Крошка, ты продаешься!

– Это неправда! – выдохнув, уже не так истерично и громко произнес Алекс. – Ты так говоришь только потому, что я хренова рок-звезда! «Теперь я стал удобным для вашей любви»! – процитировал он свои же строчки. – Знаешь, сколько сегодня вокруг меня таких же «влюбленных» с первого курса? – он пальцами изобразил кавычки. – Ты очень удивишься, узнав их имена!

Алекс нервно прошелся взад-вперед по мастерской, взъерошил волосы. Он слишком нервничал, тема, поднятая Маркусом, задевала слишком много старых и свежих ран.

– Я тебе не верю, – припечатал он. – Никому из вас!

Новое знание грозило перевернуть всё и сразу, превращая их в общем-то обычную историю взаимной школьной вражды в ещё более банальную историю о неразделённой юношеской любви и всех вытекающих отсюда проблемах и комплексах. Плодотворная тема для новой песни или даже альбома, как сказал бы Матти. Кошмар наяву для Алекса.

– Уходи, – между тем повторил Маркус, игнорируя его зарождающуюся истерику.

Он демонстративно отвернулся к верстаку, начал перебирать какие-то инструменты. Слишком дешевый трюк.

– Ты не сказал мне ни одного доброго слова за все эти годы, – процедил Алекс, закипая все больше. – Был моим самым страшным кошмаром! Любовь?! – он истерично расхохотался. – Да ты же трахал всё, что движется!

Перед глазами вставали картинки из их прошлого, где Маркус всегда оставался популярным и крутым, а Алкекс – изгоем, которого никто не считал за человека. Маркус молчал, монотонно наводя порядок на верстаке. Только сдвинувшиеся брови сообщали о том, что на самом деле, он, конечно, сдерживается, вероятно, злится так же, как сам Алекс. Но то, что это именно он – вспыльчивый, неуравновешенный, дикий Маркус, которого Алекс знал в школе, – сейчас контролировал ситуацию, бесило больше всего. Он должен был заорать, возможно двинуть ему, впечатать хорошенько в стену. Хотелось тоже вывести его из себя. Как раньше.

– Что?! – Алекс подошел к нему и ткнул пальцем в плечо. – Нечего сказать на это, да?! Конечно, блять, вам теперь всем нечего сказать! – он уже орал на всю мастерскую. – Никому не было до меня дела, пока альбомы не продавались!

Это была правда. Стоило Алексу взлететь, как к нему потянулись один за другим бывшие школьные враги, уверенные, что он всё также мечтает об их признании. Готовые теперь ему это признание дать в обмен на его дружбу. Они атаковали его своим душным вниманием: лайкали его фотки, писали в личку, предлагали встретиться. Маркус был единственным, кто ни разу не давал о себе знать за все эти годы – до этого момента.

Наконец-то у Алекса получилось задеть Хеёккиннена: взгляд, обращенный на него, был таким гневным, что внутри все сладко затрепетало от пакостного удовлетворения, смешанного с предвкушением. Маркус ответно пихнул его в плечо, заставляя буквально отлететь от себя на пару шагов. Алекс с трудом удержал равновесие, чтобы не распластаться на грязном полу.

– Никому никогда и не будет до тебя дела, потому что ты редкостный моральный урод, – процедил Хейккиннен. – Пиздливая тупая шлюха, что только и может ныть о том, как её не любят и не понимают! Что ты сделал, чтобы заслужить хоть немного симпатии? Подвел глаза тушью, надел кожаные брючки и написал несколько слезливых песен? Нет, деньги не сделали тебя приятным человеком, Лекси. Боюсь, тебе вообще ничего не поможет, – безжалостно заключил Маркус.

Алекс понял, что на его лице сейчас против воли расползается довольная улыбка. Вот оно – истинный Маркус Хейккиннен: грубый, бескомпромиссный и жестокий, а не тот, кто уверяет, что безответно влюблен и предлагает чай. Мир Алекса снова стоял прочно и не шатался, как несколько минут назад.

– Браво! – он похлопал. – Спасибо за эти слова! А то я чуть было не поверил, что в тебе может быть что-то хорошее! – он презрительно скривился. – Надеяться на то, что ты способен понять чужую душу или творчество – какая наивность! – он закатил глаза. – Ты просто не способен!

