Страница 167 из 189
— Она практически заменила меня в качестве правой руки Лайонела, — пробормотала Стелла, в ее глазах блестели настоящие слезы. Вот о чем моя мать заботилась больше всего. Власть. И она всегда была готова сделать все, чтобы заполучить ее. Даже если при этом ей придется унижаться.
Я сморщился, отводя от нее взгляд. Итак было противно, что она регулярно ложилась в постель Лайонела, не говоря уже о Кларе. Я с трудом переваривал это.
— Ты всего лишь пешка, Стелла, — прорычал я. — Ты так же бесполезна, как ебучий сопливый носовой платок. Этоо было ясно как день на протяжении многих лет, так что извини, если я не буду плакать по тебе.
— Твой отец был бы в ярости, если бы услышал, как ты со мной разговариваешь, — воскликнула она.
— Моему отцу было бы стыдно за женщину, сидящую передо мной, если бы он был здесь сегодня, — огрызнулся я.
Можно смело утверждать, что моя мать сошла с ума в тот день, как умер отец. Я знал, что она любила его, но всякий раз, когда она говорила о нем, все было пронизано фальшивым обожанием и чрезмерно сладкими воспоминаниями, которые совсем не походили на человека, воспитывающего меня в детстве. Она нарисовала в уме его образ и решила, что он правдив. Но это не моя правда.
— Не смей пытаться использовать его против меня, — потребовала она. — Если бы он был все еще жив, то стоял бы сегодня рядом со мной, так же сильно разочарованный в тебе, как и я.
Я попытался проигнорировать этот выпад, но он пронзил мою грудь до самых костей и сухожилий, оставив после себя зияющую рану. Любовь моего отца была чем-то, чего я тайно желал, храня в запечатанном ящике своего сознания. Она была нетронута и незапятнана всем тем, что произошло после его смерти. Но возможно, моя любовь к нему была фарсом, и что он был таким же жестоким фейри, как моя мать, за исключением незапятнанных детских воспоминаний, которые у меня были о нем, но об этом было невыносимо думать. Что, если я любил ложь?
— Он был хорошим человеком, — прорычал я, решив верить в эту ложь. — Он бы понял, почему я здесь.
— Да что ты знаешь? Он умер, когда ты был ребенком, — пренебрежительно сказала она. — Его кровь была темнее моей.
— Я бы с радостью вскрыл тебя, доказывая, что твоя кровь черна, как смоль, — мрачно сказал я, и ее глаза сузились, гнев исказил ее взгляд.
— Ну, скоро это будет невозможно сделать, — сказала она с самодовольством, которое заставило меня нахмуриться.
— И что это значит?
Она встала, и я поднялся вместе с ней, обходя стол, поскольку ожидал, что она попытается уйти, не закончив фразу. Именно такое дерьмо она любила вытворять, чтобы казаться важной. Оставить меня здесь с вопросами без ответов было одним из ее любимых способов манипуляций.
Я поймал ее за руку и почувствовал, как тени зашевелились под кожей, потянувшись в попытке приласкать тех, что живут под ее. Я держал их под замком с тех самых пор, как прибыл сюда, зная, что, если охранники узнают о них, меня потащат к другому судье, заставят рассказать правду миру на допросе у Циклопа и, без сомнения, казнят в тот же гребаный день.
— Ну, я полагаю, не имеет значения, знаешь ли ты, — размышляла она, невинно хлопая ресницами. — Точнее, для тебя это не имеет никакого значения.
— Что не имеет значения? — подтолкнул я.
— Лайонел приближается к тому, чтобы найти очень особенный артефакт, — сказала она, и ее темные глаза заблестели от голода, который не имел ничего общего с ее Орденом.
Мой пульс начал учащаться, пока я ждал, когда она закончит драматическую паузу и даст мне ответ. Это должно было быть тем, за чем охотились Нимфы, и почему Лайонел поручил им обыскать все королевство.
— Имперская звезда, — выдохнула она, и мое сердце болезненно сжалось.
— Это миф, — тут же ответил я, но пыл в ее взгляде заставил меня усомниться в этом. Как будто у них были какие-то доказательства, о которых я не знал.
