Страница 28 из 53
Два официанта принесли огромный поднос со льдом, на котором были разложены устрицы в открытых раковинах. Между ними — ломтики лимона и тосты со сливочным маслом. Диме принесли стейк с кровью.
Дима налил в рюмку водки, Кирилл наполнил мой бокал вином, а себе плеснул минералки в стакан.
— Ты не пьёшь? — удивился Дима.
Кирилл качнул головой.
— Планируешь садиться за руль?
— Нет.
— Тогда почему?
— Один раз в юности отравился алкоголем, с тех пор в завязке.
— Палёный попался?
— Нет, просто много выпил.
— Ах, вот как… И что, даже вина не пригубишь? — допытывался Дима.
Видимо, его не радовала мысль, что в нашей троице кто-то будет трезвым. А меня, наоборот, это устраивало. Хоть кто-то сохранит ясный ум и проследит, чтобы свидание не превратилось в полный трэш.
— Да не хочу я пить, Дима, — Кирилл поднял свой стакан. — Давайте за встречу?
— За встречу, — повторили мы с Димой.
— Итак, — сказал Кирилл. — Берёшь раковину в руку, выжимаешь на устрицу немного лимонного сока и тут же проглатываешь. Зажёвываешь булкой с маслом и запиваешь вином.
— Всё так ужасно, да? — спросила я.
— Попробуй, — предложил он с усмешкой. — Всё может оказаться не так страшно, как выглядит со стороны. Главное — не пытайся смаковать моллюска, в первый раз не все способны оценить его вкус.
Я собралась с духом и под взглядами мужчин проделала описанную процедуру. Не жуя, проглотила устрицу, засунула в рот хлеб и запила вином. Вроде нормально прошло. Вторую штуку я съела более вдумчиво.
— Ну как тебе? — спросил Кирилл.
— Кажется… неплохо, — улыбнулась я.
Ужин надолго не растянулся. Дима быстро прикончил двухсотграммовый графинчик с водкой — для него это была привычная и комфортная доза, а я выпила бокал вина. Один-единственный, чтобы расслабиться, но не потерять контроль. Между нами начали летать искры. Дима вытянул ногу под столом и пытался меня ею погладить. А Кирилл блуждал взглядом по моему декольте и то и дело облизывал губы. Слизывал лимонный сок и солёный вкус устриц. Мне жутко захотелось его поцеловать.
Я вспомнила, как Зоя рассказывала про их тройничок: между ними тогда не заискрило, поэтому они быстренько получили удовольствие и расстались. А между нами витали флюиды желания, горящие взгляды перекрещивались, руки сталкивались, дыхание становилось учащённым. Грудь Кирилла под свитером высоко поднималась, Дима расстегнул пару пуговок на рубашке.
— Хотите ещё что-нибудь? Может быть, коньяк или десерт? — спросил официант после того, как убрал пустые тарелки.
— Да, — ответил Кирилл. — Принесите в номер кофе, коньяк, фрукты и пирожные.
Он показал ему карточку-ключ с номером «301». Официант кивнул, а Кирилл подвинул карточку по белой льняной скатерти в сторону Димы:
— Держи, это ключ от вашего номера. Себе я взял другой — триста девятый, в конце коридора. Я приду минут через пятнадцать. Вас устроит или…
— Что? — спросил Дима.
— Может быть, вы хотите остаться вдвоём? — спросил он вполне благожелательно, но с затаённым страхом.
— А если да? — Дима вперился в Кирилла пронзительным взглядом. — Оставишь нас вдвоём в этом шикарном отеле и уедешь домой? Типа такой новогодний подарок для чужой семьи?
— Почему бы и нет? Это добровольное мероприятие, — сказал Кирилл, глядя на меня. — Каждый может отказаться в любой момент.
— Я не откажусь, — сказала я, поднимаясь с кресла.
— Я тоже, — сказал Дима, растягивая рот в улыбке. — Когда ещё представится такая возможность? Нужно пользоваться моментом, правда, Кира?
— Правда.
Номер оказался роскошным. Бежевые тона, пушистый ковёр на полу и кровать шириной два метра, отделённая от гостиной двустворчатыми дверями с мелкой расстекловкой. Но самое главное — вид на Исаакиевский собор из окна. Свет можно было не включать, хватало уличных фонарей и мощной подсветки собора, но Дима прошёлся по комнатам и включил настольную лампу и два торшера. Мягкое золотистое свечение заполнило комнаты. Потолки были такими высокими, что там сгустилась тьма.
