Князь Никто

Я вернулся к бюро. Так, на чем я остановился?

Разобрав последовательно все бумаги. Итак, меня зовут Демьян Найденов, и я числюсь батраком у Алоизия Макаровича Гупало. Мне пятнадцать.

Если утром нагрянет проверка с каким-нибудь канцеляристом, то меня просто вышвырнут на улицу или вернут в приют, потому что шестнадцати мне еще нет. Значит начать следует с того, что подправить немного свой возраст.

Я придвинул к себе паспортную книжку Демьяна Найденова. Так, для начала нужен нож для перьев…

Вообще, конечно, я никогда не был особенным специалистом в подделке документов. Но исправить одну цифру на другую — плевое дело. Любой школьник или студент это умеет. Чуть-чуть подчищаешь, аккуратно выводишь недостающие завитки, посыпаешь песочком… Готово! Как новенький!

Добро пожаловать в совершеннолетние, Демьян Найднов с прочерком в графе «отец».

Кстати, а почему прочерк? Это ведь тоже можно исправить!

Я обмакнул заточенный кончик пера в чернильницу и, подражая почерку неизвестного канцеляриста, выписывавшего этот документ, вписал в пустую графу отчество «Алоизович». Эх, осиротел ты только что, Демьян Алоизыч! Папку твоего тать в ночи застрелил…

Теперь батрачья грамота… Не нужна, уничтожить ее немедленно! Я приблизил бумагу к губам, прошептал нужные слова и подул. Лист без звука и дыма распался в невесомую пыль.

Сделано.

Дальше.

Я взял чистый лист бумаги и задумался. До бюрократической реформы, установившей четкие стандарты по гражданским документам, еще лет двадцать, а то и больше. А до этого никто особенно не следил, как оформлены те или иные бумаги. Унифицированы были только паспорта и патенты. В остально я сейчас волен насочинять всего, что моей душе угодно. Никому никогда дела не было, как там оформляют сделки и договоры те, у кого к фамилии нет приставки «князь», «граф», «барон» или иного обозначения принадлежности к дворянскому сословию. Чтобы написать, к примеру, верительную грамоту себе от князя Вяземского, мне потребуется его печать. А вот изобразить на бумаге усыновление Алоизием Макаровичем Демьяна Найденова — это запросто!

«Сим удостоверяется, что отрок Демьян Найденов, имеющий паспортную книжку номер такой-то, является моим сыном, похищенным цыганами еще во младенчестве. Поелику я счастлив от воссоединения семьи, то завещаю моему вновь обретенному отпрыску…»

Я выводил каждую букву, подсматривая на почерк Пугала в одной из конторских книг. Вообще-то, этот предмет назывался «каллиграфия». И подражать нам нужно было вовсе не чужому почерку, разумеется. Что, впрочем, не мешало нам во студенчестве регулярно грешить подделыванием писем от преподавателей, убегая в самоволку в кабак.

Я смахнул песок с готового документа и критически посмотрел на него. Слишком уж новеньким выглядит. Подозрительно. Надо бы чуток подправить.

Я потер края листа бумаги пемзой, надорвал край, сложил вчетверо. Потер об штаны. Расправил, разгладил. Надо бы пятно какое посадить что ли?

Потратил еще несколько минут, чтобы придать поддельному усыновительному акту достоверный вид. Перелистал документы еще разок, чтобы убедиться, что ничего не забыл. Можно было бы, конечно, еще и завещание отдельно написать. Но я решил, что незачем. Умирать Пугало не собирался, других детей у него, судя по документам, не было. Да даже если и были… В любом случае, всякие тяжбы о наследстве — дело небыстрое, а мне всего-то надо выиграть несколько дней.

Я сложил все бумаги аккуратной стопочкой и вернул на место. Взломанный замок, конечно, может вызвать подозрения, но как-нибудь справлюсь. Надеюсь, когда дело дойдет до обысков, меня уже не будет в этой грязной конуре.

Я придирчиво осмотрелся, затер кровавое пятно на полу в том месте, где лежало тело Пугала, и погасил магический свет.

Контора снова погрузилась в темноту.

Я направился сначала обратно к своему закутку, но остановился. Можно же не спать теперь на этом клопами засиженном матрасе! Наверняка спальня Алоизия Макарыча устроена с большим комфортом!