– Если ты сейчас не съебешься отсюда, я вызову полицию, – Маркус ответил ему такой же тошнотворной улыбкой. – Или позвоню в прессу. Смотрите, ваша сраная звезда чокнулась! Алекс Лааско приходит к бывшим одноклассникам без приглашения и устраивает сцены! – протянул он на манер бульварных заголовков.

Алекс не боялся ни первого, ни второго – люди нашли бы оправдание любому его эксцентричному поступку, ему самому даже делать ничего не нужно было бы. Он легко мог предположить, что они скажут: во всем виноваты триггеры, Алекс ведь посетил ту самую школу, и воспоминания всколыхнули в бедном мальчике всю застарелую боль! Скорее всего, на Маркуса даже обрушилась бы волна жесткого хейта – Алекс запросто мог обернуть эту ситуацию таким образом. Травля в сети была гораздо страшнее травли в школе. В конце концов, он даже мог написать заявление, устроить судебный скандал феерического масштаба… Все это имело все шансы стать отличной местью.

Вот только все ли еще он хотел именно этого?

Алекс спокойно вернулся на диван, скинул грязные кроссовки, залез с ногами и даже укрылся оставленным там стареньким пледом. Он с улыбкой смотрел, как Маркус наблюдает за ним. Тот наверняка не понимал, что сейчас происходит.

– Помнишь, как я жаловался учителям и родителям, Маркус? – сладким голосом проговорил Алекс, азартно улыбаясь, – его месть была другой. – Другим одноклассникам? Вёл в сети дневник про всю нашу чудесную школьную жизнь… Скажи, тебе прилетало хоть раз за все это? По-крупному, чтобы потом не хотелось больше связываться со мной? Может, кому-то другому из твоих дружков с огромными кулаками и постоянным желанием высыпать на асфальт все ценные вещи из моего рюкзака?

Алекс сделал эффектную паузу, нахмурился, будто задумавшись, накрутил на палец светлую прядь.

– Неа, – он широко улыбнулся. – Ничего подобного! Осуждение общества? Мораль? Ты и твои прихлебатели были популярными, вас обожали. Я так завидовал этому успеху, ты бы знал, – Алекс скривился, – хотел хоть один день прожить как ты, чтобы почувствовать, как это, когда все от тебя тащатся, а не кривятся. И знаешь, что? Теперь я так и живу.

Он наклонился вперед, поймал взгляд Маркуса и проговорил с довольной улыбкой:

– Ты никому не позвонишь и ничего мне больше не сделаешь, Маркус Хейккиннен, потому что теперь популярный я, а не ты, и любят тоже – меня.

Того, что последовало дальше, Алекс совсем не ожидал.

Маркус задумчиво потёр подбородок, после не спеша подошел к дивану, поднял бутылку виски, сделал глоток… Алекс, расслабившись, пропустил момент, когда Маркус сделал рывок в его сторону, схватил за руку и сдернул с дивана так легко, будто Алекс был плохо набитой тряпичной куклой. Маркус потащил его за собой. Алекс ожидал быть просто-напросто выставленным на улицу в холодную мокрую ночь босиком, но вот перед глазами показалась какая-то грязная узкая дверь, похожая на вход в погреб или подвал, а после и стрёмная, уходящая вниз лестница.

Алекс мгновенно испугался, забуксовал ногами, но Маркус все равно втолкнул его туда, практически протащил по выщербленным ступенькам. Под собственной тяжестью дверца наверху захлопнулась, и их тут же окружила темнота.

– Эй! Какого хрена ты творишь?!

Алекс трепыхался, пытаясь одновременно вывернуться из стальной хватки Маркуса и пнуть его, если повезет, то куда-нибудь, где будет больнее. В полной темноте это сделать не удавалось. Все это было каким-то абсурдом: Алекс не понимал, в какой момент его жизнь свернула настолько не туда, что он оказался запертым в подвале со злющим выпившим Маркусом Хейккинненом, когда мог сам сейчас накидываться в своей квартире в Куусиссаари.

Однако Маркус снова удивил его.

Потянул тот Алекса чуть в сторону, подпихнул ему под ноги стул.

– Садись, – приказал он.

Дезориентированный в пространстве Алекс не стал возражать, ухватился за пластиковую спинку и нащупал ладонью сидушку.

– Свет включается на стене слева, – почти у его уха хмыкнул Маркус, и Алекс невольно потянулся в его сторону, однако пальцы схватили воздух. Он услышал быстрые тяжелые шаги, короткий проблеск света наверху и снова хлопок, отрезающий его от мира. Маркус запер его в темноте, теперь сомнений в этом не было.