Уроки химии

Между тем, Юлина жизнь текла своим чередом. И именно в эти нелёгкие дни Господь ниспослал ей утешение, привнёсшее лучик иного, истинного света в её жизнь. Юля сделалась крёстной мамой маленькой полугодовалой девочки, которая стала ей очень дорога.

Кто из них двоих был более нужен другому в тот момент – Юля, разделившая ответственность за будущее этой крохи с её родителями, или малышка, озарившая Юлино насквозь греховное существование радостью новой жизни и растормошившая её несколько заветрившиеся материнские чувства, разбудившая желание оберегать и защищать крохотное невинное существо, – кто кому был нужнее, это вопрос. Однако появление в Юлиной жизни этого ребёнка, так же, как ранее – появление её собственных детей, заставило Юлю заново переосмыслить свои жизненные приоритеты и ценности. Нечто, когда-то называемое ею «любовью», вскоре было понижено рангом до разряда «интрижка», а истинная любовь в её очищенном понимании приобрела оттенок вселенского чувства любви к ближнему.

Так материнская природа женщины всегда – или почти всегда – побеждает её животную сексуальность, и если не подавляет последнюю, то возносит её на такую высоту, когда женщина и в отношениях с любым мужчиной чувствует себя всевластной госпожой, а не зависимой рабыней. И потому, как бы мужчина ни повел себя с ней, «кинуть» женщину ему по определению не удастся, ибо главный плод, главная для женщины награда в этих отношениях – её ребёнок – остаётся с ней.

Если же развивать и обобщать эти размышления далее, то можно прийти к выводу, что ребёнок для матери – не меньшая защита, чем она для него. Да, мать защищает своего малыша от воздействия неблагоприятных внешних факторов, учит его адаптироваться к требованиям общества, прививает, по мере собственной способности, нормы морали. Но порой кажется, что психика у любого ребёнка, те самые пресловутые «нервные клетки, которые не восстанавливаются», покрепче будет, чем у нас, взрослых. Недаром же дети склонны быстрее прощать и забывать плохое.

Ребёнок, благодаря своей открытости и непосредственности, способен создать для матери своеобразный эмоциональный защитный барьер. А та, в свою очередь, чувствуя долгосрочную ответственность за жизнь и здоровье сына или дочери, часто отодвигает на второй план собственные эмоциональные потрясения, какими бы сильными они ни были. Она слышит инстинктивный зов материнства и вынуждена – хочет она того или нет – выполнять вполне конкретные, регулярные, часто монотонные, но не терпящие отлагательства шаги, – спасительная рутина!

Иногда мне кажется, что, когда у моих дочерей появятся их собственные дети, я стану чуть меньше беспокоиться за них самих и за их женскую судьбу, ибо сама ответственность за детей будет удерживать их от необдуманных поступков и эмоциональных срывов, а инстинкт самосохранения усилится благодаря осознанию своей нужности и незаменимости для маленького, беспомощного существа. Впрочем, моя собственная мама утверждает, что с появлением у меня детей она не стала меньше беспокоиться обо мне самой.

Встреча вторая, Париж

Французы тоже бывают щедрыми, особенно когда им это ничего не стоит. Вот и в этот раз они не поскупились и выдали Юле многократную шенгенскую визу аж на три месяца. Путешествуй – не хочу!

И с этой визой ведь нужно было что-то делать: народные предания гласят, что если визу не используешь, то в другой раз могут и не дать. А Юля не может себе этого позволить: в Европу она должна время от времени ездить по рабочим делам.

По вышеуказанным соображениям в начале апреля она волей-неволей засобиралась в Париж, хотя никто её там не ждал. Но, в конце концов, стоило освежить впечатления молодости, ибо в первый и последний раз до того она была в Париже лет за пятнадцать до описываемых событий, когда они с Лёшкой совершали короткий вояж по Европе сразу после своей свадьбы. Ну а пересадка в «Шарль-де-Голле» на рейс в Лиссабон несколькими годами позже – конечно же, не в счет.

Собственно, та поездка во время «медового месяца» и дала начало семейному увлечению коллекционированием сувенирных тарелок из разных городов. Тогда они с Лёшкой привезли их с полдюжины из различных европейских столиц, а теперь на стенах их просторной квартиры красуется больше трех сотен тарелок всевозможных цветов, форм и размеров, представляющих, говоря по-научному, «широкое географическое покрытие». Лёшка ворчит, когда приходится вкручивать очередной шуруп в стену: «Вот если бы на этой тарелке лежал хороший кусок мяса! А так – нафиг нам эти тарелки, если в доме обычно жрать нечего?» И правда, Юлин грех – готовить она не любит и не умеет.

