Воин из Ниоткуда

— Да, это верно.

— Скажи, Черак, кого ты хочешь.

— Укажи достойного.

— Выбор нелегок. Вы знаете, сколько достойных мужей подалось на службу к князю, и нет надежды, что они вернутся когда-нибудь обратно.

В толпе раздались согласные голоса, полные горечи. Молодежь покидает землю предков, и род не может этому воспротивиться — князю нужны воины.

— Недавно большое горе постигло наших братьев — арожичей. — глухо рек старейшина. — Шурусы опять подло напали ночью, но никто не смог уйти от кары. Только и арожичей немного в живых осталось. Сейчас они среди нас, а Луд, старейшина рода Арога Старого, стоит рядом со мной. Вы все хорошо знаете и его, и его детей. В позапрошлом бою пала почти вся его семья, остались только Лунга и Арах. Многие из вас ходили с Арахом на охоту и были свидетелями его мужества, ума, доброты и твердости. Он молод, но и я был не старцем, когда меня избрали старейшиной. Вот мой выбор. — Черак указал рукой на Араха и подозвал его к себе. Тот вышел из толпы селян и растеряно подошел к Чераку и отцу. Он не ожидал такого поворота событий. Да, он скорее всего стал бы старейшиной над своими, но над дрожичами… кто он им? Сосед?

Родовичи громко обсуждали только что услышанное. Одни, одобрительно кивая головой, продолжали перечень лучших качеств Араха, другие говорили, что нужно все равно выбирать из своих. Были и те, кто хранил гробовое молчание, обдумывая все сам с собой.

— Ну, дела! — только и произнес Андрей, единственный, нарушивший молчание из всей троицы.

Арах смотрел на собравшихся и не мог решиться. Наконец, собравшись с силами, он сдавленно произнес:

— Я благодарю Черака за оказанные мне честь и доверие, а так же тех, кто одобрил его выбор. И я понимаю тех, кто считает меня чужим, хоть мы и одного корня. — голос Араха набирал силу и твердость. — и прежде чем вы сделаете свой выбор, я должен сообщить о своем решении. Не дело вставать мне на место тех, кто еще силен духом и крепок разумом, мое дело сдержать клятву, данную мной Корсу и пращурам. А для этого я должен идти к князю. Не за его дружиной, а за умением. Чтобы людей знающих собрать и других обучить. Мы сами должны защищать свои земли! — Арах стоял выпрямившись, раздвинув плечи, грудь его вздымалась от учащенного сердцебиения. В напряженной тишине раздался лишь сдавленный вскрик Агуры да тяжкий вздох Луда.

— Что ж, вы все слышали. — устало подытожил Черак. — Теперь выбор за вами. Утром вы его сообщите, как большинство решит, так оно и будет. Но это еще не все, есть еще одно решение, не менее значимое, чем это. — и мягко отступив в сторону, он указал на Луда. Тот, вскинув голову, оглядел всех собравшихся и с дрожью в голосе заговорил.

— Вы все меня знаете, и многие знают, что пятнадцать лет назад я потерял четырех сыновей в бою. Это тяжелая утрата. Я часто слышу их голоса и мысленно вижу их лица. Скоро я встречусь с ними в крие и мы опять будем вместе, и теперь уже навсегда. — Луд замолчал, смаргивая скупую слезу, его руки мелко дрожали. Справившись с комом в горле, он продолжил: — Но небеса послали мне утешение напоследок. Добрый Корс смилостивился надо мной и послал мне еще сыновей, таких же отважных и добрых, как и те, которых он держит у себя. Я пришел с ними к вам. Они называют меня отцом, а я их сыновьями, и я хочу, чтобы они были друг другу братьями по крови. Нет ничего священней крови. Мы живем, пока она есть и умираем, когда она покидает нас. Идите ко мне, дети мои — Олег, Андрей, Макс, Вадар, Арах. Вас снова пятеро, как и раньше.

Люди расступились, пропуская вперед крепких парней. Первым к луду подошел Олег.

— Здравствуй, отец. И спасибо тебе. — он крепко обнял старика, пытаясь сдержать навернувшиеся слезы. Остальные так же обняли луда, каждый называя его отцом. Вадар даже внимания не обратил на режущую боль в груди, он боялся только одного — чтобы бешено колотящееся сердце не выпрыгнуло из нее.

— Спасибо тебе, отец. Я никогда этого не забуду. — тихо прошептал Арах, прижимая к себе Луда. Тот уже не сдерживал катящихся по лицу слез. Это были слезы радости, их нечего стыдиться. В этот момент он был самым счастливым человеком на земле. Он гордо смотрел на собравшихся селян, многие из которых утирали слезы — рядом с ним стояли его дети. Его дети!

Черак украдкой вытирал нахлынувшие слезы. Он был рад за друга, рад его счастью, и одновременно сердце разрывалось от тоски — не испытал он такой радости и уже никогда не испытает. «Где ты, моя ладушка, что приворожила навек бесстрашное сердце? Никто не смог стать милым ему. Я скоро приду к тебе в крий и может… может там добрый Корс подарит это счастье — иметь дитя». Он с трудом взял себя в руки, его долг еще не выполнен. Люди ждут от него решения, решения по правде.

