Чертова дюжина

Что это было? Я много размышлял об этом случае, но найти ответа так и не удалось. Не удалось предложить даже хоть какое-то разумное объяснение произошедшему. Меня поразила не столько предсмертная улыбка женщины, что было само по себе, безусловно, весьма странным явлением, сколько тот загадочный импульс во время моей дремы, свидетельствующий о кратком проникновении в мой внутренний мир загадочной и абсолютно чуждой субстанции. Мгновенное ощущение страшной опасности, от которой хотелось куда-нибудь скрыться, и одновременно невероятная притягательность охватившего меня бездонного страха, когда тебя неудержимо тянет к нему навстречу, несмотря на ясное понимание близкой гибели, – вот что меня поразило больше всего.

И я потерял интерес к дальнейшим занятиям медициной, потому что они не давали ответов на волнующие меня вопросы. Мой жизненный тонус падал, началась депрессия. Затем один за другим умерли родители, сначала отец – от мучительно долго тянувшегося рака легких, потом, через полгода и мать – от очередного припадка неврастении, перешедшего в неконтролируемое поведение, и внезапно наступившего затем сердечного приступа. Меня не было дома, некому было успокоить маму и подать лекарство, и она умерла на полу в двух шагах от столика с таблетками, не дожив трех месяцев до пятидесяти.

Последнюю летнюю сессию я с грехом пополам свалил с одним хвостом на осень, и теперь не знал, что делать на летних каникулах.

Однажды после очередного пустого дня, поздно вечером ближе к полуночи я валялся на диване и листал книжку Амброза Бирса. Остановился на рассказе „Случай на мосту через Совиный ручей“, вчитался в него. Я был знаком с творчеством Бирса, читал, конечно, и „Случай“, но на этот раз что-то заставило меня раз за разом просматривать знакомые картины, возникающие в сознании, как будто они могли привести к ускользающему решению. Я интуитивно чувствовал, что где-то здесь кроется очень важное, краеугольное для меня, в очередной раз прочел последнюю фразу рассказа – „…вдруг яростный удар обрушивается сзади на его шею; ослепительно-белый свет в грохоте пушечного выстрела полыхает вокруг него – затем мрак и безмолвие! Пэйтон Факуэр был мертв; тело его с переломанной шеей мерно покачивалось под стропилами моста через Совиный ручей“, и вдруг мир вокруг меня взорвался.

Вот оно, конечно же, как я не догадался раньше, это так очевидно! Ничто не может дать достоверной информации о чем бы то ни было, кроме как опыт, то есть надо испытать все на собственной шкуре. Опыт, нужен личный опыт!

Я вскочил с дивана и забегал по комнате, пытаясь сосредоточиться и заставить хаотично мечущиеся в голове мысли выстроиться в некое упорядоченное состояние, позволившее бы мне начать более целенаправленные действия. Итак, Пэйтон Факуэр повешен, побег оказался мнимым, это лишь яркое видение в мозгу человека в краткий миг перед смертью посредством удушения. Да, было видение, но видение ли на самом деле? Картины так живописны, так жизненны, что производят полное впечатление реальности. Хорошо, это художественная выдумка писателя. Но возможно ли подобное выдумать? Я читал ранее о жизни Бирса, его участии в Гражданской войне и даже в подготовке казней. Изо всего этого вполне можно заключить, что писатель мог слышать подобную историю из уст человека, пережившего клиническую смерть и вернувшегося к жизни. Да, видения повешенного оборвались, когда наступила смерть в результате разрушения шейных позвонков. Да, яркие картины в мозгу могли возникнуть в результате наступившего кислородного голодания и острого расстройства функций центральной нервной системы. Да, существует и такое, банальное объяснение возникших видений в мозгу умирающего человека, но что мешает все это проверить самому, на собственном опыте? А что если это не просто видения, а отражение другой реальности? Необходимо только вовремя остановиться, не доводить собственное удушение до последней стадии, прервать опыт вовремя. Тогда я выживу и смогу восстановить в памяти момент перехода, момент клинической смерти. Но как это сделать, если во время асфиксии ты можешь отключиться и потерять контроль над своими действиями? Я задумался. Без участия третьего лица не обойтись, ведь должен же присутствовать внешний контроль, который позволил бы регулировать длительность процесса, вовремя останавливая механическое воздействие в области шеи. Нет, никого из посторонних людей я бы не хотел посвящать в свои экперименты, это исключено. Какой же тогда возможен выход?

