Изумрудная Марта

Правда состояла в том, что бабушкина мать не была шлюхой: она вышла замуж по любви, но спустя год после трагической кончины мужа не смогла жить в доме свекрови, ужасной, невероятно властной женщины, а дочь оставила на ее попечение. Свекровь так и не полюбила внучку за проступок невестки: «Кто может бросить собственного ребенка? Только шлюха!» – назидательно повторяла она ей всю жизнь. Но, не смотря на все невзгоды, бабушка Миры не озлобилась, а выросла нежной и ранимой, любила детей и потому решила стать педагогом. Кто бы мог подумать, что именно призвание приговорит ее к пожизненным мучениям…

С мужем они познакомились там, куда она приехала по распределению после пединститута. Мечта многих девочек и светлая жизнь впереди: волевой, работящий мужчина, немного старше начал за ней ухаживать, но спустя некоторое время изнасиловал. Она забеременела. В те времена, чтобы избежать позора, ничего другого не оставалось, кроме как выйти за него замуж. Она надеялась, что после декретного отпуска устроится на работу и уйдет от этого деспота. Но только подходило время, как она снова оказывалась беременной, пока не родились все трое, и она уже никуда не могла уйти. Да и как? Он нашел бы ее и убил – она это точно знала. Самым показательным стал случай, когда она была беременна уже младшенькой. Собираясь на работу, он спросил:

– Завернула мне бутерброды?

– Не успела…

Он набросился на нее, стал бить кулаком по лицу, по груди, а она умоляла: «Только не по животу, только не по животу…». Он внял ее мольбам, но не из сострадания: «Я не буду растить калеку – проще утопить». По животу бить не стал, но изуродовал так, что она месяц не могла выйти на работу, а там уже и роды подошли, хоть и раньше срока, но, слава богу, родилась нормальная девочка.

Они жили в доме на окраине города. Однажды муж принес щенка, и дети выбежали во двор: «Отец принес нам подарок!» Настоящего друга, с которым можно играть, обучать приносить палку и выполнять другие команды. Но отец привязал его во дворе и запретил подходить: «Пса мне не портить! Кто его тронет, сам сядет на цепь!» Он стал регулярно «воспитывать» щенка палкой и другими изощренными способами, делая его все более злобным. И все это время соседи жаловались на ужасный визг и лай несчастного животного. Дети стали бояться пса, потому что он отчаянно лаял на них и норовил сорваться с цепи. Смирным становился только при виде отца, а на маму не лаял, но злобно рычал – и то лишь потому, что она его кормила. Если раньше в отсутствие отца к ним во двор приходили поиграть соседские дети, то теперь все обходили их дом стороной. Ему даже не посмели дать кличку. «Пес – он и есть пес», – припечатал отец.

В тот вечер дети ждали ужина. Мама с большим трудом смогла достать кусок мяса – огромная редкость по тем временам, и варила кашу. Наверное, самую вкусную кашу в мире – потому что с кусочками мяса. Дети все время крутились возле нее, аромат раздирал им нутро. Все смотрели на настенные часы: надо было дождаться отца, который как назло задерживался на заводе. Наконец послышался лай пса, возвещающий его приход. Но теперь дети должны были дождаться, когда он поест. Отец неторопливо жевал, пока дети молча глотали слюни; оторвавшись от еды, он спросил:

– Пса кормила?

«Господи, не успела…» – с ужасом подумала она, да и когда ей было, если трое детей и на плечах не только целый класс, но и почти вся школа (недавно она согласилась стать завучем под предлогом повышения зарплаты, а на самом деле – чтобы сбегать из дома по уважительной причине; что угодно, лишь бы не дома).

– Я… не успела…

Тогда он подошел к плите, взял кастрюлю с кашей, вышел во двор и вывалил все в миску псу. Тот, не веря своему счастью, поглощал их ужин, чавкая от удовольствия, а дети наблюдали за этой страшной картиной со слезами на глазах и даже всхлипнуть не посмели.

Как старшему, отцу Миры доставалось больше всех. Выходки отца он сносил молча, плакать тот его отучил довольно рано, называя размазней, при этом ненависть к матери росла с каждым днем. Спустя годы он стал воспитывать в своей дочери «женскую покорность», хотя именно за нее и ненавидел свою мать, а позже и жену. Он знал, что нормальная мать должна была их защитить, приготовить другой ужин, что угодно, но накормить своих детей. Она этого не сделала. Она ничего не сделала ни в тот вечер, ни когда-либо еще.

