Кэролайн

— Случайно проходя мимо, я видел как она сама столкнула его с обрыва. — с мрачностью сказал Роджер, от чего женщина возмутилась и стала пытаться оправдаться. Ведь то что он сказал — обыкновенная ложь.

— Это неслыханная ложь! — водя взглядом по ребятам, читая во взглядах неверие, она остановилась на брате, который обнял свои плечи и спрятал взгляд в тени, отвернув голову от направления девушки. — Себастьян! Ты же мне поверишь хоть?! Я бы не стала…!

— А с чего мне тебе верить? — с весьма непривычным, суровым тоном спросил тот. Лидия узнала некую зеркальность вопроса: “А с чего это я должна врать?”, в этом вопросе. — Я видел, как ты недолюбливала Чеса и у тебя вполне себе существует мотив для такого.

— Да я бы никогда…!

— Довольно, Лидия! — чуть ли не рыком отрезал Глэм, уже гневно посмотря на опешевшую сестру, нахмурив брови и опустив руки, сжал их в кулаки. — Я пытался дать тебе шанс, забыть про годы когда ты была чуть ли не на равне с Густавом, по издевательству надо мной! Я прекрасно помню с чего это началось: разбитая ваза, которую подарила твоему отцу его мать. — он специально выделил слово “твоему”, так как не воспринимал Густава как своего отца. — Ты разбила её и обвинила меня! У меня едва рука не отказала и я чуть не умер от кровопотери в тот день!

— Это другое. Ты слишком драматизируешь и… — пыталась сохранить спокойствие Лидия, но была прервана.

— Драматизирую? Драматизирую?! — теперь она могла с лёгкостью сравнить по степени злости его с отцом. Эмоции прорвались сквозь барьер. Ему было уже плевать что его семья его видит таким. — Может тогда я отвечу на вопрос почему я вообще решил уйти из дома!? Всё просто: ты постоянно втаптывала меня в грязь, мать была бехзарактерной трусихой, что принижалась перед Густавом а он был просто садистической сволочью, что бил мне по запястью линейкой аж до крови и шрамов и оскорблял по причине и без! — Вики прикрыла рот рукой, тихо ругаясь, Хэви шокированно открыл рот и только Ди и Роджер мрачно отвели взгляд, зная всё это уже. — Если бы не Чес, что буквально вдохнул в меня жизнь, я бы стал как Густав либо покончил с собой! — уже даже слёзы хлынули из голубых, но померкших глаз, а горло горело от криков, от чего мужчина стал говорить уже спокойнее но с раздражением. — Всё что я слышал от Густава: “бездарный сын”, “ничтожество, это что за складка?!”, “Ты всего лишь второй!”, “Жалкое ничтожество, что выбрало хлам”, “Грязный недоношенный червяк”… И он отразился на моей жизни. Твою мать… Я даже своих детей нормально похвалить не могу! Я долго хранил в себе злость на вас, но теперь… Есть только разочарование в тебе. Ты такая же как и он, Лидия…

Та только стояла и слушала с ошалевшим видом. Она спустя столько лет увидела в нём Себастьяна — несчастного мальчика, что противостоял каждый день ужасному монстру и что смог вырваться. Но был сломан. Вытирая слёзы, смешавшиеся с потёкшей тушью, он даже сперва не заметил стоящего позади Лидии мокрого, но живого Чеса, что вышел вперёд и сурово смотрел на друга.

— Вундер блять… Какого хера?! — уже и он начал заводится, подходя ближе к опешевшему блондину. — Ты упоминал конечно что жизнь у тебя была херовой, но блять не настолько же! Ты так же обещал что никогда ничего от меня скрывать не будешь, помнишь?!

Блондин посмотрел на лучшего друга и тут же вспомнил тот вечер, когда остался бездомным. Когда покончил с тиранией над собой.

“Чес подошёл к двери, стоило кому-то постучать в неё.