— Родичи! Как положили наши щуры, решивших побрататься кровью ждет последнее испытание — они должны очистится от сомнений и подготовится к обряду. Каждого из них посадят возле своего дуба, где они должны будут провести весь этот день и всю ночь без еды и с небольшим количеством воды. Им так же запрещено общаться с кем бы-то не было. Разрешается только отойти по нужде, для этого будет приставлен человек. Этого времени будет достаточно, чтобы обдумать свое решение. Любой из них, если передумает, может спокойно встать и уйти. Любое принятое ими решение будет их решением. Да будет Корс с нами!

Селяне одобрительно зашумели. Правда есть правда, и отступать от нее нельзя.

— Ну а теперь все расходимся по своим нуждам. Встречаемся завтра утром и каждый выскажет свое решение. Вагýр, ты и Сáрва будете с новобратающимися. Отведите каждого к дубу и займитесь всем необходимым. — отдал последние указания Черак. Потихонечку все стали расходиться, у каждого нашлась работа, да и подумать было над чем. Вскоре остались только Луд с Чераком, новобратающиеся и двое охотников.

— Корс с вами! — пожелал удачи парням Черак. — Пошли, Луд, нам тоже нельзя правде мешать.

Луд тепло посмотрел на своих детей и пошел следом за старейшиной дрожичей.

Парни сгрудились вместе, будто пытались избежать расставания.

— А как же Лунга? — еле слышно проговорил Андрей.

— Она брататься с тобой не будет, на нее это не распространяется. Хотя она с радостью назовет братом любого из вас. — так же тихо ответил Арах. — Так что из-за этого не переживай, лучше побойся того, что она тебе ответит.

— Хо! Я уже получил ответ. — весело ответил Андрей, словно камень скинувший с груди. Теперь его счастью ничего не грозило. — Эй, парни, а где там мой дуб зеленый?

— И цепь ему златую дайте. Тоже мне, кот ученый. — весело поддел его Олег. — Может тебе и русалку на ветвях подать?

— Ни каких русалок, мать их… Наобщался, хватит!

— Эх, нам бы день простоять, да ночь продержаться. — занялся плагиатом Макс. — Слушай, Вадар, а как же ты, с раной-то?

— А что мне? Сидеть можно, вода тоже есть. Я не то что день, я и седмицу так просижу.

Вагур с Сарвой шли рядом и только головами мотали. Вот ведь собралась шайка-то, один другого чище. Эти на самом деле всю седмицу просидят. Одно для них испытание — разговаривать нельзя, о чем не преминул тут же заметить Вагур:

— Как же вы продержитесь целый день и ночь, не разговаривая?

— А мы на пальцах объясняться будем. — ответил за всех Андрей и парни грохнули от смеха.

— Тогда я вас подальше друг от друга посажу. — сквозь смех сказал Вагур.

Через некоторое время всех пятерых по очереди разместили под дубами, и в самом деле в разных концах селения, так что каждый мог видеть одного, двух собратьев, да и то лишь издалека. Дубы были развесистыми, с пышными кронами, так что, не смотря даже на жаркое солнце, тени вполне хватало. А вскоре принесли и воды в берестяных больших кружках. Парни сели под своими укрытиями, каждый думая о своем. Селяне ходили мимо, ободряюще посматривали на них, но никто даже не пытался заговорить. Правда, она для всех, и все перед ней равны.

(Вадар) Интересная все-таки штука — жизнь. Никогда не знаешь наперед — что и как будет. Еще несколько дней назад я был уверен, что как только вырвусь из под опеки стрыя, подамся в охотники. Лучше меня стрельбой из лука и так мало кто из арожичей мог похвастаться. Конечно, одного этого недостаточно, и простого знания леса и зверей, тоже. Нужно сродниться с ними, только так можно настоящим охотником стать. А как тут сроднишься, когда стрый[1] на шаг от себя не отпускает. Все боится, что я повторю участь своего отца, его брата. Моего отца Корс к себе в крий давно забрал, когда я еще мальчонкой был. Задрал его раненный медведь… Эх, отец, если бы ты знал, как мне все эти годы не хватало твоих крепких ласковых рук! Чтобы уткнуться в твою рубаху, спрятаться от всех горестей и обид, а твои мозолистые руки гладили бы и гладили по голове. И ты бы привычно сказал: «Ты мужчина, сынок. А обиды и горести пройдут, главное будь сильным, смелым и добрым, иначе никогда не станешь настоящим охотником. Лес слабых и злых не жалует». А вот брат твой по-другому думал. Все к земле жался, лес стороной обходил, да и родовичей то же. Так и не обзавелся семьей, думал что и я таким буду. А я бы все равно с охотниками ушел бы, ведь и ты, и мамка этого хотели, хоть я и не помню ее совсем… Так бы и было, если бы не шурусы и не… братья мои. С ними куда угодно, хоть в само логово шурусов. Лишь бы не передумали они признать меня своим братом, а Луд своим сыном. У меня никогда не было братьев, а тем более таких отважных воинов. И хоть недолго их знаю, но и этого достаточно, чтобы понять — такие в беде не бросят и никогда не предадут. А я… я никогда не опозорю тебя, отец, и свою новую семью. И мы обязательно вернемся на нашу землю и в наш лес. Быстрее бы прошли эти день и ночь. И пусть это будет последний день моего отрочества, я не жалею об этом. Я буду настоящим мужчиной, как ты хотел, отец.

1

Стрый — дядя, старший брат отца или матери.