Страница 3 из 9
– Ник? Братан, это ты? Ты? Ты где? Ты же погиб год назад!
– Я, я жив, Макс. Приезжай. Сейчас тебе расскажут, где я.
Макс прилетел тем же вечером, а через три дня они полетели в Израиль. Еще год операций, процедур, несбывшихся надежд. Коляска с полным фаршем электронного управления, четкое знание, что это навсегда, и отвращение – зверское отвращение – к этому телу, обезображенному глубокими шрамами, к скрюченным, несмотря на все процедуры рукам, жуткой маске вместо лица, с вечно приоткрытыми глазами.
Но Ник был Ником, пацаном, который в семь лет дал отпор подросткам-насильникам в детском доме, бился до крови за каждого малявку, и создал первую банду из таких же малявок как он. Они бились металлическими прутьями от железных кроватей, стояли друг за друга – и к двенадцати его годам в детском доме не осталось насильников. Да, девочки спали с мальчиками, по желанию, за подарки. Но насиловать никто их не смел, как и мальчишек.
И теперь, он вернулся в свой город, встал на свое место, и по-прежнему управлял своей империей. Только теперь его никто не видел, за светом направленной в лицо гостю лампы.
Когда все дела были приведены в порядок, ушлый оборотень, взорвавший его машину, был наказан, Ник спросил Макса про Куклу. Выслушал без эмоций, велел отправить людей на наблюдение и для охраны.
Глава 2. Не спеши на тот свет
Ксения шла за подобравшей ее старушкой еле живая. Мокрая одежда прилипала к телу, остывшие конечности плохо слушались – ноги были как деревянные, руки, прижатые к животу, ничего не чувствовали. Ей казалось, что замерзло не только тело, но и душа. Босые ноги не ощущали камней и мусора на тропинке, хорошо, что идти было недалеко, просто подняться по тропинке, проложенной наискосок по крутому склону. У самого обрыва оказался небольшой домик, с огородиком и покосившейся банькой. Река давно подмыла берег, и смыла забор, так что огородик начинался прямо от обрыва.
Бабушка, а может женщина, девушка не могла разобрать, остановилась на обрыве и молча ждала ее, не пытаясь помочь. Когда Ксения дошла до нее, она сурово покачала головой в белом платочке, и кивнула в сторону баньки:
– Туда иди сразу, я сейчас подойду, возьму сухие вещи.
Ксения так же на автопилоте пошла к баньке, дверь, потемневшая и покосившаяся, не поддавалась, да и руки никак не могли зацепить толстую деревянную ручку. В голове опять зазвенело и ноги стали ватными. Сзади послышались шаги, и руки женщины буквально подхватили девушку. Она поддержала ее за локти, фактически обняв сзади, потом придерживая одной рукой, открыла дверь.
– Заходи скорее, баня еще горячая, я вчера поздно топила.
Она фактически донесла девушку до широкой лавки, и споро уложив, начала стягивать одежду. В бане было градусов сорок, но Ксению по-прежнему бил озноб. Старуха налила в большой таз горячей воды и стала поливать ее сверху, это помогало мало. Тогда она усадила ее на лавку, в ноги поставила таз с горячей водой, из второго поливая ее сверху. Вода обжигала кожу разностью температур, но не могла согреть.
– Ох-тыж, горе то какое, хорошо бы в ванну тебя, но откуда здесь ванна? Да и баня почти остыла. Годи, я пойду растоплю огонь и принесу чаю, внутрь поможет быстрее.
Ноги согревались в тазу, а тело по-прежнему била крупная дрожь. Старуха накинула ей на плечи какое-то старое покрывало, потом гремела дверцами печки, послышался запах дыма, потом убежала в дом. Вернулась с кипящим пластмассовым чайником, банкой малинового варенья и большой кружкой. Навела горячей воды с малиной и с ложки стала поить девушку.
Понемножку отошли руки, и Ксений попыталась взять в руки кружку.
– Тихо ты, ошпаришься же, – бабка отодвинула ее руки, и продолжила давать горячий напиток из ложки.
– Теперь пробуй руками шевелить, пусть кровь разойдется.
Девушка покорно сжимала руки, разжимала и пыталась удержать дрожь. Бабка покачала головой, и опять ушла куда-то. Потом послышался шум, она тащила что-то тяжелое. Как оказалось, это было деревянное корыто, даже больше похожее на низкий бочонок. Пожилая женщина подставила его под кран, откуда лилась горячая вода, и все бормотала.
