Страница 33 из 99
— А наши звери выдержат подобное испытание?
— Да, пантеры очень выносливы, они могут двигаться без остановок по двое суток кряду.
— То есть теоретически они могут продержаться до самой столицы?
— На пределе. Но к середине завтрашнего дня будут уже очень измотаны.
— Так же как и мы.
Он скромно промолчал, обойдясь без бравурных заявлений типа: «Не знаю, как вам, а мне такое раз плюнуть!..»
— Что еще вы можете предложить?
— Последний вариант — заночевать в лесу.
Я успешно подавила первый импульс: «Да ни за что на свете!» и заметила достаточно спокойно:
— Выглядит не слишком привлекательно.
— Да, условия для отдыха не лучшие. Плюс ко всему придется обойтись без ужина, поскольку ничего съестного мы с собой не захватили. Однако в смысле безопасности и тактических преимуществ — в результате мы определенно сможем достичь цели в один прием — данный вариант кажется наиболее приемлемым.
— Предположим, без ужина я обойдусь… А как вы предполагаете все это организовать?
Ни на особую толковость, ни на конструктивность этот вопрос, конечно, не претендовал — так, тривиальная затяжка времени. Но лорд Крат очередной раз показал, что прекрасно умеет с этим бороться:
— Может быть, будет лучше, если я просто покажу?
— Хм. Ну, показывайте.
Лорд Крат развернул свою пантеру и со словами:
— Надо вернуться немного назад, я недавно видел подходящее место, — отправился обратно по тропинке, а я смогла по достоинству оценить его маневр.
Изложить варианты, кратко и энергично раскритиковать нежелательные, а затем неназойливо пропихнуть тот, который изначально считал наиболее предпочтительным, — все это очень грамотно. Особое любопытство на данном этапе представлял один момент — чему именно лорд Крат отдавал предпочтение? Или даже так — руководствовался ли он и в самом деле стратегическими соображениями, либо же идея провести со мной ночь в лесу нравилась ему чем-то еще?
Разумеется, сразу ответа я не получила, хотя уверенность, с которой мой проводник занялся обустройством ночлега, опять-таки наводила на мысль о предварительной подготовке. Хотя не исключено, что он просто все это многократно проделывал… Тем более сама по себе процедура была незатейливой: проехав с полмили назад по тропе, лорд Крат свернул в лес и, сильно туда не углубляясь, остановился у группы из трех хвойных деревьев, очень напоминавших земные пихты. Там он расседлал свою пантеру и моего Герта, по ходу сообщив, что в лесу те сами о себе прекрасно позаботятся, после чего обиходил нас, а именно: нарезал охотничьим ножом лапника, изготовив из него подобие двух лежанок, и развел небольшой костерок при помощи отнюдь не магических приспособлений, во времена оны называвшихся, по-моему, трут и кресало…
Таким образом, где-то как раз в полночь я обнаружила себя сидящей в лесу у костра вместе с красивым и обаятельным мужчиной, что в принципе вполне соответствовало моим былым романтическим представлениям о далекой и загадочной стране Кертории. И почему-то счастливой при этом я себя не ощущала — напротив, хотелось есть, мерзла спина, а каждый громкий треск или шорох, периодически раздававшиеся из леса, заставляли меня вздрагивать. В общем, все это могло послужить весомым аргументом в пользу небесспорного в целом тезиса о том, что по-настоящему хорошие мечты — это те, которые заведомо никогда не могут сбыться.
Надо признать, Крат очень точно прочувствовал (или прочитал) ход моих мыслей, ибо первой фразой, произнесенной им после того, как мы расположились, стала:
— Я вижу, герцогиня, что на лоне природы вам несколько неуютно.
— Спорить было бы смешно.
— Мне кажется, это неправильно. Я далеко не самый горячий на Кертории поклонник дикой природы, тем не менее считаю верной мысль о том, что все мы — часть этой природы, а не нечто привнесенное извне, и поэтому нам не следует от нее отгораживаться.
