Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 35 из 53

Она лихо опрокинула рюмочку, куснула огурец и встала:

— Ну что, Машуля, ты готова навсегда покинуть дом своего заблудшего супруга?

— Чего это «заблудшего»? — запротестовал Димка, с трудом поднимаясь на ноги. — Я пока что особо не блудил.

— Заблудший — значит заблудившийся. Повезёт — найдёшь правильный путь, но мы тебе не помощники, ты сам должен в себе разобраться. А у Маши своя дорога.

Не слушая моих возражений, она подхватила тяжёлый чемодан и поволокла к выходу. Там она оглянулась и сказала на прощание:

— Завтра можешь прогулять работу. Сходи в загс, дай девушке свободу, раз не смог дать ей счастье.

— Тебе необязательно возвращаться к маме, — сказала Зоя, когда мы сели в машину.

Водитель мягко тронулся.

— А куда? Можно снять комнату, но сегодня уже поздно. Да и деньги надо экономить. Из «Натали» придётся уйти.

— Поживи в нашем коттедже, пока не решишь свои проблемы. Мы редко там ночуем, иногда на выходные приезжаем — пожарить мясо на мангале, попариться в сауне. Дом обычно стоит пустой. Или в городской квартире, если хочешь. Мы не против, места достаточно.

Места-то достаточно, но жить в одном доме с Кириллом — это пытка. Видеть его расслабленным, домашним, мокрым после душа, тёплым после сна — нет, я так долго не выдержу. Тем более спал он в отдельной комнате. Не стоило искушать судьбу. У меня был один косяк, — осенней ночью в доме с атлантами, — но в остальном я держалась хорошо. Поступала правильно в своей системе координат, потому что в чьей-нибудь другой системе секс с двумя мужчинами — ни разу не правильный поступок. Но в целом мне не за что было себя упрекнуть. Пусть так остаётся и дальше.

— Спасибо за предложение, но нет. Лучше к маме.

— Почему? Только давай честно.

Прости, Зоя, честно не получится. Иначе придётся рассказать о том, что я запала на твоего мужа.

— Это неспортивно, — ответила я после размышления. — Ты ведь тоже не хочешь брать деньги у Кирилла для расширения бизнеса. Ты мечтаешь добиться успеха самостоятельно. Так и я. Я справлюсь, не переживай.

В подтверждение своих слов я позитивно улыбнулась. Зоя смотрела на меня блестящими зелёными глазами.

— А ты упрямая, — констатировала она. — Ладно, справляйся самостоятельно, не буду тебе мешать. Эту причину я понять могу. — Она вздохнула. — А то мне показалось, что мы с Кириллом чем-то тебя обидели, раз ты не хочешь пожить у нас.

— Никаких обид, наоборот!

— Рада слышать. Но обещай, что сразу же обратишься ко мне или Кириллу, если тебе понадобится помощь. По любому вопросу!

— Обещаю.

Зоя поцеловала меня перед тем, как выпустить из машины перед домом моей матери.

Мама жарила картошку с луком, пахло в доме потрясающе! Она увидела, как я перетаскиваю через порог чемодан, и всплеснула руками:

— Доченька, ты что, в отпуск собралась?

— Нет, мам, какой отпуск в декабре?

— А куда?

— Я ушла от Димы. Мы разводимся.

Лицо мамы вытянулось, она села на табурет. Картошка шкворчала на плите. Я скинула сапоги и подошла к кухонному столу. Помешала картошку деревянной лопаткой. Потом присела к маме и рассказала о том, что жить с Димой Истоминым я больше не буду. Он хороший человек, работящий и ответственный, но жизнь сложилась так, что нам нужно расстаться.

— Почему? Он сделал что-то плохое? Ударил тебя?

— Ну что ты! Он бы никогда меня не ударил.

— Свекровь замучила?

— Да нет, она нормальная, я без претензий.

— Изменил?

Я промолчала. Димка изменил мне с Зоей, но это я простила. В браке всякое бывает, тем более он не искал отношений с другими женщинами. Просто взял то, что предложили. Я не могла простить то, что Дима хотел изменить мне с Кириллом. Этот факт убивал мою любовь наповал. Насмерть. После такого ни о какой семье не могло быть и речи.

— Это неважно, мама, — я обняла её и прижалась к материнской груди, как маленькая. — Не переживай, я не страдаю, это обдуманное решение. Всё будет хорошо.

