Страница 22 из 61
Однако сделанного не воротишь, а своё мнение, когда я на поминках ребят высказал его вслух, мне порекомендовали свернуть трубочкой и засунуть себе в задницу, ибо «не дорос ещё, щенок, на взрослых гавкать. Служи стране молча, боец!». Если что, говорил какой-то боров в генеральском мундире, после того как толкнул речь о том, что Родина героев не забудет.
Я тогда не удержался и высказался, что что-то я это холёного хера во время штурма не видел, за что получил по морде от набежавших охранников — Игроков высокого уровня, специально прокачанных на появляющихся всюду монстрах. Дело запахло большой кровью — после пары зуботычин хмель из меня вышел, и кости у охранничков затрещали под моими кулаками. Да и сам генеральчик получил перелом носа. Я бы, наверное, убил его тогда, но меня оттащили Громов, Инна Владимировна и пара Пламеневских ребят — сам майор с горя уже нажрался до той кондиции, что мог только хохотать, наблюдая всё это.
Естественно, любви ко мне со стороны больших чинов не добавило. Однако опыт предыдущего сражения отчётливо показал, что я нужен стране и Конторе в разы больше, чем они мне. Без таких, как я, бои с большими шишками пришельцев оборачивались большой кровью. Собственно, большая часть вражеских баз, на которых были подобные ребята, сумела прорваться из окружения и уйти. И даже ракетные комплексы, что кое-где пошли в ход, не всегда были в состоянии гарантировать их гибель — враги были не лыком шиты, и стоять и ждать гибели категорически не соглашались.
Ну и плюс, на начальных этапах, связь с Клинковым и его компанией, в которой оказалось неожиданно много народу, шла исключительно через меня, пока стороны окончательно не убедились, что друг без друга эту войну могут не вывезти. Позже я как связной утратил свою актуальность.
Чем же я теперь занимался, опальный прапор ФСБ, которого все штабисты и большие шишки Конторы теперь ненавидели, спросите вы? Я воевал. Иногда с группами бойцов, иногда в одиночку, но почти постоянно я находился на полях сражений. Монстры, пришельцы, кто угодно — меня швыряли как затычку в каждую бочку, в которой начиналась течь. Видимо, надеялись, что неудобный паренёк, слишком много себе позволяющий, рано или поздно сложит голову в каком-нибудь «героическом» деянии. Самим прибить и страшно, и жалко — а ну как не выйдет сразу, это ж сколько проблем будет с озлобленным практиком Божественного боевого искусства? Да и среди простых воинов, тех, на чьи плечи и легли основные тяжести борьбы со всей той поганью, что навалилась на Землю, я был… Ну, не легендой, конечно, но меня уважали. Больше того, откуда-то пошла байка, что моё присутствие к удаче. Я помимо прочего ещё и чем-то вроде талисмана на удачу стал, что, признаюсь, неслабо тешило моё самолюбие.
Так что был я ныне чемоданом без ручки — и бросить жалко, и мешает жутко. Ну, по мнению руководства, конечно. И это, как ни странно, оказалось довольно удобно для меня. Я мог слать нахуй приказы руководства и устроить себе выходной в любой момент, а мог неделями не вылезать из командировок по стране.
Скажу без ложной гордости — всё это закалило меня. В первую очередь, конечно, психологически — я стал равнодушнее относиться к смерти, перестал испытывать жалость к врагам и чувство вины за чью либо смерть. Нет, я не превратился в кусок металла — в ночной тишине я всё ещё мог вскочить в холодном поту, увидев во сне лицо того самого копейщика. Странно, но как-то так вышло, что страх смерти у меня ассоциировался с лицом того парня, несмотря на то, что я даже не убивал его — это сделал Громов. И тем не менее, тёмными ночами ко мне приходило его лицо, искажённое страхом и болью, с кровавой пеной на устах, и демонстрировало мне, что и я в любой момент могу стать таким же бездыханным, забытым всеми трупом — и это пугало меня, жутко, до усрачки и ледяного пота, до криков в ночи. Я увидел цену силы и стал свидетелем множества карнавалов смерти. Увидел, но осознал ли?