Ну вот, «Ах, милый Ваня, я гуляю по Парижу…» Юлин нехитрый скарб брошен в малюсеньком, но уютном номере на третьем этаже дешевой гостиницы недалеко от площади Республики, она налегке. В её сумочке – путеводитель и «Собор Парижской Богоматери» Гюго, который она собирается читать прямо на площади перед оным.

Она обожает такое вот «концептуальное» времяпрепровождение – чтение какого-нибудь всемирно известного литературного произведения именно в той точке Земного Шара, где происходит действие книги.

Так, «Сказки Альгамбры»5 сопровождали её в поездке по Гранаде, с заездом по пути в Севилью и Кордову. А «Бирманские дни» жарились вместе с ней под палящим… январским солнцем Нгапали, и стройные красавицы мьянмарки6 проплывали мимо в точно таких же длинных юбках-«лаунжи», что они носили в описываемые Оруэллом времена. И так же грациозно, как и сто лет назад, эти девушки несли на своих головах без всякой поддержки – не считая скрученных жгутом специальных полотенец, положенных на темя ровным круглым валиком – огромные блюда, наполненные грудами экзотических фруктов.

«Кристин, дочь Лавранса» намокла под проливным дождем (ай-ай-ай – чужая книга!) в древней столице Норвегии, Тронхейме, пока Юля выискивала статую крестителя древних норвегов и гутов Олафа Святого Толстого (четвертый слева) на фасаде старинного, небывалой красоты, собора. Окончательно же высушить обложку удалось только в ганзейском Бергене (между прочим, в свое время перенявшем звание столицы у Тронхейма, но позднее уступившем это звание Осло), когда солнечным полуднем Юля, пренебрегая фуникулером, пешком взобралась на крутую гору Флёйен и потом наслаждалась заслуженным отдыхом и панорамой бухты, открывавшейся со смотровой площадки.

А «Смиллу» пришлось резко захлопнуть и убрать в сумку, когда к ней, мирно отдыхающей на газоне в хипповской Кристиании, где вечный праздник и дым коромыслом, подвалил не иначе как обкурившийся местный житель, по виду – арабского или индийского происхождения, и настойчиво вопрошал, не туристка ли она. Говорят, они не любят туристов, а там кто знает, что он имел в виду. Может, просто познакомиться хотел.

– Нет, я не туристка, – Юле пришлось повысить голос, убрать книгу (заметил он, что ли, что она на незнакомом ему языке?) и покинуть насиженный клочок газона, чтобы не создавать поводов для конфронтации. Вообще, правила поведения чужаков в копенгагенской Кристиании в путеводителях для туристов (а она всё же была туристкой, как ни прискорбно признаться во лжи) описаны недостаточно подробно, чаще на карте просто отмечены границы этого государства в государстве и даны настоятельные рекомендации обходить его стороной.

И, наконец, вспомнилось ей, как вместе со страдающим от безответной любви Эдичкой меряла она вдоль и поперек нью-йоркские стритс и авеню, отдыхала на ступенях фонтана на Вашингтон-сквер, освежив усталые ноги в его бассейне, а то – валялась на изумрудной траве Централ-парка.

Но вернемся в Париж. У Юли куча времени. Она прилетела в среду утром, а улетает только в воскресенье. Так что, учитывая, что в этот раз её не интересует шопинг, а в заведения общепита она заглядывает только для того, чтобы быстренько выпить чашечку кофе, к вечеру пятницы она успевает обежать весь город. Сначала вдоль, потом поперёк. Ведь Париж не так уж и велик! Вдобавок – удалось смотаться в Шартр (бешеной собаке 80 км не крюк) с его знаменитым собором и не менее знаменитым лабиринтом, выложенным в полу того собора. Вернуться оттуда, бережно прижимая к груди тонкой работы тарелочку.

5

Здесь и далее приведены следующие произведения следующих авторов: «Tales of the Alhambra» Вашингтона Ирвинга, «Burmese Days» Джорджа Оруэлла, «Кристин, дочь Лавранса» Сигрид Унсет, «Смилла и её чувство снега» Питера Хега, «Это я, Эдичка» Эдуарда Лимонова.

6

Мьянма – современное название Бирмы.