Она гладила меня по голове и вздыхала.

Запахло горелым. Мы обе вскинулись и бросились к плите.

— Что ж, придётся есть пригоревшую картошку, — сказала она.





— Я люблю пригоревшую! Клади мне самую зажаренную! А кетчуп есть?

Пока ужинали, мама сокрушалась. Как же так, такая красивая пара распалась, так хорошо жили, детей планировали. Я не вступала в разговор, просто строила скорбные гримасы, энергично хрустя картошкой. Маме надо было выговориться и привыкнуть к мысли, что разведённая дочь вернулась в отчий дом.

— И у Стасика всё не слава богу, — сказала мама. — Возвращается поздно, весь на нервах, ни о чём не рассказывает.

— Что, опять проблемы с полицией? — предположила я. — Пьянки-гулянки?

— Да вроде нет. Пьяным его не видела, да и Наталья в магазине за ним присматривает.

— Как он работает?

— Нормально. Первую зарплату получил, половину мне отдал.

— Молодец.

— Да, он не чурается никакой работы — ящики грузит, товар расставляет, даже полы моет. Сейчас Наталья Петровна организовала доставку продуктов на дом, так Стасик развозит заказы по посёлку.

— На чём? Ему дали машину?

Мама махнула рукой:

— На велике.

— В мороз по сугробам?

— Наталья Петровна платит ему по двести рублей за выезд. У него неплохо так по деньгам выходит.

— Господи, как он на велике-то!

На ночёвку я устроилась в комнате брата — на диване. Когда-то это была наша общая детская, потом я вышла замуж и уехала, и Стасик оборудовал её под себя. Развёл бардак и антисанитарию. Мама здесь явно не убиралась. Повсюду была разбросана одежда, компьютерный стол завален школьными тетрадями, урна забита пустыми коробками из-под сублимированной лапши. Пахло дурно. Мой братец никогда не отличался стремлением к чистоте и порядку.

Я открыла окно и легла спать, укрывшись одеялом с головой. Сразу же вспомнилась другая комната, где жили двое парней возраста Стаса. Стильные чёрные обои с японскими постерами, чёрная мебель, чёрные экраны широких мониторов. Как жаль, что Стас никуда не поступил учиться. Как жаль, что я никуда не поступила.

Утром я разлепила глаза и увидела Стаса. Он прыгал на одной ноге, вдевая другую в штанину джинсов. За окном было ещё темно.

— Здорово, — сказал он. — Ушла от мужа, да?

— Угу, — я свесила ноги с дивана, натянула на колени старую ночную рубашку, хранившуюся у мамы.

— Ну и молодец! Свободный человек имеет право расторгнуть брак, который не приносит ему счастья. Мы не в средневековье живём, когда женщина была вещью, которую можно купить, продать или даже убить! За что феминистки боролись? За равные права для народа! Женщина вправе первой подать на развод!

— А ты чего завёлся с утра пораньше? Где тебя вчера носило? Во сколько ты пришёл домой?

— Поздно пришёл, — ответил Стас. Застегнул джинсы и подсел ко мне: — Слушай, у тебя есть деньги? Можешь мне одолжить? Я потом всё верну.

— Ты ещё десятку не вернул.

— Я помню! Но очень надо.

— Сколько?

— Миллион рублей.

У меня буквально отпала челюсть.

— У меня нет таких денег. Откуда? Зачем тебе?

— Блин! Люба призналась мужу, что любит меня, а не его, и он её ударил. Я вчера с ней встречался, у неё синяки на лице. Она сказала, что он разведётся только при одном условии, — если я заплачу ему миллион рублей.

— В смысле? А почему она сама не подаст на развод? Ты правильно сказал, не в средневековье живём.

— Мы — нет! А они — да! Люба говорит, что Яков много заплатил за неё, когда брал в жёны. Он не согласится на развод, у них вообще не принято разводиться!

— Но за деньги согласится?

— За деньги да. Разведётся и выгонит её из табора, как шлюху. Голую и босую.

— Оу…

— Но она не шлюха! Она не хотела выходить за Якова, ему сорок лет! Её родители заставили, а потом она влюбилась в меня. Маша, мы любим друг друга! Мне нужен миллион рублей. Я тридцать тысяч уже накопил, пока работал в магазине.