И тут меня осенило. Безусловно, выход в данной ситуации возможен лишь один – изобрести и изготовить машину, которая бы, во-первых, эффективно воспроизводила асфиксию, во-вторых, позволяла бы задавать длительность процесса удушения, через определенное время автоматически отключаясь. Тогда эксперимент может пройти без особых последствий для моего здоровья.

На изготовление удушающей машины ушел ровно месяц, месяц упорного, практически круглосуточного труда. Я воспрянул духом, у меня, наконец, появилась конкретная цель. Я трудился вдохновенно, спал урывками, питался от случая к случаю, порой надолго забывая про голод. Я полностью отдался той работе, чувствуя, что занимаюсь сейчас действительно конкретным, понятным, логичным делом, тружусь над тем, что позволит достичь моей главной жизненной цели и, наконец, увидеть собственными глазами таинственную черту между жизнью и смертью. Увидеть и вовремя отступить, вернуться назад, к жизни.

Первая неделя ушла на разработку идеи машины, обдумывание всех мельчайших деталей ее конструкции. Прежде всего, я продумал устройство удушающего обруча. Металлический обруч – это основной элемент гарроты, испанской машины для совершения смертной казни удавливанием, о чем я узнал, листая энциклопедию. Но у меня обруч будет другим, он должен быть достаточно мягким, чтобы не повредить кожу в области шеи, да и сами хрящи гортани во время опытов. И в то же время, обруч должен обеспечить плотное сжатие шеи для остановки дыхания и кровообращения и наступления клинической смерти. Непростая задача, надо сказать, но и она, пусть не сразу, но поддалась моим исступленным попыткам продвинуть дело всей моей жизни. Я знал также, что во время казней удавливанием после потери сознания человека иногда поражают конвульсии, то есть он совершает хаотические, беспорядочные движения. Опасаясь, что нечто подобное может произойти во время опыта и со мной, а я в подобном состоянии могу сорвать обруч с шеи и преждевременно прервать опыт, решил обезопаситься, используя предохранительные захваты для фиксации рук и ног. И я изготовил из кожаных полос затягивающиеся петли. Я не смогу затянуть их наглухо, а лишь ограничу себя, чтобы не дотянуться до шеи или повредить прибор. Небольшой, но достаточно мощный электромотор, резиновая трансмиссия, реле времени с часовым механизмом – вот и все нехитрые причиндалы моей Душки, как я в шутку обозвал удушающую машину.

После нескольких дней опытов с машиной в автоматическом режиме, я понял, что Душка полностью готова к проведению натурных испытаний. Машина останавливала сжатие обруча в соответствии с заданной программой, выдерживала определенное время, а затем быстро снимала нагрузку на обруч.

Но тут возник главный вопрос эксперимента: сколько времени проводить опыт, чтобы не переборщить, выжить и суметь вернуться обратно после окончания опыта в добром здравии. Я знал, что обратимой клиническая смерть бывает в большинстве случаев, если длится всего несколько минут, как правило, не более пяти. Однако, чем длиннее период полной отключки, тем больше вероятность повреждения коры головного мозга и, соответственно, сложнее последующие реанимационные мероприятия. Моя же планируемая процедура реанимации заключалась лишь в автоматическом наливании в блюдце у моего лица нашатырного спирта, что должно происходить сразу же после снятия нагрузки на шею. Не бог весть что, конечно, но, по моим расчетам, этого воздействия на верхние дыхательные пути будет достаточно, чтобы дать импульс нервной системе для начала ее полноценного функционирования и возврата меня в реальность.