Страница 19 из 24
– Ну, если быть точным…
Старая миссис Паддикет расхохоталась громко, резко и оскорбительно.
– Если быть точным, – инспектор заговорил громче, поскольку ощутил раздражение, – я имею в виду очень… экстремально ранние часы следующих суток… Примерно час ночи фактически или около того.
– И что с креслом? – осведомилась старая леди. – Переходите к сути!
– Находились вы в своем кресле в час ночи субботы, девятнадцатого апреля?
Миссис Паддикет извлекла из недр экипажа лорнет из черепашьего панциря. Вооружившись им, она сначала изучила инспектора, потом сержанта, а затем снова инспектора. Убедившись, что эти любопытные вариации живых существ хотя и выглядят странно, однако принадлежат к числу существующих млекопитающих, она опустила оптический прибор.
– Могу я спросить, имеет ли полиция некие возражения относительно поведения домохозяйки, обладающей гражданством и правом голоса, налогоплательщицы, решившей предаться физическим упражнениям на собственной земле в ночной час, используя для этого ее собственное кресло, ее собственную достойную одежду и ее собственное время? – с достоинством осведомилась она. – Если так, то скажите это, офицеры, и мы обсудим данную тему при участии адвокатов и в более удобное время.
Миссис Паддикет оглянулась и пронзительным криком призвала Джозефа Херринга. Проныра неохотно затоптал окурок и поднялся, тоже без особой торопливости.
– Слуга! Вези меня в дом, – велела старая леди.
Инспектор смотрел вслед креслу, испытывая смешанные чувства.
– Будь я проклят! – произнес сержант. – Она была там все время!
– Была ли она? – Голубые глаза инспектора сузились. – С этим мы еще должны разобраться, приятель. Ого, снова-здорово. Она возвращается к нам, бог ты мой! Что еще?
Кресло остановилось на том же месте, и Джозеф Херринг ловко воткнул сигарету между губами и прикурил еще до того, как нанимательница повелела ему опять удалиться в сторону газонокосилки.
– Я должна сказать, офицеры, – заявила миссис Паддикет, после чего потыкала кончиком зонтика в отворот штанов сержанта и пробормотала «не отстирается» таким недовольным тоном, словно это была ее одежда, – что особая служба моторных экипажей действует от Макит-Лонгер до ворот данной территории, чтобы доставлять сюда людей, которые имеют желание увидеть место, откуда было удалено тело. Куски камня и пригоршни гравия уже были похищены из водяного парка как сувениры с реального места преступления, а один полный энтузиазма коллекционер зашел так далеко, что попытался отравить пресноводных рыбок, обитающих в пруду, чтобы сохранить одну из них в качестве уникального памятного знака о том, что здесь случилось. И я не скажу более ничего.
Она оглянулась в поисках Проныры. Тот вынул сигарету, аккуратно затушил ее, а окурок засунул за правое ухо.
– Слуга, – возгласила тетушка Паддикет, наблюдавшая за процедурой. – Ты тут?
– Да, мадам, – отозвался Джозеф, подходя к креслу.
– Удали этот отвратительный отросток.
– Вы же не имеете в виду бычок, мадам?
Старая леди поджала губы и сердито уставилась на него.
– О, как пожелаете, – пробормотал Джо, извлек окурок из-за правого уха и ловким движением уронил в рукав пиджака, откуда он снова вывалился в ладонь, едва хозяйка отвела взгляд.
– Конечно, – продолжила она, обращаясь к полицейским, – как может беззащитный член общества жаловаться, что два офицера тратят все свое время, утро и день в доме и его окрестностях, в то время как ее собственность расхищают прямо перед их носом! Камни из парка, гравий с дорожек, голавль из пруда… Отвратительно!
Завершив эту содержательную речь, миссис Паддикет внезапно повернулась в кресле и заорала на Джозефа Херринга, чтобы он увез ее в дом.
– Да, – вздохнул инспектор, снова наблюдая за удаляющимся креслом, на сей раз со смесью утомления и радостного изумления в глазах, – вот оно как.
– И она была снаружи в кресле… – начал сержант.
– Которое мчалось со скоростью двадцать миль в час. – Инспектор усмехнулся.
– В час ночи.
