Философский камень

— Ты в порядке? — обеспокоенно спросил Литтлуэй.

— Устал.

— Может, выхлопные газы как-нибудь просачиваются в кабину?

Хотя такое было явно невозможно, теперь Литтлуэй чувствовал себя достаточно оживленно. Именно в эту минуту я понял, что «силы», которые я воспринимал так легковесно, на самом деле активны и опасны; они готовы обоих нас уничтожить.

Литтлуэю я не сказал ничего; сохранять внимание на езде стоило неимоверного усилия, но воли у меня, чувствовалось, на это хватит. Я ощутил облегчение, когда у Нортгемптона мы свернули с магистрали и поехали через сельскую местность. На окольных дорогах было спокойно, так что я снизил скорость до тридцати миль, а то и меньше. К тому времени, как доехали до Грейт Глен, усталость схлынула, но ощущалась странная умственная «ломота», эдакая пульсирующая опустошенность воли.

Едва мы вошли в дом, Литтлуэй сказал:

— Позвоню-ка я Джекли.

— А мне кажется, не надо.

— Почему?

— Потому что ничего вразумительного ты от него не услышишь. Он не знает, почему на тебя так злится, но думает, что совершенно правильно. Его умом манипулируют.

— Кто? — изумленно уставился на меня Литтлуэй.

— То же, что пыталось заставить тебя въехать в зад лесовозу. И я абсолютно уверен, что оно чем-то связано с Силбери Хилл.

Он слушал меня, не перебивая, хотя, вероятно, начал сомневаться, в здравом ли я рассудке. Что было вполне логично. С самой «операции» мы стали жить в новом мире, мире без суеверий и довлеющей обреченности. Мои слова, должно быть, звучали каким-то странным откатом к прежней стадии, вроде того, что произошло с Захарией Лонгстритом, Но прежде чем я закончил, сомнения Литтлуэя развеялись.

— Но что это, черт его дери? — ошарашенно спросил он.

Однако на такой вопрос ответа у меня не было. Мы сидели за чаем в залитой солнечным светом комнате, слушая жужжание пчел на цветочных клумбах, но с таким чувством, что и солнечный свет — лишь видимость.

Проблема, безусловно, состояла в том, что нам абсолютно не за что было ухватиться. Если я прав насчет этих «сил» из прошлого, то должен существовать какой-то способ их исследовать, какая-то начальная точка. Но именно ее нам и не хватало. В том, что они способны как-то влиять на ум, сомнения почти не было, но ни один из нас не ощущал вмешательства. То, что мы чувствуем, на словах выразил Литтлуэй:

— Все равно что находишься посреди плоской, открытой пустыни, где тебя вдруг начинают обстреливать.

Сидя перед открытым окном, я поймал себя на том, что раздумываю над этим сравнением.

— Что бы ты подумал, — спросил я, — если б тебя начали обстреливать в открытой пустыне?

— Что кто-то прячется в углублении, в песке...

— Или что он стопроцентно замаскировался. Может, это и есть ответ? Что мы не сознаем этих сил, потому что так к ним привыкли? Потому что они словно воздух, которым мы дышим...

Литтлуэй, видимо, интуитивно уловил суть моей мысли, поскольку сам вынашивал в голове что-то подобное. Так как все свидетельства указывали в одном и том же направлении. В частности, что разумная жизнь существовала на Земле еще задолго до первого человека. И если это признать, то неизбежно следуют определенные выводы. Я не буду пытаться в подробностях описывать, как мы к ним пришли, приведу лишь сами выводы.

Первое: имела ли эта разумная жизнь «людское» отличие? Почти наверняка нет, потоме что иначе остались бы геологические следы. Тогда что это за сила? Самое вероятное то, что она зародилась где-нибудь в Солнечной системе, а то и за ее пределами. Эволюция на нашей планете всегда шла по простой и четкой линии, очерченной Гегелем вскоре после того, как обнародовал свою теорию Дарвин: от примитивных морских организмов к червям и рыбам, затем через рептилий к млекопитающим, и, наконец, к древнейшим гоминидам и человеку. Вне этой схемы никого, похоже, не оставалось.

