Падшая девственница

— Ну как? Молодцы наши бабоньки? Вы если что нужно будет, не стесняйтесь, спрашивайте. Одной общиной живём, всё наше — теперь ваше.

— Спасибо.

— Не благодари. Нам новые члены общины всегда в радость. Лучше скажи, ты спиннинг мне привёз, который обещал?

— В машине лежит.

— Вот и чудненько. Тогда завтра на рыбалку? А вечером праздновать будем. В шесть часов, на том лугу, где вы отдыхали, стол накроем. Приходите.

***

Вечером вся деревня собралась за грубо сколоченным столом, разожгли костёр, принесли нехитрую еду — уха, варёная картошка, куски мяса. Из напитков молоко и вода. Кто-то играл на гармошке, женщины пели, мужчины обсуждали завтрашнюю рыбалку, дети носились вокруг. Удивительно, как в наше время могут существовать такие общины, полностью оторванные от цивилизации. Казалось, я провалилась во времени лет на двести и оказалась в начале девятнадцатого века.

— Дим, а в чём смысл жизни их общины? — после стольких лет в Ордене, меня пугали все идейные организации.

— Они — раскольники, православные христиане, придерживающиеся старых русских обрядов. Когда-то их предки подвергались гонениям, сейчас же они могут жить так, как считают нужным. У них нет священников, богослужения проводят сами люди. Не переживай, ты не обязана участвовать в их ритуалах. Мы просто поживём здесь какое-то время на правах гостей.

Как же невероятно хорошо и спокойно быть рядом с человеком, который чувствует каждое твоё переживание, разрешает любое сомнение и развеивает страхи. Мне не нужно озвучивать свои опасения — Дима без слов понимает меня.

С каждым днём я всё больше привыкала к деревенской жизни. Научилась доить коров, топить печь, чистить рыбу, мыться из тазика. Старалась помогать местным женщинам в поле и со скотиной. Паломники действительно приезжали достаточно часто, некоторые совсем не знали русского языка, и я с удивлением обнаружила, что местные жители, даже дети, отлично владеют английским. Обычно паломники останавливались в доме Валеры, во время их приезда Дима возвращался домой под утро и молча ложился спать до обеда. Что-то пошло не так, я это чувствую…

Глава XXXIV

 К концу августа стало понятно, что мы застряли в несуществующей деревне старообрядцев надолго. Что ж, оно даже к лучшему, тихая сельская жизнь в объятиях любимого человека, о чём ещё можно мечтать? Но Диму такой расклад не устраивал, он откровенно скучал без работы, компьютера, элементарных удобств.

— Мы не можем остаться здесь на зиму, как ты будешь рожать и растить ребёнка? До ближайшей больницы больше ста километров, в доме даже воды и канализации нет.

— Но другие женщины умудряются и в таких условиях рожать детей. Чем я лучше их?

— Для меня — всем. Я не переживу, если с тобой или ребёнком что-то случиться. Местные жительницы очень религиозны и со смирением принимают все испытания судьбы, это их выбор. Не мой и не твой. Мы не добровольно решили жить в условиях Средневековья, нас вынудили здесь прятаться и я просто обязан вытащить тебя и ребёнка в цивилизацию.

— Ты и без того очень много для нас сделал, — я подошла к нему ближе, присела на коврик у кровать и положила голову ему на колени.

***

В октябре нашу деревню покинула последняя группа паломников. Урожай собран, погода с каждым днём становится всё хуже, проехать в город на обычной машине уже практически невозможно. Дима надеялся прибиться к паломникам и вместе с ними выехать из России, даже поддельные документы где-то раздобыл, но… Вчера Валера вернулся из Красноярска с припасами на зиму и плохими новостями. В городе он поговорил со своим хорошим знакомым, который в своё время несколько лет прожил в деревне, а сейчас занимает не последнее место в иерархии погранслужбы. Нейтральная беседа об особенностях контрольно-пропускных мероприятий в разных пунктах пересечения границы, закончилась демонстрацией моей фотографии и рассказом о некой девушке, совершившей какое-то особо опасное преступление и разыскиваемое по всей стране.