– Да. Остается лишь разобраться, сам ли дьявол или кто-либо из его подручных толкал кресло, и мы можем забыть об этой истории, – подытожил инспектор.
Но когда он заговорил вновь, тон его изменился, став более серьезным:
– Я совсем не понимаю ее отношения. А хуже всего, я не чувствую себя вправе запугивать и давить на старую женщину, которой девяносто лет. Какой смысл, хотел бы я знать, в том, чтобы озвучивать нам столь откровенную ложь? Ладно. Не будем думать об этом сейчас. Последуем за ней к дому и попробуем снова поговорить с мисс Браун-Дженкинс. Это она заметила брата, когда он склонялся над пустой кроватью в комнате мисс Йеомонд.
– Вы же не подозреваете юного Дженкинса, сэр?
– Как я говорил ранее, не понимаю, какой части его истории я могу доверять. Пообщавшись опять с его сестрой, я разберусь, что к чему.
Селия Браун-Дженкинс немного добавила к собранной инспектором информации. Они болтали с Присциллой почти до часа ночи, а вскоре Присцилла появилась в спальне с просьбой остаться на ночь, поскольку в ее собственной комнате ей страшно. Селия повторила историю о том, как обнаружила брата в комнате Присциллы в половине второго ночи, и о том, как после этого он скатился по лестнице.
Инспектор постучал карандашом по зубам и попросил о встрече с мисс Кэддик. Та, трепеща от возбуждения, не смогла сообщить ничего, помимо факта, что она сидела, как обычно, в маленькой столовой, занимаясь вязанием, и ушла спать в десять тридцать, опять же, как всегда. Она не слышала ничего до тех пор, пока не проснулась от шума, вызванного падением Клайва Браун-Дженкинса.
– Итак, – сказал инспектор сержанту, когда мисс Кэддик, ощупывая запястья, чтобы убедиться, что на ней пока нет наручников, отправилась на поиски Ричарда Кауза, – сильно мы не продвинулись. Если старая леди будет держаться выдумки насчет того, что это она сидела в кресле ночью, то моя лучшая версия по поводу данного эпизода лопнет.
– Какова же эта версия, сэр? – уважительно поинтересовался сержант.
– Ну, на месте убийцы я бы определенно заполучил это самое кресло в качестве удобного средства транспортировки тела к озеру. Однако, если миссис Паддикет сказала нам правду, то подобную мысль придется выбросить из головы немедленно.
– Но она же не сказала нам правды! – возразил сержант.
– Да, мы верим, что не сказала. Но остается небольшой шанс, что так все и было. Эти старые дамы порой носятся с весьма странными идеями в их седых головах.
– Да. Но если это неправда, – продолжал настаивать сержант, – это означает, что она знает, кто убийца, и пытается прикрыть его, как мы уже говорили ранее.
– Сержант, – произнес Ричард Кауз от двери, – я так не считаю. Тетушке не известно, кто убийца, но она не хочет, чтобы вы, сотрудники полиции, это узнали. Тетушка думает, что, пока убийцу не обнаружили, она будет наслаждаться компанией репортеров, полиции и многочисленных зевак. Она нежится под светом софитов, который обеспечил ей этот случай, и мечтает оставаться там подольше. Так что не спешите, не подгоняйте свои мозговые извилины, я вас умоляю! Не лишайте старую даму удовольствия!
Он вошел в комнату, держа в одной руке большой нарцисс, а в другой – пучок ревеня. Попеременно и весьма деликатно он нюхал первый, а затем откусывал кусок от второго.
– Мистер Кауз, – сказал инспектор, когда Ричард сел, – я хочу, чтобы вы мне подробно рассказали о своих передвижениях в пятницу, восемнадцатого апреля, начиная с половины десятого.
Молодой человек задумался.
– В половине десятого я находился в библиотеке, – сообщил он. – Оставался там до половины одиннадцатого. Затем вернулся в свой домик с книгой, которую начал читать, и просидел там до половины двенадцатого, когда мой товарищ по несчастью, мистер Мальпас Йеомонд, пришел и лег спать. Сразу после полуночи я последовал его примеру. Проснулся чуть позднее шести часов утра в субботу, а еще я просыпался между часом и двумя ночи, а также между четырьмя и пятью.