Страница 8 из 16
Между тем, подходы эти звучат и у Дружинина, и в советских словарях: деятельностный и индивидуальных различий. Иначе говоря, способности это либо то, что обеспечивает успешность, либо то, по чему можно отличать личности одну от другой. И мы уже видели, что ни один из этих подходов не говорит о той самой психологической сущности способностей, которую поминает Чудновский. Иначе говоря, им нет дела до того, а что же такое способности сами по себе.
Правду сказать, Чудновский, который, очевидно, не имел силы выступать против двух ведущих психологических сообществ Союза, «не разглядел», что эти подходы противоречивы. Как раз наоборот:
«Следует подчеркнуть, что в этом смысле оба подхода не противоречат, а дополняют друг друга» (т.ж.).
Очевидно, это и было попыткой найти ответ на требования государственной педагогики. Что-то вроде того, что если у тебя просят рыбный суп, а у тебя есть только овощи и мясо, то не сварить ли их вместе, в надежде, что от «консолидации» рыба все же появится. Судя по оценкам Дружинина, не получилось. А какая была задумка!..
С другой стороны, а откуда взяться рыбе из совмещения того, в чем рыбы нет?!
Поэтому я полностью присоединяюсь к следующему высказыванию:
«В этой связи мы присоединяемся к высказыванию А.М. Матюшкина о том, что проблема конфликта между указанными подходами является надуманной» (т.ж.).
Что-то вроде того, что зачем драться за право первого заезда тем, кто не участвует в гонке?
Тем не менее, попробую вывести, что же понимали под способностями наши психологи той поры.
«Сильной стороной работ представителей деятельностного подхода является их активная, действенная направленность, стремление добиться значительного эффекта в развитии способностей в процессе формирующего эксперимента и специального обучения (П.Я. Гальперин, Н.Ф. Талызина, Л.А. Венгер). Вместе с тем представители данного направления фактически абстрагируются от проблемы индивидуальных различий в способностях, от изучения внутренних предпосылок способностей, отдавая предпочтение их внешней детерминации» (с.78-9).
«Что касается концепции индивидуальных различий, то представители этого направления получили большое количество фактов, характеризующих качественное своеобразие способностей (Э.А. Голубева, Н.С. Лейтес, Е.А. Климов). Вместе с тем исследователи пока еще не вышли на проблему практического формирования способностей, хотя ими созданы существенные предпосылки для решения этой задачи» (с.79).
Похоже, вопрос о том, что же изучается, уже не имеет значения. Психологи как-то понимают сами себя, и к черту подробности!
Далее в статье содержится множество интригующих намеков на связь способностей с работой высшей нервной системы, и перечисляются подходы к детерминации способностей. Но сама детерминация так и не случается…
Однако подробности, а точнее, исходные определения исследуемых понятий должны были где-то быть. Очевидно, в началах. Попросту говоря, очевидно, что к концу восьмидесятых этот вопрос уже давно был решен нашей психологией и воспринимался нашими психологами как некая очевидность. То есть без осмысления и сомнений.
Глава 3
Ранний срез. Мясищев. 1960
В 1960 году вышел в свет второй том «Психических особенностей человека» Ковалева и Мясищева. Как вы, наверное, заметили, эти авторы почему-то не поминаются впоследствии среди тех, кто исследовал способности. При этом второй том так и назывался «Способности» и был подробнейшим учебником этой части психологии.
Возможно, это объясняется тем, что начинался он с многообещающего заявления, которое полностью противоположно тому, что можно назвать школой Дружинина, а значит, победившему в современной нашей психологии:
«Определившаяся в западноевропейской психологии тенденция исследовать психические явления эмпирически, без четкого определения теоретических основ и методологических принципов, приводит к обеднению науки» (Ковалев, Мясищев, т. 2,с.6).
Далее от лица советской психологии шло обещание «определить свои методологические позиции», правда, методологической основой объявлялись диалектический и исторический материализм. Иначе говоря, задачей психологии было привязать свою науку к диа- и истмату.
Тем не менее, уже на первой странице делалась первая, краткая попытка определить, что такое способности:
«Способности личности представляют собой свойства природной организации человека, а эта последняя – продукт истории трудовой деятельности всего человечества» (т.ж.).
Определение, конечно, весьма спорное и уязвимое. Хотя бы потому, что определяются не способности как таковые и даже не способности человека, а лишь способности его личности. Но если исходить из того, что личность – это некое орудие, обеспечивающее человеку выживание в обществе, то далее определение становится довольно точным: природа личности общественна, а значит, способности личности развиваются как средства выживания в обществе, где они определяются той деятельностью, которой общество занято.
Одна неувязка, способности личности заявлены как «свойства природной организации человека». Это требует объяснений. Либо способности вообще – свойства человеческой природы. Либо и те способности, которые распознаются как личностные, тоже часть природных свойств, поскольку все личностные способности – часть общих способностей человека.
Что бы ни подразумевали авторы, очевидно одно: они не намерены в этой книге исследовать способности целиком, их предмет – те способности, которые нужны для воздействия на человека обществу, творящему весьма определенные личности своим членам. Однако кажущаяся размытость исходных положений есть всего лишь плохое владение точным рассуждением, а не утонченность мысли. Сами рабоче-крестьянские психологи очень хорошо знали, что такое «свойства человеческой организации»!
Поскольку психология должна быть научной, а значит, естественнонаучной, она обязана объяснять всю себя не из души, а из тела:
«Таким образом, развитие мозга и связанной с ним сенсорной организации человека, образование руки в процессе труда – вот те общие природные данные, обеспечивающие безграничные возможности творчества человека. Сформировавшиеся в процессе труда эти человеческие свойства и составляют основной фонд так называемых потенциальных сил или способностей каждого индивида в самом широком смысле этого слова, ибо в каждом индивиде в его природной организации накоплены результаты развития человеческого рода» (т.ж.с.7).
Развитие мозга и связанной с ним сенсорной организации – это развитие высшей нервной системы. Следовательно, именно она является той средой, в которой возможны способности.
«Развитие способностей шло параллельно развитию и усложнению трудовой деятельности человека, производства материальных и культурных благ. По мере роста производства труд становился все более и более дифференцированным и естественно требовал не только специальной квалификации и производственного опыта человека, но и специальной способности или специальной приспособленности мозга, органов чувств и руки к требованиям определенной деятельности» (т.ж.).
По большому счету это точное научное рассуждение. Есть среда, которая определенно обеспечивает нашу деятельность. И от развития которой эта деятельность, ее успешность, столь же определенно зависят. Среда эта – наша нервная система. И если она накапливает некие качества, рождающиеся во время деятельности, то она точно может позволять нам в будущем использовать эти качества как основу для более сложной деятельности. В сущности, это есть описание способностей.
А марксисты не сомневались, что «в каждом индивиде в его природной организации накоплены результаты развития человеческого рода».
Все сходится! Тогда почему последующие психологи как-то обходят это открытие, скромно умалчивая о таком понимании способностей?