Послание из прошлого

Глава 10

1984 год

В понедельник Витя торжественно разменял свой рубль и купил два пирожных «Корзиночка», которые попросил положить в аккуратную картонную коробочку без надписей. Невзрачная, но для него тем более ценная.

Улучив момент во время завтрака, когда Лена осталась на мгновение одна – подружки уже закончили и понесли посуду к мойке, Витя подсел к ней и несмело, дрожащей рукой двинул коробочку.

Лена удивленно вскинула голову, ее длинные светлые волосы перелетели с одного плеча на другое и у Вити перехватило дыхание.

Этот ее жест, запах, движение воздуха, которое возникает, когда она так делает…Он почувствовал ком в горле и какое‑то странное чувство близости к чему‑то божественному, совершенному.

– Что это, Крылов?! – удивленно спросила Лена. Наученная горьким опытом, она не спешила открывать непонятные послания, посылочки и тому подобное. Там мог быть и дохлый майский жук, и еще какая‑нибудь гадость.

– Это тебе… – тихо ответил Витя, оглядываясь по сторонам. Если сейчас придут подружки, они, конечно, его засмеют.

Он с надеждой посмотрел на ее недопитый чай.

– Открой…

Лена неуверенно протянула руку к коробочке.

– А если… – вырвалось у нее. – Любопытство и страх боролись в ней. Милое личико терзали сомнения, но глаза горели ожиданием чуда.

Тут время и вовсе встало.

Витя видел, как замерли, точно замерзли, бросавшие на них короткие покровительственные взгляды ученики старших классов, как школьный повар – тетя Зоя – задержала тусклую поварешку над огромным чаном с борщом, откуда валил густой ароматный пар, как противоположной стороне столовой открылась дверь в кладовую и оттуда высунулось удивленное лицо рабочего в белом халате – брови его почти сомкнулись, а губы растянулись буквой «О», как позади, возле ленты транспортера, куда нужно было ставить грязную посуду, раздался хрустальный мелодичный звон сотен осколков – раздался и повис, замерев на одной ноте в этой светлой, оживленной, наполненной детскими голосами, шумом ложек, вилок и тарелок школьной столовой, сквозь большие окна которой наискось падали последние теплые лучи сентябрьского солнца.

Этот момент навсегда врезался ему в память – до того он был необычным. Вите показалось, что время и правда остановилось.

Лена двинула коробочку к себе и открыла ее. Лицо ее тут же преобразилось, посветлело. Она улыбнулась – и пионерский галстук на ее шее как‑то расправился, стал еще более алым, радостным. Ведь на самом деле у обычного советского школьника, да и не только школьника, в понедельник не так уж много радостей. А если вспомнить, что впереди было еще три сложных урока – литра, физика и геометрия, так и вовсе выходило, что поводы для радости отсутствовали.

А свежая корзиночка на завтрак могла стать настоящим поводом для счастья.

– Это… это все мне? – пролепетала она.

– Ага, – кивнул Витя. – Тебе.

Рефлекторно она привстала, поддерживая юбочку, нагнулась к нему и чмокнула в щеку.

Витя вспыхнул, внутри его все задрожало. Он инстинктивно приложил руку к месту поцелуя, словно это была легкая весенняя бабочка, боясь что сейчас она взмахнет крыльями улетит, растает в светлой дымке школьной столовой.

Лена не стала дожидаться его реакции, она взяла коробочку, прижала ее к груди и понеслась туда, где вновь зазвенели веселые голоса и смех и ругань кухарки бабы Светы, которой теперь надлежало убирать разлетевшийся вдребезги по всему полу стакан.

Время вновь пошло своим чередом, а Витя так и сидел, подперев голову рукой, пока не раздался звонок, возвещающий окончание длинной перемены.

Поймали его за гаражами, между грязной, залитой вонючим черным маслом эстакадой и заброшенным колодцем, куда, по городской легенде, неуловимый маньяк по кличке «Моцарт» сбрасывал зазевавшихся или поздно загулявших детишек. Не брезговал он и взрослыми, чаще девушками, студентками и старшеклассницами и все они исчезали навсегда и безвозвратно.