–Этот лагушок у меня под сливом стоит, дождевую воду собирать, ты девка худенька, как раз на корточки влезешь туда. – Разговаривая, она бодро подливала холодной воды, помешивала, добавляла какие травы. – Мы ж тебя сварить не хотим. Ну вот, готово, сама сможешь залезть?
– Бабушка, мне греться нельзя так, беременная я. – Прошептала Ксения, впервые пробуя свой голос.
– О, уже речь очнулась, ничего, ничего, ты недолго, пока трясучка не пройдет, потом просто погреешься на полке и все. Чего ж ты, беременная, в реке то оказалась? Я пошла грядки полоть, я завсегда с четырех утра на огороде, пока мошки нет. Гляжу – хтой-то плывет. Река наша не така, чтобы в ней такие заплывы устраивать. И то чудо, что выплыла.
–Так получилось, бабушка. А плаваю я хорошо, только вот уж сильно холодная вода, да и река широкая, думала не дотяну.
– Все то у вас, молодых, получается! Беременность получилась, в речку сигануть получилось. Думаешь не поняла я, что ты самоубивца? Что, мужик кинул, а ты топиться побёгла? А мой-то, вон по зиме на охоте сгинул после войны, а я одна, да с тремя. И топиться не бегла, а сестра моя – с войны пятерых тянула, трое своих, да двое эвакуированных. Не бегли! – Тут старуха заметила, что девушка молча плачет, слезы катятся по лицу без всхлипов и вздохов.
–Прости, дочка, не до меня тебе сейчас. Сугрелась маненько? Давай теперь еще горяченького попей, я правда про заварку забыла. Да чаи после распивать будем. Давай на полок, каменка подтопилася, сейчас поддам жару, да разотру тебя.
Ксения смогла удержать приостывшую кружку, и большими глотками стала пить горячеватый чай. Внутри потеплело, стала отпускать дрожь и холод. Бабка помогла ей вылезти из бочонка, подняться на полок. Поддала немного жару – пар еще был белым, плохо прогретым. Но все же теплым. Старуха взяла с полки какою-то плошку, и стала растирать тело девушки желтой массой. По запаху стало понятно, что это мед, но с добавками. От массажа кровь быстрее побежала по телу, возвращая чувствительность коже и мышцам. Бабка еще поддала в каменку, теперь пар был горячее, и девушка почувствовала, наконец, что ей жарко.
– Вот и ладно, вот и согрелись. Полежи чуток, я одежку принесу, сполосну тебя и в дом.
Лежать на полке в бане было жарко, но так здорово – она жива, она будет жить, слезы все так же лились из глаз, но теперь скорее от счастья. Дай Господь этой женщине всех благ, за то, что стояла и ждала, когда девушка доплывет до берега, а потом кинулась помогать. Ей больше не хотелось вспоминать предательство Дэна, свою прошлую нелепую жизнь. И лежа здесь, в покосившейся баньке, она дала себе слово – больше никто не будет управлять ее жизнью, больше никто не подойдет к ней так близко, что сможет ударить в спину.
– А вот и я, вот принесла тебе одежду, да полотенца. Сейчас моемся, и в постель. Ты лежи, я все сама, не то скинешь мне тут робёнков. – Говоря все это, бабка бодро намылила травяную мочалку, и стала смывать с тела мед с каким-то жиром. Это получалось у нее удивительно ловко, да Ксения легко поддавалась ее рукам, которые напомнили ей руки матери, так же ловко купавшие ее в детстве. Бабка сполоснула ее водой с травами, с запахом смородины и мяты. Завернула в полотенце, и усадила на лавке.
– Предбанника то у меня нету, тута и одеваюся я. Сейчас дверь приоткрою, обтирайся, да надевай вот платье. Чистое оно, не боись, это специальная одёжа, после бани одевать. Все равно еще пот гнать будет, потом дам переодеться.
Ксения послушно вытерлась, не вставая с лавки и взяла протянутое ей бабкино ситцевое платье. Чистое и глаженое, оно было беленьким с узкими кружавчиками. Надев балахон через голову, девушка встала поправить подол, и качнулась в сторону.
– Не спеши, теперь уже спешить то тебе и некуда. Сиди, жди девять месяцев, не нервничай и не думай. На вот тапки старые, одень к дому дойти.