Он так и не простил ей ту кашу, постоянно хамил и огрызался, делал все назло, подавая пример младшим детям, и со временем те тоже стали презирать мать. Пока он был подростком, она списывала все на возраст: «Ничего, вырастет – пройдет, надо просто подождать». Он тоже ждал, когда вырастет, но не для того, чтобы у него «все прошло», он жаждал мести. Пока отец был жив, он ограничивался крепкими словами в адрес матери, а когда тот умер, регулярно приезжал к ней и бил железной линейкой или ремнем. Ведь с возрастом обида не исчезла, а продолжала душить его, с годами перерастая в бронхиальную астму.

Когда он ее хлестал, каждый раз надеялся, что мать все-таки даст ему отпор. Но женщина, у которой с детства была подавлена воля, никакого отпора дать не могла, тем более в пожилом возрасте и тем более сыну. Так она и сносила эти побои, очень обидные, но терпимые. Всё лучше, чем люди узнают, что ее бьет сын…

Повзрослев, Мира перестала резать своих кукол, все больше уходя в мир книг и фантазий, где она была смелой и решительной, любила и была любимой. Там ее никто не мог пороть, унижать и использовать, там она была хозяйкой своего положения. А в жизни она предпочитала не привлекать к себе внимания, в первую очередь внимание отца, носила скромную одежду и ужасные очки, чтобы спрятать за ними большие глаза. За такой ширмой ей было легче. Мира стала библиотекарем в своей школе, где все ее знали с детства, и где не было необходимости в дополнительном общении: «Чем могу помочь? Читательский билет. Распишитесь». Мира вполне обходилась этим набором вопросов и все уже давно знали, что она предпочитает обществу книги. С детства библиотека оставалась самым безопасным местом, где она пряталась от того, что происходило в доме. Там она могла наконец побыть в тишине, погружаясь в захватывающие дух приключения. Читая о человеческих судьбах, Мира пусть ненадолго, но чувствовала себя свободной, почти как те героини, которые могли мечтать, громко смеяться, дерзить и даже драться. В книгах для нее все было по-настоящему. Она искренне сопереживала, радовалась и плакала, мысленно дополняя ту или иную сюжетную канву своим присутствием. Ей нравилось спасать собачку, которую топил глухонемой хозяин, освобождать узника замка или останавливать войну, развязанную великим полководцем. Мира, дарящая Мир всему Миру. «МММ».

Ей нравилась эта аббревиатура, которую она прорисовывала в уголках своих тетрадей и дневников. Даже при получении паспорта она расписалась этой монограммой, хотя и понимала, что будет за это выпорота – чем не повод, но не сдалась, а, стиснув зубы, впервые в жизни сознательно расплатилась болью за то, чего действительно хотела: подошла к отцу, показала паспорт, легла на его колени, зажмурилась и приняла порку.

Все это продолжалось до тех пор, пока она не вышла замуж за Марка – единственного, кто стал за ней ухаживать или, скорее, взял измором. Он приходил в библиотеку каждый вечер, брал книгу, читал и ждал, пока Мира закончит работу. Потом провожал ее до дома, по дороге почти не говорил, только иногда задавал вопросы, внимательно выслушивал ответы и продолжал идти рядом. Позже Мира узнала, что он приехал из другого города в гости к своей матери, но решил задержаться и даже успел найти работу по специальности.

– Ты бы мог поехать в любой город, почему именно сюда?

– Из-за мамы. Я по ней очень скучал.

– Хорошо, когда такие теплые отношения с родителями, особенно с мамой.

Марк подумал, что на самом деле он никогда не находил в сердце матери отклика любви. Да и откуда ей было взяться, если его родная бабушка, мать матери – трагически погибла, когда маме было всего пять. Женщина утонула, когда они всей семьей плыли на теплоходе. Поскользнувшись, она упала в воду, а когда ее достали, было уже слишком поздно. Так дед – отец матери – остался с четырьмя детьми на руках, но спустя какое-то время встретил Марию, женщину моложе него на полжизни. Она не была красавицей, но его это не смущало, на своем веку он повидал много красавиц. Будучи невероятно обаятельным, он умел заговорить любую так, что на него гроздьями вешались женщины, включая юных особ, даже когда ему было за семьдесят. Ему не мешали ни возраст, ни лысина, ни даже его не работающая левая рука. Он много шутил, в первую очередь над собой, был обходителен, галантен и любвеобилен. Мария была счастлива. Она считала его заботу о ней и ее страстную влюбленность отличным фундаментом для семьи. И сразу взяла на себя такую обузу – четырех чужих детей. Ради него она была готова на любую жертву. Своих детей так и не родила – было некогда, она едва успевала исполнять обязанности няни-гувернантки: еда, занятия, сон, прогулки – все по расписанию и никакой любви. Нежности хватало только на мужа.