«Тоже мне, юный натуралист», — фыркнула я про себя и, не удержавшись, съязвила:
— Знаете, никогда не ставила перед собой цель пореже бывать на свежем воздухе. Просто за последние двенадцать лет в моей жизни не нашлось места прогулкам по лесам и горам.
— Хм. Разве не мы сами определяем, какой будет наша жизнь и чему есть в ней место?
— Возможно, для керторианской аристократии это так. Очень хочется верить, хотя глаза и уши порой утверждают обратное. — Он не выказал желания отреагировать на шпильку, и я продолжила: — Для большинства же представителей человеческой цивилизации это неверно. По ряду причин, в которые сейчас не хотелось бы вдаваться. Хотя справедливости ради стоит признать, что лично я в это подавляющее большинство не вхожу.
— О чем я, собственно, и говорил. Иными словами, вы деятельны, необычайно целеустремленны и совершенно не романтичны.
«Ого!», «Спасибо за блестящий анализ» и «К сожалению, я куда более романтична, чем вам показалось» — я все же оставила при себе, хотя и почти против воли улыбнулась. Причину этой улыбки Крат угадать, конечно, не мог, а посему без всяких намеков на ложную скромность прямо поинтересовался:
— Что вас развеселило? То, насколько мои предположения далеки от истины, или все же нечто иное?
— Иное. Вспомнилось, что у нас с Ранье тоже состоялся похожий разговор. Только тогда я выступала в роли защитницы романтики и была весьма недовольна полным отсутствием понимания у собеседника. При этом замечу, кстати, что герцог Галлего на лоне природы чувствует себя комфортно, несмотря на долгое отсутствие практики. Имела возможность убедиться.
— Ну, это не так уж…
— Парадоксально? — перебила я и опять улыбнулась, на сей раз довольно язвительно. — В самом деле. Ведь романтика — это скорее вопрос содержания, а не формы. Просто символ, характеризующий наше восприятие жизни. В данном случае — чувственное, подразумевающее в анамнезе доверчивость, сентиментальность и, пожалуй, даже доброту. Также лишенное логики и, безусловно, наивное, а это очень не по-керториански. Не так ли?
Похоже, лорд Крат счел тему беседы достаточно увлекательной и явно готовился дать развернутый ответ, что не слишком радовало — посетившие меня воспоминания о Ранье и всяком таком как-то плохо гармонировали с развитием разговора в столь… э-э… возвышенном направлении. В связи с чем очень кстати пришелся раздавшийся из глубины леса истошный визг — звучало достаточно душераздирающе, чтобы вопрос:
— Что это было? — показался вполне уместным.
— Подозреваю, Герт и Дэрси (видимо, так звали его пантеру) поймали себе ужин. Удачно, поскольку чем свежее они будут завтра, тем лучше.
— А могли не поймать и остаться голодными?
— Маловероятно. Но если этот участок леса изобилует крупными хищниками, то дичи могло остаться мало, и, соответственно, у наших пантер могли возникнуть трудности.
— Логично. А каковы наши с вами перспективы в качестве дичи для этих прочих крупных хищников?
— Тоже крайне незначительные. Когда пантеры найдут себе пищу и воду, они вернутся к стоянке. И хотя они не самые крупные плотоядные в лесах Кертории, но, безусловно, самые опасные. Никто с ними связываться не будет.
— Как-то это не романтично, — не сдержалась я. — Никакой тебе опасности. А то ведь угроза быть заживо растерзанными дикими зверями очень бодрит.
Однако возвращаться в прежнее русло беседы мне нисколько не хотелось, поэтому следующая реплика Крата, с улыбкой поинтересовавшегося:
— Неужели вам недостаточно уже имеющихся опасностей для поддержания в себе доброго настроения? — оказалась очень подходящей.
— Все, с кем я общалась, именно так и считают, а между тем сегодняшняя засада была фактически первым эпизодом, когда эти опасности во что-то материализовались.
— Разве? — На этот раз он с легкостью устремился в желаемом мной направлении. — А я слышал, будто произошел некий инцидент во время вашей поездки к соседям… При паромной переправе через Эйгвин. Очень похожий на…
— Смерть родителей герцога Галлего? Был. Вам что-нибудь о нем известно?