Особой роскоши за дверью не нашлось. Там была квадратная комната с узкой кроватью у стены и большим шкафом у другой. Окно прикрыто простецкой занавеской из рогожки, над изголовьем кровати — положенная на бок восьмерка Всеблагого Отца и путанка из прутьев и перьев, отгоняющая плохие сны. Я хихикнул. Да уж, похоже, Пугалу было все равно, чьей благодатью пользоваться — новомодной всеобщей веры или старых духов-покровителей.

Хотя если он всю жизнь занимается тем, что возит на повозке мертвые тела, то не мудрено, что ему хочется что угодно сделать, лишь бы во сне тем же самым не заниматься. Вот уж кто насмотрелся…

Последнюю мысль я додумывал, уже засыпая. Стоило мне положить голову на подушку, как глаза сами собой начали слипаться.

Разбудил меня требовательный стук в дверь. Ну вот, началось!

Я вскочил и поплелся открывать. По дороге старательно зевал и тер глаза кулаком, изо всех сил изображая полнейшую безмятежность.

— Кого там принесло еще? — сварливо буркнул я, подражая манере Пугала.

— Ээээ… — за дверью замешкались, потом кто-то между собой пошептался, потом голос зазвучал еще менее уверенно. — Алоизий Макарыч?

— Батя уехал час назад по делам в Петергоф, — еще более сварливо сказал я. — Вечером приходите!

За дверью снова зашептались, теперь уже громче. Похоже, пришло два человека. И один из них, собственно, тот кто стучал, был не в курсе, что именно он должен тут увидеть. И требовал разъяснений от второго. Второй громким шепотом науськивал. Во всяком случае, я отчетливо услышал слова «этот щегол врет».

— Мальчик, открой немедленно дверь! — строго сказали снаружи. — Я чиновник третьего класса, мне надо убедиться, я меня есть право осмотра дома, если что-то вдруг что-то случилось!

— Так у меня ничего не случилось, — сказал я и громко зевнул. — Сейчас позавтракаю и пойду на работу. А вы мешаете!

— Не смей мне дерзить, маленький гаденыш! — прошипел человек за дверью. — Немедленно открой!

— А откуда я знаю, что ты и правда канцелярская крыса, а не бандит какой-нибудь? — спросил я. — Документы свои мне в окно покажи!

— Зачем тебе документы, ты же читать не умеешь! — выкрикнул второй голос. Незнакомый. Мужской, но сварливый, с истерической ноткой.

— Ну как хотите, некогда мне с вами тут болтать… — я потоптался на месте, делая вид, будто отхожу от двери.

— Мальчик, стой! — кулаки снова забарабанили по двери. — Если я покажу документы, ты откроешь дверь?

— Валяй, показывай, — я снова громко зевнул и подошел к окну. С той стороны на меня таращилось длинное лошадиное лицо, подбородок которого упирался в жесткий воротник черной чиновничьей формы. Он держал в руке какую-то бумагу, но сквозь грязное стекло буквы было не разобрать. За его спиной маячил еще один человек. Невысокий пузан с круглой лысиной, обрамленной клочками пегих волос. На плоском как блин лице выделялся только нос картошкой багрового цвета. Настолько нелепый, что казалось, что его у основания стянули бечевкой.

— Вот, видишь?! — бюрократ потряс своим документом. — Я сотрудник Спасского полицейского округа по гражданским делам Супонин Митрофан Георгиевич. Должен убедиться, что у тебя все в порядке. Открывай дверь!

— Ну ладно, уговорил, — хмыкнул я. — Только быстро, а то мне работать надо.

Этих двоих я не боялся. Даже примитивной магии, которой владеет практически каждый дворянин чуть ли не с пеленок, мне будет достаточно, чтобы обратить этих двоих в бегство. Может быть, конечно, рядом с дверью, прижавшись к стене, семеро громил только и ждут, чтобы я отодвинул засов, но это вряд ли. Если бы планировался налет на труповозную контору, его бы довели до конца еще ночью.

Дверь скрипнула и распахнулась. Длиннорожий бюрократ переступил порог и бесцеремонно отодвинул меня с дороги. Быстро и пристально оглядел помещение. Толстячок вкатился следом, подозрительно прищурился и бросил злой взгляд на меня.

— Я же говорю, у меня все в порядке, — сказал я, еще раз зевнув и потерев глаз. — Убедились? Могу я теперь позавтракать? Батя мне велел одному сегодня работать…