Коди. Небраска

– Это мой сводный брат, он сирота с рождения, можно сказать, “сын города”, зовут его Коди. Ему почти 21 год. Он малость отстал в развитии, но сердце у него доброе, он умный парень, школу закончил с отличными отметками, только считает плохо, но это сейчас не так важно. Коди помогает мне во всем, да?

Коди утвердительно закивал головой, наконец, поднял глаза, на секунду в них проскользнула горькая обида, но гости отвлеклись на телевизор, и этого никто не заметил.

Катрин снова повернулась к ним и, качая головой, вытянула губы трубочкой, молчаливо посочувствовав Джею.

Пока гости ели, Коди слонялся вокруг, и только цоканье Джея заставило его сесть, но он продолжал наблюдать за молодой парой, положив голову на сложенные лодочкой ладони.

– Куда вы едете? – тихо спросил он.

– В Абердин. Бывал там, парень? – Раст ответил, прихлебывая колу.

Коди ответил ровным безжизненным голосом – “нет”, его голос утонул в шуме рекламы.

На стенах паба висели фотографии города, запечатленного в разные годы. Кое-где были и фото посетителей, на некоторых можно было заметить ребенка, одетого в джинсовый комбинезон. Коди, проследив за взглядом Катрин, утвердительно покачал головой, будто говоря “да, это я”.

Предвосхищая ее вопрос, он спросил, держась болезненно учтиво, и голос его звенел:

– Хотите сделать снимок? Один останется нам, один вам, всего 50 центов, миссис Катрин. Ну же, соглашайтесь!

Повернувшись к Расту, она убедилась, что он одобряет ее затею, и только после этого подошла к пареньку. Аккуратно приблизившись и сложив руки в милом, давно отрепетированном приветствии, она приготовилась к фото. Коди встал рядом, а Джей нажал на спуск. Яркая вспышка полароида ослепила ее, и она рассмеялась. В мерцании, оставшемся в глазах после вспышки, она увидела Коди, протягивающего ей моментальный снимок.

– Какая я здесь красивая! – невольно воскликнув, она тут же залилась краской смущения.

– И правда, теперь это мой любимый снимок, повешу его в машине, – Раст уже перехватил карточку, любуясь, словно увидел жену впервые.

Довольные, они попрощались, в обнимку выходя из бара. Выезжая с главной улицы, Катрин обернулась, из окна машины наблюдая, как Джей и Коди стоят на пороге паба, маленькая фигурка и большая фигура, провожая их, пока они не скрылись из виду. В дорожной пыли их едва было видно, кажется, они махали руками.

– Джей, не называй меня умственно отсталым! Еще раз так скажешь и…

– Что? Что ты сделаешь? Пожалуешься мамочке? Давай, иди, ищи-свищи ее, даже на кладбище не найдешь! – на секунду замолчав, Джей перевел тему, пожевав обветренными губами. – Зато посмотри, как она сразу к нам подобрела, такая невинная, аж зубы скрипят. А пуговицы-то на блузке чуть не лопнули, когда фото увидела. Ну, ты чего замолчал?

Коди ронял слезы в пыль.

– Да ладно тебе, парень. Я ж никого не обидел, просто выражаюсь так… Иди, поешь лучше, там эта миссис не доела картошку, все тебе.

– Я поем, а потом побегу.

– Беги, беги, малыш.

Они уже проехали половину пути и приближались к городу Мерриман, когда Катрин, погруженная в свои мысли, вдруг сказала серьезным потусторонним голосом:

– Как глаза новорожденных котят.

– Что, дорогая? – переспросил ее Раст, чуть не засыпая за рулем. Эта чертова жара сводила его с ума, он несколько раз хлопал себя по шее и щекам, чтобы взбодриться.

– Глаза малыша Коди, они мраморные, как глаза слепых новорожденных котят. Мама топила их в моей детской жестяной ванночке, окропляя святой водой.

– Боже, ненавижу твою мать.

– И я тоже, Расти. Осторожно, не сверни в кювет, здесь неровная дорога.

Глава 2.

