Серая невеста Лиллехейма

Их семья напоминала горькую косточку, сладкую мякоть с которой сорвали вскоре после их рождения. И Франк от всего сердца благодарил Бога, в которого не верил, за то, что Андеш был счастлив по-своему.

– Я не хочу становиться злым волком, – неожиданно заявил Андеш. Он поднял глаза на брата, и тот увидел слёзы.

– Ты чего, братишка? Слишком соленое? – Франк вытянул шею и убедился, что Анне-Лисе по-прежнему выпускает в экран телевизора струи дыма. – Ну, что случилось?

– Облако. – Андеш показал пальцем со сгрызенным ногтем в окно.

Над коттеджами улицы Соржен, где проживали последние из Нурдли, висело вполне обычное темневшее небо. Но Франк знал, что где-то вверху раскручивалась зловещая спираль. Раскрывал пасть облачный кошмар.

Франк пересел поближе, не забыв захватить с собой тарелку:

– Такой белый крендель и раньше появлялся. И знаешь что? Его опять слопает какой-нибудь космический обжора.

На миг лицо Андеша разгладилось, а потом опять словно стянулось к переносице.

– Это облако другое: оно – крутит волков, – прошептал он. – И Андеш тоже скоро закружится.

Слова застряли в горле Франка, пережатые страхом. Он мало что помнил о том случае, когда их отец, Ноа Нурдли, слетел с катушек. И всё же что-то, позже дополненное рассказами полиции и медиками, отложилось в памяти.

Дело было январским вечером 2011 года. Они все находились дома: пятилетний Андеш, Франк, которому едва исполнилось три, Анне-Лисе и Ноа, вернувшийся после смены в «Гунфьеле» в стельку пьяным. Анита Нурдли, их мать, уже четвертый год как гнила на городском кладбище Мушёэна. Тогда-то и стало впервые ясно, что Андеш обладает пугающими способностями.

Ни с того ни с сего Андеш разревелся. Весь в слезах, он просил, чтобы Ноа не трогал его. Орал и вопил, утверждая, что его голове больно и холодно. Точно такие же спонтанные приступы с ним случились вчера и позавчера. И Ноа взорвался. Он соскочил с кресла, в котором пытался забыться, схватил пятилетнего сына за волосы и поволок к входной двери. Там он бросил его, распахнул настежь дверь, а после – зажал голову Андеша между дверным полотном и коробом.

Анне-Лисе попыталась вразумить единственного сына, за что быстренько поплатилась. Никто не мог помешать Ноа. Пока шахтер, удерживая старшего сына в плену боли и холода, трезвел, прошло тридцать минут. За это время Андеш ни разу не закричал и не заплакал, словно успел растратить все эмоции во время приступов.

– Нужно только немного потерпеть, – прошептал Андеш.

Это были последние осмысленные слова перед тем, как давление и мороз в тридцать два градуса нанесли непоправимый ущерб его мозгу. Каким-то образом он предвидел то, что случится. Трехлетний Франк же просто смотрел, боясь вмешаться. Когда Ноа вырубил Карл, их сосед по улице, было уже слишком поздно. Возможно, Ноа так и не смирился с тем, что Анита Нурдли умерла спустя три часа после того, как вытолкнула из себя толстячка Франка.

Анне-Лисе никогда не говорила об этом, и Франк частенько думал, что она относится к ним не лучше, чем Ноа. Вдобавок она лупила Андеша за любые попытки сообщить о том, что может произойти, словно боясь, что и ей зажмут голову дверью. И Андеш хорошо это усвоил, доверяя переживания единственному близкому человеку – Франку.

– Не хочу делать зло зубами! – произнес Андеш, и его глаза опять скрылись за пленкой слёз. – А она будет заставлять! Заставлять всех!

Франк вскочил со своего места и принялся осторожно массировать шрамы, частично опоясывавшие голову Андеша, будто обруч – бочку. Это помогало справиться с приступами. Андешу прописывали какие-то таблетки с труднопроизносимым названием, но они с разрешения Франка отправлялись в унитаз, потому что «мешали думать».

– Вот так, братишка, сейчас пройдет.

– Нога Арне! Я не хотел! Не могу остановиться!.. – Андеш посмотрел на Франка глазами, полными ужаса, и прошептал: – Останови меня.

Франк обнял его за изуродованную голову и поцеловал в макушку, как бы сделала Анита, будь она жива. Андеш вздохнул и как ни в чём не бывало принялся уплетать фасоль с овощной смесью.

