Забери меня

От последних пружина в груди стягивается на максимум, грозя сорваться в любой момент.

— Ты где?

— Не твое дело, Барханов.

Она права, но от ее голоса — наглого, звонкого и яркого — я хмелею еще больше:

— Я просто спросил.

— Я просто ответила, — парирует она, добивая остатки моего здравомыслия.

— Как всегда шляешься.

— И это тебя тоже не касается.

— С кем? — сам не замечаю, как начинаю требовать.

— Уймись, Барханов. Свои допросы оставь для невесты.

— Мне не надо ее допрашивать. Потому что она не косячит на каждом шагу, — припечатываю, понимая, как жалко звучат мои слова.

— С чем тебя и поздравляю, — ядовито огрызается она, — прекрасный выбор.

Желаю вам любви, счастья, и чтобы сдохли в один день.

…Ёжик такой ежик.

Бесячая.

Прибил бы.

— Я так и не поняла зачем звонишь.

Зачем звоню? Я сам не знаю. Не могу себе признаться, что просто до одури хотел услышать ее голос. Бред, который она будет нести.

— Убедиться, что все сделал правильно, — вкладываю в свой голос побольше издевки. И чувствую себя конченым дебилом. Взрослый мужик, а пытаюсь уесть бестолковую девчонку. Недостойно. Завтра я пожалею об этом. Однозначно. Сегодня же я пьяный и неадекватный.

— Правильно, — тут же соглашается Лера, — спасибо.

— За что, Ёжик?

— За то, что избавил меня от своего занудливого общества. Жизнь то оказывает такая интересная и многогранная, когда никто над ухом не нудит и не говорит, что можно делать, а что нет.

— Лерчик! — вопит на заднем плане какой-то мудак. — Хватит болтать. Посылай всех не хрен и иди к нам.

Она прикрывает трубку рукой, и я едва могу различить ее голос.

— Кто это? — даже с места вскакиваю, опрокинув на себя содержимое стакана.

Блядь. Отряхиваюсь, скриплю зубами от злости, а зараза эта не торопится отвечать. Сначала придурка этого успокаивает, что-то лопочет, смеется.

— Я спросил кто это? — цежу сквозь зубы, когда возвращается.

Жалею и одновременно радуюсь, что сейчас нахожусь на другом конце света.

Потому что непременно сорвался бы к ней и разнес бы там все, к чертям собачьим.

— Не важно.

— Лера! Не беси меня!

— До свидания, Демид. Передавай привет Вобле.

Скидывает звонок.

А когда я набираю ее снова, уже абонент не абонент.

Я снова полон эмоций. Забит до краев. Она кипят, бурлят, мешают нормально дышать. Но они же делают меня живым. Я злюсь оттого, что не могу добраться до нее прямо сейчас. Отодрать ремнем по худосочной заднице, а потом и просто отодрать, чтобы стонала как ненормальная. Царапала когтями плечи и кусалась. Да, меня бесит эта ее манера. И да, я этого хочу.

Три минуты, пара фраз и я снова чувствую себя больным на всю голову придурком, готовым рвать и метать.

Под натиском ярости хмель в голове немного рассеивается.

На хер оно мне надо?

Не надо! Ни черта!

Я вычеркиваю Вознесенскую из списка людей, с которыми когда-либо хотел общаться. Ее там больше нет. Я не буду больше ни звонить, ни узнавать, что происходит в ее шальной жизни. Даже если снова напьюсь, даже если парад планет и ретроградный Меркурий клюнет в задницу.

Все. Нет ее. И никогда не было.

Эпилог

Я думала, что жизнь заканчивается, когда тебя бросают. Когда выдирают сердце из груди, швыряют на острые камни и топчут железными сапогами.

Ничего подобного!

Она заканчивается, когда ты блюешь каждое утро. Наивно оправдываешь это отравлением, ротовирусом или скачками давления, а потом покупаешь тест и обнаруживаешь две полоски.

В этот момент небеса обрушиваются с такой силой, что придавливают тебя к земле, и нет возможности шевельнуть рукой. Больно. Страшно. Липкий ужас все глубже засасывает в свои сети.

Я выпадаю из реальности. Дрейфую. Пытаюсь убедить себя, что все это сон, из которого вот-вот удастся выбраться. К сожалению, нет. Не выбраться. Это не рассосется само. Не исчезнет.