Так что если эти «создания» (а то, поскольку мы ничего о них не знаем, и единственное создание) не оставили за собой следов, не предполагает ли это, что они не являются организмами физически в том смысле, в каком являемся мы? Это объяснило бы и то, отчего они по-прежнему владеют определенными силами, способными воздействовать и по прошествии миллионов лет.

Так что именно представляли собой силы этих созданий? Стоило нам задуматься, как они показались не такими пугающими, как вначале. Они могут «блокировать» видение времени. Но поскольку видение времени, как я объяснил, лишь продвинутый уровень обычных чувств, это лишь означает, что они владеют некой возможностью притуплять чувства. Похоже, это подтверждалось нашим ощущением в автомобиле; нас просто потянуло в сон. Таким же образом можно объяснить и их воздействие на Робина Джекли и профессора Эванса. Когда ум пуст, тривиальности занимают большую его часть — например, человек, просыпаясь среди ночи, впадает вдруг в необъяснимую тревогу, потому что жизненная энергетика его слаба, Если Эванс и Джекли просто страдали от «депрессии», этим можно объяснить их неистовую, без малого параноидальную реакцию.

Если это так, то страшиться нет причины. «Их» силы ограничены. Надо лишь не разлучаться со своим рассудком и как можно реже садиться за руль.

После двухчасового разговора, за время которого образовались эти выводы, мы оба приободрились. Мы заметили, что чувствуем себя не так «живо», как обычно; получается, эти силы воздействуют на нас, вмешиваясь в работу мозга. С другой стороны, небольшим усилием можно было избавляться от этого вмешательства. Мозг — двигатель, причем наши двигатели производили куда больше лошадиных сил, чем мозг обыкновенного человека. При необходимости у нас имеется еще и резерв. Так что непосредственная опасность нам не угрожает.

Я напомнил Литтлуэю про книгу Хербигера, которую он упоминал, и тот пошел на соседнюю половину ее искать. Возвратился он через час, неся с полдюжины увесистых томов.

— Я разговаривал с Роджером. Он говорит, что есть такой автор жутких рассказов, звать Лавкрафт, у которого есть легенды о том, что Землю населяла какая-то «старая раса», по-прежнему владеющая некими силами. Стоит полистать. Еще нашел несколько томов Габриеля Генона. Это французский исследователь Хербигера. Мне помнится, у него есть какая-то похожая легенда.

Мы оба сели просматривать принесенные книги. Через полчаса Литтлуэй нашел ключевой абзац в книге Генона с уклончивым названием «Века Земли», изданной в 1928 году Планетарным обществом Парижа. Там говорилось следующее:

«Ученые склонны подсмеиваться над суевериями. Но более научным было бы задаться вопросом, как суеверие возникает. Ученые отмахиваются от истории о «проклятии Тутанхамона»[182], объясняя смерть двадцати с лишним участников экспедиции «естественными причинами». Они воздерживаются от комментариев о статистической маловероятности стольких смертей за какие-то пять лет после открытия гробницы.

По словам немецкого мага Штейнаха, некоторые люди в древности владели силой пробуждать Великих Старых, спавших до этого семь миллионов лет. У Великих Старых нет тела, в качестве слуг они с радостью используют людей, предлагая кое-что взамен. Они, например, способны обращать человека в волка или змею. Великие Старые владеют и силой налагать заклятие на материальные предметы, так что те заражаются своего рода психическим ядом, уничтожающим любого, кто такой предмет потревожит. Это, по мнению Штейнаха, объясняет природу «проклятия фараона».

«Великие Старые» Генона безусловно сочетались с нашей собственной теорией о чинящих препятствие «силах». Поэтому, что, если он прав насчет «проклятия»? Может, эти силы уже и не живы, но просто прикрыли свои следы «психическим ядом»?

Признаюсь, никто из нас Генону особо не доверял. Даже в процитированном мной отрывке видна его тенденция к non sequitus («Непоследовательность») С другой стороны, он, очевидно, прочел чуть ли не о каждой когда-либо опубликованной книге по магии и оккультизму, так что был ценным путеводителем.

182

«Проклятие Тутанхамона» — после открытия в 1922 г. нетронутой гробницы египетского фараона 14 в. до н. э. Тутанхамона многие из участников экспедиции умерли неожиданной смертью.