– А я знаю, куда завтра отправится Франк с друзьями.

– Да? И куда же? – Франк вернулся на свое место и принялся быстро заталкивать в себя ужин, пока тот окончательно не остыл.

– Франк и друзья пойдут смотреть на дохлого тюленя. Его выбросит под пирс.

На лице Франка расплылась широкая улыбка, уголки которой украшал соус.

Это попахивало настоящим летним приключением.

15. Метеостанция

Преодолев три километра по серпантину на юго-восток от Лиллехейма, «фольксваген» вырулил к стоянке метеостанции «Химмелфангер» – одноэтажному зданьицу, обшитому желтыми теплопанелями. Здесь уже стояла пыльная «шкода» Эрика. Справа от нее расположились зеленый «Хёндэ Байон» и бюджетный синий электромобиль «тесла» второй модели. Флюгер Вильда, закрепленный на десятиметровой мачте, казалось, сходил с ума.

Диана взмыла вверх по ступеням и едва не столкнулась с Эриком.

– Слава богу, ты цела Диана! Видел, как ты неслась по дороге!

– Что на облакомере, Эрик?

– Высота – девятнадцать километров. Угол – двадцать семь градусов, словно у брошенной тарелки для фрисби. А еще оно стоит на месте, хотя ветер там такой, что с самолета ободрало бы весь фюзеляж.

– Это невозможно. – Натолкнувшись на выразительный взгляд Эрика, Диана пробормотала: – Похоже, скоро в «Атласе облаков» появится целый раздел.

Они прошли внутрь метеостанции. Навстречу им подняли головы двое: толстушка в практичном спортивном костюме с золотистыми полосками на черном фоне и парень в очках и рабочем комбинезоне, нависавший над девушкой как погнутый строительный кран. Диана сразу поняла, что в позе «крана» парень только что вытанцовывал у окороков девушки. Оба выглядели достаточно молодо, чтобы оказаться на возрастной ленте в области двадцати трех – двадцати пяти лет.

– Ингви́лль Э́венсен, ездит на «Химмелфангер» по будням, набивает у нас навыки, – представил Эрик девушку, затем махнул рукой в сторону парня: – Ле́ннарт Хо́лен. Он здесь живет, следит за приборами.

– Потому что жить больше негде, – буркнул Леннарт и принюхался. Его лицо, пораженное колониями прыщей, хотя возраст давно должен был стереть их, изобразило отвращение. – От этой русской воняет псиной.

Услышав это, Эрик будто окаменел. Правда, это состояние не длилось дольше двух секунд.

– Леннарт, ты кретин. Диана прекрасно владеет норвежским.

– А еще я прекрасно владею собой, – подчеркнула Диана и добавила: – Диана Хегай, буду работать с вами до конца августа. Что мы имеем по аномалии?

– Ну, у нас в наличии какая-то несуразица, – произнесла Ингвилль, показывая на экран. – Эта штука должна либо рассеяться на запад, либо обрести чечевицеобразную форму, характерную для горной местности, и тоже со временем расползтись. Но этого по какой-то причине не происходит.

– Это магия! – пропел сладким голоском Леннарт.

– Насколько я знаю, в «Химмелфангере» есть два метеозонда, – в задумчивости произнесла Диана. – Предлагаю выстрелить первым из них, как пробкой от шампанского. Что скажешь, Эрик?

Тот расплылся в широкой улыбке, раздвинувшей рыжую бороду:

– Скажу, что пора доставать фужеры.

– Есть! – хлопнул в ладоши Леннарт и умчался в кладовку, доставать компоненты метеозонда.

Захватив пачку сигарет, лежавшую рядом с клавиатурой, Ингвилль направилась к задней двери.

– Вы идете? – спросила она. – Метеозонд, знаете ли, через печную трубу не вылетит.

– Мы нагоним. – Убедившись, что девушка ушла, Диана повернулась к Эрику. – От меня действительно как-то неприятно пахнет?

Старший метеоролог ощутил, как его обдало жаром. Ему только что в том или ином виде дама предложила обнюхать себя. Он чуть наклонился к ней, удивленно заметив жилку на ее шее, и осторожно принюхался.

Пахло женщиной – обнаженной и ждущей самца.

Эрику вдруг стало жутко. Словно он сумел опознать зверя противоположного пола, потому что сам являлся таковым.