Я скинула туфли и в одних чулках прошлась по номеру. Мне здесь нравилось. Обстановка не подавляла пафосностью и «царским» интерьером, а вызывала желание упасть в уютное кресло или лечь на великолепную кровать, заправленную кремовым шёлковым покрывалом.
— Туристы с колоннады собора могут нас увидеть, — сообщил Дима, выглядывая в окно, — если свесятся с перил и воспользуются биноклем.
— Ты думаешь, у них есть бинокли?
— А вдруг кто-то зашёл в собор после посещения театра? У них могут быть такие миниатюрные театральные бинокли, чтобы разглядывать балерин и танцовщиков в облегающем трико. Нам выдавали такие, когда в шестом классе возили на «Щелкунчика».
— Ну что ж, тогда у туристов останутся незабываемые воспоминания о культурной столице, — сказала я, и мы рассмеялись.
Дима шагнул ко мне, взял голову в ладони и заглянул в глаза:
— Ты знаешь, как сильно я тебя люблю?
— Знаю, — ответила я. — Ты согласился на эту безумную эскападу.
— Я почувствовал, что для тебя это важно, — признался он.
У меня защемило в груди.
— Так и есть, Дима. Если тебе будет совсем невмоготу…
Он прервал меня нежным объятием. Всё это уже сто раз обговорено. Если кому-то из нас не понравится секс втроём — он честно это озвучит. Никто не обязан терпеть боль.
В дверь деликатно постучали, это пришёл официант с десертами. Пока он выгружал на столик тарелки и бокалы, я скрылась в ванной комнате.
Лицо пылало румянцем, глаза блестели — и я знала, что не из-за Димки.
Из-за Кирилла Ярцева. Моё наваждение, мой соблазнитель, мой тайный любовник, с которым я не собиралась встречаться после первого торопливого и предосудительного секса. Возбуждение бурлило в крови. Как он это сделает? Неужели его не смутит присутствие соперника? А как поведёт себя Дима? Я специально наблюдала за ним перед отъездом из дома: он не принимал никаких таблеток и не брал упаковку «Виагры» с собой. Она так и осталась лежать в рабочей сумке, которую он таскал на конюшню. Дима был уверен, что проблем с потенцией не будет? Интересно, что придавало ему такую уверенность?
Я почистила зубы и совершила необходимые гигиенические процедуры. Потом расчесала идеально выпрямленные волосы, которые блестели и переливались под светом галогеновых лампочек. Стёрла помаду и нанесла на губы увлажняющий бальзам. Меня будут целовать — и я буду целовать в ответ. Мне хотелось, чтобы мои губы были мягкими и вкусными. И не хотелось красных разводов у всех на подбородках.
Я вышла из ванной и услышала стук в дверь. Не дожидаясь, когда подойдёт Дима, я открыла её и впустила Кирилла. Мы стояли в прихожей и смотрели друг на друга, а мир вокруг нас терял очертания и постепенно исчезал — и стены дорогого номера в знаменитой гостинице, и питерские соборы, и колючий декабрьский снег, и всё остальное, что существовало помимо нас и наших чувств. Лишь они имели значение.
Я шагнула к Кириллу, поднялась на цыпочки и поцеловала в губы. В ту же секунду он запустил пальцы в мои волосы и обхватил затылок, крепко прижимая к себе. Как будто боялся, что я прерву поцелуй. Ответил с такой страстностью, что голова закружилась. Мы жадно присосались друг к другу, обнимаясь, толкаясь бёдрами, терзая губы и прикусывая языки.
Он оторвался от меня первым:
— Маша, — хрипло попросил он, — давай уйдём отсюда?
— Куда? — не поняла я.
— Да без разницы. Куда-нибудь. В мой номер, ко мне домой, в Париж. Ты только скажи «да», и я тебя увезу. — И прибавил так тихо, что слов я не услышала, но прочитала их по губам: — Прошу тебя.
Он действительно ревновал. Ему не хотелось ни с кем меня делить. Как глупо и неуместно. Он пережил тройничок с любимой женой, переживёт и со мной, чужой для него женщиной. Я покачала головой:
— Нет, Кира. Нет…
Мы не для того собрались, чтобы бросить Диму в одиночестве и сбежать туда, где не будет никого, кроме нас двоих. Цель встречи абсолютно иная. То, что нам до смерти хотелось трахнуть друг друга, — это незапланированный побочный эффект. К делу он не относился.