— Это не миф. Она реальна. И мы приближаемся все ближе. Как только Лайонел получит ее, то сможет использовать, гарантируя, что он и его верные подданные будут неуязвимы для силы других фейри. Никто в Солярии не сможет свергнуть его с трона. Все падут под его несокрушимой властью. — Она вырвалась из моей хватки, направилась к двери, скользнув через нее, без лишних слов, оставив меня с разорвавшейся бомбой у лица.
Имперская Звезда предположительно упала с неба тысячи лет назад, ее нашла первая королева, когда-то сидевшая на троне Солярии, увидев пылающую дугу, которую та прочертила в небе во время падения. Как только она обрела её, ей стали являться видения по ночам, шепот, словно от самой звезды, который поведал ей о Темной магии. Она была первой фейри, которая научилась и стала использовать ее способности в своих интересах.
Затем, из поколения в поколение, она передавала звезду своим наследникам вместе со знаниями о магии, которой научилась. И когда звезда попала в руки ее правнука, он обнаружил еще одну силу, которой она обладала. Звезда могла хранить магию в своих недрах. Поэтому перед смертью он наделил её даром для своих преемников.
Легенда гласила, что первым даром была некромантия, дающая обладателю силу говорить с мертвыми. С каждым поколением добавлялось все больше даров, миф становился все более размытым, пока рассказанные истории о дарах не стали дикими и преувеличенными.
Говорят, что никто не может владеть звездой без королевской крови, но, поскольку слухи об этом распространились далеко и широко, многие стремились украсть ее. Поэтому было создано общество под названием Гильдия Зодиака, состоящее из могущественных фейри, обученных приемам темной магии, чтобы защитить Имперскую звезду и сделать так, чтобы она никогда не покидала рук королевской семьи. Существовала тысяча версий того, где хранилась звезда: одни говорили, что она была вделана в рукоять меча или клинка, другие — в корону, кольцо, чашу. А легенды, связанные с её силой, были еще более дикими и разнообразными.
В большинстве версий было одно, и это то, что звезда обладает даром делать своего владельца неуязвимым для магических атак. Так что если звезда действительно существует и Лайонел завладеет ею, то это будет не просто угроза нашему миру, это будет конец жизни, какой мы ее знали.
Дариус
Когда учебный год подошел к концу, наступил сезон экзаменов. Появились группы поддержки Сфинксов для тех, кто страдает от пристрастия к учебе, вспыхивали постоянные драки фейри с фейри, когда люди срывались под давлением, и целые ряды амулетов, зелий и заклинаний, якобы улучшающих учебу, продавались по всему кампусу любому идиоту, достаточно доверчивому, покупая их.
Я как можно чаще уединялся в Королевской Лощине с другими Наследниками, чтобы заниматься вдали от отвлекающих факторов. Директор Нова даже разрешила нам забирать редкие тексты из Библиотеки Венеры, чтобы мы избегали фан-клубов, скрывающихся в стеллажах, а я был рад, что мог максимально избегать Милдред в большинстве возможных ситуаций.
Единственным недостатком нашей изоляции было то, что я виделся с Рокси гораздо реже, чем хотел. Я по-прежнему бегал с ней каждое утро, и хотя больше не прикасался к ней с тех пор, как были на утесе и пытались игнорировать звезды, мне казалось, что с того дня между нами многое изменилось. Она стала инициатором. И хотя я прекрасно понимал, что ей было намного легче выразить себя физически, чем открыться эмоционально, теперь у меня были все основания полагать, что она хотела и того, и другого со мной. Это было и благословением, и проклятием.
С уходом Лэнса не было того, кто мог бы посвятить достаточно времени на поиск выхода из нашего статуса Несчастных. Тем более, что он искал ответы в архивах, а там половина рукописей была на древних языках, которые никто из нас не смог бы прочитать, даже если бы было свободное время на поиски. А это значит, что фактически любой прогресс, который был достигнут в снятии проклятия с меня и Рокси, остановился. Не то чтобы я был уверен, что из этого вообще есть выход, но я начал испытывать чувство — которое может вернуться, наказать, вырвать мое сердце и в конце концов оставить меня задыхаться от собственного горя — надежду.