Под жарким полуденным солнцем через пустой город светлой стрелой летит хрупкий смелый бегун. Его шаг певуч и размашист, в каждом движении чувствуется мелодия. Темно-синие глаза прищурены, но, кажется, что он не смотрит по сторонам, а бежит, ориентируясь исключительно на карту в голове. Он знает каждый сантиметр этого города. Звук его подошв тонет в мягкой пыли грунтовой дороги – здесь давно не было дождя. Горячий ветер приносит с собой терпкий и сладкий запах бескрайних сухих степей, которыми окружен город. Этот воздух хранит воспоминания, но Коди выбирает только хорошие.

По плавной широкой дуге он выбегает с главной улицы и сворачивает на Вашингтон стрит. Здесь, перечисляя номера домов и фамилии бывших жильцов, он пробегает уже чуть медленней, любуясь хорошо сохранившимися домами, словно выставленными на продажу, ждущими гостей.

– 12, Клиффард Нотебум, лавка запчастей, передавай привет малышке Сью!

– 13, Ивонна Кад, как твои косточки, не болят в такую жару?

– 14, школа. А школа закрыта, закрыта навсегда!

Раскинув руки в приступе радости, он ускоряется, не давая воспоминаниям затопить и перегрузить мозг. Когда он бежит – он свободен.

Коди всегда был необычным ребенком. Еще с детства он мог с закрытыми глазами сказать, кто что делает, кто где живет или жил, а порой даже и назвать номер участка на местном кладбище. На карте в его голове город выглядит немного иначе, но он никому не говорил об этом. Кроме феноменальной памяти, он ничем не выделялся на фоне других детей, а вот остальные его способности были сильно ниже средних. Все в городе его жалели, но еще больше жалели тетю Марту, которая приютила его, уж очень много с ним было хлопот.

Он ни по кому не скучает, но порой подолгу сидит в пустых покинутых жилищах тех, кто сумел увидеть в нем нечто большее, чем отсталого приемыша тети Марты. В беззвучном мире танцующих пылинок он сидит, чуть сгорбившись, за пустым кухонным столом или на диване, обтянутом пленкой или просто заброшенном тканью. Глаза его не следят ни за чем, поза расслаблена, но достаточно культурна, словно в чистенькую стерильную гостиную вот-вот войдут владельцы.

Он помнит всё неважное, любые мелочи: как пахла красавица Люси Келлер из 9 класса, когда она выходила со спортивной площадки, или как уложила волосы “на мужской манер” продавщица в лавке скобяных изделий, что продавали на углу Черри стрит и Четвертой стрит на последний в этом городе праздник 4 июля, или вот еще – как Джо Эберли обманом вывез его за город и, сняв с него ботинки, бросил холодной зимой 2008 (земля тогда уже промерзла и Коди стер подошвы ступней так сильно, что не вставал несколько недель).

Он помнит все, кроме своего появления здесь.

Ему казалось, что он уже родился пятилетним ребенком в джинсовом комбинезоне с карманами, набитыми золотом. Поначалу его появление вызвало небывалый резонанс, ни дня не проходило, чтобы его тетю Марту не спрашивали соседи, а особенно соседки, о ее подопечном. Слухи о нем ходили самые разные, от наивных до кровожадных, но вскоре все привыкли и безмолвно согласились считать его общим сыном. В конце концов, они же его и назвали Коди.

Куда бы ни направлялся Коди – он бежал. Бег был его вторым именем.

“Бежать – значит побеждать”, повторял он слоган с коробки кроссовок, сам он носил старые ботинки – ему так и не купили ту заветную пару, а сам он не умел, да и купить их ему было не на что.

Раньше, в особо жаркие летние дни, передние и задние двери домов держали открытыми, чтобы получать хоть легкий сквозняк, и тогда, играя, он проходил через десятки жилищ, словно иголка с ниткой. У него даже была такая игра – сколько домов и маршрутов он сможет “зашить”.

Дома менялись, и вместе с ними менялись ароматы: отголоски приготовленной пищи, застарелый запах табака на аромат цветочного освежителя или немного старческий у миссис Катц. Слова приветствия висели в воздухе, он мог потрогать их руками, кресла-качалки поскрипывали, москитные сетки, амулеты от злых духов, обрывки разговоров складывались в причудливый орнамент линии жизни, фразы из умолкших телевизоров, радио. Все отличалось и все было одинаковым. Коди прошивал пространство десятков жизней, оставаясь сторонним наблюдателем, любопытным и одиноким. Просто маленький бегун на полуденном солнцепеке.