…И я не готова с этим мириться. Поэтому записываюсь на прием ко врачу, чтобы решить эту проблему.

Настраиваюсь всю ночь. Не сплю. Убеждаю себя, что поступаю правильно.

Смиряюсь с неизбежным и всеми силами пытаюсь не впустить в свое сердце лишние эмоции и сомнения.

Мне кажется, что я готова, но утром все переворачивается вверх дном.

Я тихо собираюсь, молча иду к двери и не нахожу ключей. В сумке нет, на тумбочке нет, в карманах нет. Нигде нет.

— Это ищешь? — позади раздается голос матери.

Она стоит на пороге кухни и у нее в руках мои ключи. Болтаются на колечке, тихо позвякивая.

— Спасибо, — с трудом улыбаюсь, — я думала, что потеряла их.

Тянусь за ключами, но она не отдает, наоборот убирает их в карман.

— А вот это ты не потеряла? — разжимает второй кулак.

В нем полосатый тест. У меня аж сердце до самых колен проваливается. Смотрю на нее, хватая ртом воздух, и ничего не могу сказать. Потом сиплю:

— Это не мое.

— А чье?

— Наверное, Алиса оставила.

— Не-а, — сестра выходит с кухни, — не оставляла.

Боже, я сейчас от стыда сквозь землю провалюсь. Стою, опустив голову, краснею.

Такого позора в моей жизни не было.

— Позволь спросить, куда ты собралась в такую рань.

— К подруге…

Она вскидывает брови, и у меня обрывается в груди. Я никогда не умела врать матери в глаза.

— К врачу.

— Встать на учет?

Отрицательно мотаю головой.

— То есть избавиться решила?

— Так будет лучше.

— Кому? — мать смотрит на меня в упор. Взгляд жесткий, пробивает до самых пяток.

— Всем!

— Ничего подобного. Ему, — кивает на мой живот, — точно от этого лучше не станет.

И тебе лучше не станет. Ты знаешь, сколько девчонок молодых по глупости аборты делают, а потом воют по ночам от содеянного? А сколько из них потом забеременеть не могут? Знаешь?

— А, по-твоему, лучше в двадцать лет стать матерью одиночкой? — голос срывается на крик, — и растить ребенка без мужика?

— Не надо мерить все в этой жизни наличием или отсутствием мужика! Если бы я так делала, то сначала бы Алиску смыла в унитаз, а потом и тебя!

Да, мама никогда не была замужем. Они с отцом сходились, расходились и в итоге разбежались окончательно.

— Это совсем другое.

— Нет. Не другое.

— Мама! Я еще учусь. Третий курс всего! — я на грани.

— Хочешь сказать, что еще маленькая, чтобы иметь своих детей? Что еще не нагулялась? Так, об этом надо было раньше думать. До того, как рогатку начала раздвигать, не заботясь о последствиях. Все, Лерочка, детство закончилось. Пора становиться взрослой и отвечать за свои поступки.

— Да не хочу я! Не хочу! — срываюсь истерику, — и не буду! У меня вся жизнь впереди. Зачем мне все это?

Сейчас сдохну. Мне так больно, что сердце едва бьется.

— А никто тебя жизни лишать и не собирается. Это не конец света.

— У меня институт!

— Возьмешь академ, — спокойно отвечает она, — родишь, потом вернешься и доучишься. Или перейдешь на заочный.

Я как представлю, что все в универе узнают о том, как закончился мой роман — разрывом и одиноким материнством — так хочется сдохнуть еще сильнее. Это позор на всю жизнь. Все будут обсуждать, тыкать в меня пальцами, злорадствовать. Будут говорить: вот Лерка выпендривалась, хвасталась мужиком, а теперь осталась у разбитого корыта.

— И кавалера твоего надо подключать. Раз заделал — пусть тоже отдувается.

Вот тут меня накрывает по полной. Я вою в голос и сползаю по стенке на пол.

Какое подключить? О чем она вообще?!

— Лер, не ты первая. Не ты последняя… Что так убиваться?

— Мам, да у нее мужик богатый был. На шикарной тачке. С часами дороже, чем наша квартира!

— Почему я об этом не знаю?

Я продолжаю реветь, так что Алиска отдувается за двоих:

— Это был ее секрет, и я не могла его выдать. Извини.