы этого нала у тебя хватало – ты вынужден жить не на зарплату, занимаясь либо мелким воровством, либо спекуляцией, либо незаконной предпринимательской деятельностью – последнее тоже статья. То есть ты в принципе выбираешь жизнь вне закона и в ней живешь. В странах Запада такую жизнь выбирали единицы, у нас – все кто хотел есть мясо не только по праздникам, то есть большая часть страны. А если человек выбрал такую жизнь, то ему в будущем проще будет совершить и другие преступления, например, стать крупным коррупционером. И становились. Брежневский СССР своим бытом разрушил моральный стержень у большей части населения. И это для будущих реформ стало большой проблемой – если ворам дать свободу – они будут воровать.