Последняя надежда выбраться из капкана необъятной родины разбилась как хрустальный бокал. Все договорённости со старообрядцами из Эстонии, Германии, Испании — бесполезны. Мы должны были покинуть деревню с небольшой группой паломников из Бразилии, добраться на автобусе до Москвы. Потом пересесть на рейсовый международный автобус до самого безопасного пункта пропуска через государственную границу, доехать до столицы Литвы, Латвии, Финляндии, Польши… любой. Паломники согласились нам помочь и готовы были сделать приличный крюк в пути до своего самолёта, вылетающего из Берлина. Но, видно, не судьба.

— Не расстраивайся, — Дима нежно гладил меня по животу. — Рано или поздно они перестанут тебя искать. Весной приедут новые паломники, и мы придумаем, как выбраться отсюда.

— Ребёнок родится в марте, с младенцем на руках мы станем ещё заметнее.

Зря мы не уехали вчера, нужно было хотя бы попытаться… Впрочем, сейчас это всё уже не важно. Впереди длинная зима, дорогу заметёт так, что в город можно будет добраться только на снегоходе. Теперь можно по-настоящему расслабиться и мне и Диме, самое главное — мы в безопасности.

***

Зимовка вдалеке от цивилизации оказалась тяжелее, чем я думала. Деревня практически вымерла, люди сидели по домам, занимаясь хозяйством, электричество пропадало несколько раз в день и нам приходилось жить при свечах, Дима просыпался несколько раз за ночь, чтобы подкинуть дров в печь — она с трудом поддерживала тепло в нашей старой избушке. Я очень боялась, что ему надоест наша отшельническая жизнь, и он сбежит от меня и неродного ему малыша в Москву. Мои опасения сбылись за несколько дней до Нового года — морозным солнечным утром я проснулась одна в холодной постели, огонь в печи погас, в доме никого не было. С трудом я подавила панику — ничего, справлюсь. Месяцы изоляции — тяжкое испытание даже для крепких браков, проверенных годами и скреплённых общими детьми. Я Диме не жена, жду не его ребёнка, мы живём в доме без удобств, интернета и телевидения. Естественно, он заскучал, взял снегоход Валеры и уехал в ближайшее село. В кладовке запас продуктов, которых с лихвой хватит до весны, в соседних домах живут сердобольные женщины и мужчины, у меня даже кроватка для младенца есть — Дима сколотил её ещё в ноябре. Нужно успокоиться и разжечь огонь в печи. Но как бы я себя не уговаривала, слёзы продолжали течь по моим щекам. Я неуклюже присела у топки и попыталась раздуть тлеющие угли. В этот момент дверь в дом открылась, впустив внутрь свежий морозный воздух и… Диму с двухметровой ёлкой.

— Привет, ты уже проснулась?

— Ты не говорил, что собираешься сегодня уезжать, — я смахнула слезу с глаз.

— Хотел сделать тебе сюрприз. Смотри, какая красавица! Жаль, верхушку придётся срубить — немного не рассчитал с размером, — он бросил ёлку и подошёл ко мне.

— Эй, ты плакала?

— Нет, просто дым в глаза попал, — он улыбнулся и помог мне встать.

— Извини, я думал, мы управимся раньше, но у Валерки снегоход заглох — пришлось волоком его и ёлки пять километров до деревни тащить. Как думаешь, куда её лучше поставить?

***

Новый год — главный зимний праздник в любой деревне. В это время всё будто бы оживает, дети целый день резвятся на улице, взрослые украшают дома и делают заготовки к празднику. 31 декабря все собираются в доме Валеры за большим столом, заставленным едой, открывают шампанское и веселятся до утра. Суровые будни сельской жизни отходят на второй план, уступая место празднику, музыке и песням. А потом всё возвращается на круги своя — люди разбредаются по своим домам, встречаясь лишь для проведения служб, в которых мы с Димой не участвуем. У всех полно дел по хозяйству — скотина зимой требует особого ухода, детей нужно учить грамоте, даже банальная уборка в холодное время года сильно усложняется. Некогда им ходить по гостям и предаваться праздности, разве что Валера пару раз в неделю к нам заглядывал и тут же убегал обратно. Хорошо, что беременность не доставляла особых хлопот, но Дима всё равно запретил мне даже полы мыть, а к печке и близко не подпускал. Готовил и мыл посуду тоже сам.