Днём, при свете солнца, все эти страхи исчезали подобно утреннему туману, испарялись, подобно утренней росе. Днём я снова становился собой — уверенным в своих силах практиком боевых искусств.
За эти месяцы я сблизился с Олей. Девушка тоже оказалась Игроком, причём второго поколения. Оказывается, она изначально получила от Системы квест с данжем, как и все мы, но не решилась идти, даже несмотря на общение через чат с остальной своей группой. А потом, увидев меня, предположила, что я как-то со всем этим связан и попыталась сблизиться.
Теперь она была Мечницей на стадии Трансформации Костей. Причём весьма талантливой — ей повезло, и от Системы ей досталась техника Выдающегося ранга Пикового качества. Далеко не уровень первого поколения, конечно — ну так мы и товаром были штучным. Как оказалось, большинство тех, кто вошёл во второе поколение, не сталкивались с первым. По официальным данным в мире было сто девяносто три воина первого поколения и больше пяти тысяч второго. И это только те, о ком официально известно, а сколько тех, о ком умалчивают или кто попросту скрывается?
В России было семеро. В Китае — двадцать один, в США — пятнадцать, в Евросоюзе (который в срочном порядке сплотился против общей угрозы) — двадцать семь. Остальные были раскиданы по всему миру, но большинство стран не имело ни одного. Как и почему вышла именно такая статистика, неизвестно, но факт есть факт.
Естественно, мир в свете всех этих событий кардинально изменился. В городах был введён комендантский час, все Игроки, независимо от происхождения и даже их собственного желания, были объявлены военнообязанными. Любому Игроку третьего поколения Системой даровалось искусство Базового ранга — с таким максимум можно было добраться до начальных этапов сферы Истока. Однако пока в мире не было ни одного воина данного царства, так что это пока было не таким значимым фактором. Ключевое слово — пока.
— Шаурму в пите, — сказал я небольшое окошечко усталому узбеку. — Поострее, если можно. И пару бутылок Миллера.
Эта небольшая точка на остановке Мельникова, в Химках, была лучшим местом изготовления данного «блюда простолюдинов», которое я знал, а перепробовал я, надо сказать, весьма немало. Так что я при случае всегда закупался ею здесь.
— С вас семьсот рублей, — ответил тот на удивление без акцента. — С собой или здесь будете?
— Здесь, — ответил я.
И да — экономика от всех этих перепятий сильно страдала, что не могло не сказываться на ценах. Боже, мир, в котором шаурма по триста рублей — это практически постапокалипсис, как по мне! Миллер по двести тоже ни разу не вдохновлял, надо сказать. И ведь это ещё не самый большие ценники по городу.
Сейчас я в городе был по делу, но сразу после намеревался повидаться с Олей. Благо, дело было пустяковым — в городе вычислили точку, где была «лёжка» наших гостей из иного мира, и от меня требовалось устроить им кровавую баню, взяв при этом одного пленного. Собственно, в подвале ближайшего от меня дома была их база, а на первом этаже второго подъезда — квартира, где прикрытия ради обитала некая молодая семья, въехавшая сюда аккурат два месяца назад, после разгрома одного из их крупных логовищ. Так что сейчас подкреплюсь — и вперёд, навстречу подвигам.
Забрав заказ, я уселся на оградку, отделявшую придорожный газон от пешеходной дорожки — тонкое металлическое заграждение сантиметров сорок в высоту отлично подходило на роль импровизированной лавочки. Оградка была буквально паре метров от ларька. Поставив рядом с собой одну из бутылок, я открыл вторую и сделал хороший глоток ледяной жидкости. Дрянь, конечно, если задуматься — но иногда так хочется себя побаловать какой-то гадостью. Простые человеческие радости, что тут скажешь?
— Фу, Кость! Как ты этой дрянью питаешься?! — раздался позади меня возмущенный голосок, едва я сделал первый укус. — Там же неизвестно что за мясо!
Судя по возмущённому взгляду шаурмиста, подозрения в качестве его продукции изрядно задели почтенного торговца, не первый год торгующего здесь своей продукцией.