Витя не знал, откуда взялась эта легенда, однако про Моцарта в их районе слышали все, и он стал, если можно так выразиться, частью городского ландшафта, точнее его окраины.

Били втроем, заправлял Шкет, а с ним двое незнакомых парней – на год или два старше.

– Я говорил тебе к ней не подходить? – пробасил Шкет. – Но ты не понял.

Последовал короткий удар под дых, Витя его не ожидал и согнулся в три погибели. В глазах поплыло, больше от обиды, чем от боли. Потом тумаки понеслись градом, он успел закрыть локтями лицо, но не упал. Он слышал, что стоять нужно во чтобы то ни стало.

Потом Витя улучил момент и между ударами, собрав всю волю и ярость в кулак, выкатил прямой правый прямо Шкету в глаз. Так получилось. Поскуливая, тот осел как срубленная молоденькая березка.

Но силы были явно неравны.

– Еще раз подойдешь к ней, будем бить по‑настоящему, – сказал крупный, похожий на карпа, с выпученными глазами и толстыми губами парень. Его лицо было усыпано огромными мерзкими, местами лопнувшими прыщами. Черная куртка металлиста с заклепками позвякивала не застегнутой пряжкой.

Второй – высокий, нескладный как жердь, вытащил из кармана кастет.

– Видишь это?

Вытирая кровь, капающую с носа, Витя кивнул.

– Последнее предупреждение. Если не дойдет, нырнешь к Моцарту. Усек?

Двое старшеклассников схватили его за ноги, подняли и поднесли к колодцу, черный зев которого открылся прямо перед ним во всей своей ужасающей явности.

Дна не было видно, лишь ржавые петли, наполовину обломанные – спускались вниз и исчезали в вонючем чреве.

Шкет встал по другую сторону колодца, а двое пацанов опустили его прямо внутрь.

От ужаса Витя закрыл глаза. Если они сейчас отпустят… не дай бог, соскочат руки… он боялся даже не то, что разобьется, боялся ни боли, ни унижения – насчет этого, как это ни парадоксально, он был спокоен, потому что вряд ли кто мог увидеть все это – слишком уж безлюдное место тут было.

Боялся он панически того, что может открыться там, на дне колодца. Если оно, это дно, вообще существует.

Конечно же, существует, – подумал он, глядя в зияющий зев, отдающий смрадом и затхлостью. И вряд ли даже милиция отважилась туда спускаться.

Шкет нырнул лицом в колодец. Витя открыл глаза и увидел перед собой расквашенный глаз одноклассника.

Ему вдруг стало смешно, потому что видел он Шкета в перевернутом виде и ничего смешнее до тех пор ему видеть не приходилось.

Витя засмеялся и колодец ответил ему странным, лающим эхом.

Шкет отшатнулся, едва не оступившись и не соскользнув в пропасть.

Грязно выругавшись, он снова подошел к краю колодца, предусмотрительно схватился за стойку и потряс кулакам перед Витькиным лицом.

– Ты понял?! Еще раз увижу тебя с ней!

– А что, один на один зассал? – вырвалось у Вити сквозь смех. Он прекрасно понимал, что сейчас не самое время смеяться, но жалкая физиономия Шкета, силящегося выглядеть наглым и уверенным в себе бандитом, вызывала лишь такую эмоцию.

Шкет не успел ответить.

Сильным рывком Витю выдернули из колодца и бросили возле кустов бузины, обступающих заброшенный пятачок со всех сторон.

– Шухер, пацаны! Кто‑то идет!

Витя услышал топот ног. Через секунду все стихло.

Чьи‑то сильные руки подняли его с земли, поставили на ноги, стряхнули пыль с одежды.

Знакомый голос задумчиво произнес:

– Та‑ак… Ну что сказать, жить будешь. До свадьбы заживет.

Витя открыл глаза и увидел перед собой Грома, того самого мужика из гаражного массива, который научил его делать жучки. И не только жучки.

– Идем, вытрешь лицо, придешь в себя, – сказал Гром и Витя послушно заковылял за ним.