— Себастьян? Ты чего это тут делаешь? — спросил он, но не получил ответа а лишь разбитый взгляд парня. — Ёшкин-картошкин… Льёт как из ведра! Проходи внутрь, мать спит всё-равно так чё не кипишуй.

Себастьян молча прошёл к двери комнаты шатена, пока тот всё ещё не доумевал как он может так тихо передвигаться, поэтому усмехаясь, открыл дверь, впуская туда скрипача. Первым делом он сорвал какой-то покрывало со шкафа и закутав в него приятеля, усадил на кровать, пока сам присел напротив не стул. Минуты две они промолчали, причём Чес был напряжён а Глэм смотрел немигающим взглядом.

— Так чё случилось? Сегодня же не послезавтра… — начал было носитель зелёной куртки, кашлянув в кулак. Блондин ничего не отвечал и тогда шатен сел с ним рядом, пытаясь положить руку на плечё, но тот шарахается. — Эй, чувак, да что с тобой? — тот трясся то ли от холода то ли от страха, смотря на парня. — Всё окей, слышишь? Выкладывай… Хотя… Сперва думаю тебе надо переодеться хотя бы… — Чес, затем поднялся и стал рыться в шкафу, доставая оттуда чёрную длинную кофту, на которой когда-то были дыры, но видимо Чес их заштопал другими клочками ткани, и старые джинсы, кидая их на кровать. —… Вот, переоденься в сухое. — получив взгляд своего друга, ехидно добавил, отворачиваясь. —… Ладно, отвернусь, смотреть не буду… Девица…

Себастьян только вздохнул и вставая, первым делом стащил с себя брюки, после чего, задумавшись, кинул их в мусорку. Туда же полетели пиджак, рубашка и даже скрипка, словно их владелец решается окончательно забыть об этом прошлом. Обращая внимание на бинт на руке, он подумал что сможет незаметно сменить их, когда Чеснок будет спать, а потому просто закрыл их рукавом. Повернувшись к своему другу он увидел упорный и требовательный взгляд и потому принялся рассказывать что произошло:

— Понимаешь… Мой отец был слишком строг по отношению ко мне, сестре Лидии и матери. Фактически не переносил другую музыку, кроме игры на классических инструментах и не позволял мне заниматься чем-то другим. — он решил утаить как именно жестоко относились к нему Густав и все остальные жители дома, но от воспоминаний всё сильнее сжалось. — И… Сегодня он нашёл мой тайник, о котором я тебе говорил… Прочёл дневник, узнавая всё что я думаю о нём и куда сбегал по ночам… А.. М-макет и “Ба-бах” уничтожены… И… — блондин поджал нижнюю губу, но продолжил на выдохе. —… Я сбежал… Я не представляю что он бы сделал со мной, если бы я остался…

Чеснок какое-то время молча слушал Глэма с серьёзным лицом. Но потом внезапно он обнял аж вздрогнувшего блондина, пусть и сам слегка смутился от такого действия, но отошёл, понимая что им обоим это не помешает сейчас. Блондин сперва опешил же, но обнял в ответ. Значит вот какого это…? Странное и приятное чувство… Неужели так ощущается забота? Однако когда уже Глэма отпустили и он хотел что-то сказать, то теперь встретился с недовольным взглядом своего приятеля, который стал вести себя словно мамочка по отношению к нашкодившему ребёнку.

— Ты придурок, Сёба, — серьёзно отвечает он, сердце Себастьяна трепещет от внезапной радости и он бездумно кивает. — Значит так, вундер, — начинает он. — Слушай меня внимательно. Ты, — он демонстративно тычет ему пальцем в грудь, — никогда больше не будешь от меня ничего скрывать. Ты, — вновь тычок, от которого он невольно ойкает, — теперь живёшь здесь, и-так, заткнись и слушай, — обрывает он не успевшие начаться возражения, — через всё дерьмо мы пройдём вместе, и это не обсуждается. Меня не мурыжит, что каким дерьмом там страдает твой папаша, ему походу виднее. А макет… Я тебе помогу. Новый смастерим как нефиг делать! Только это, — его тон, наконец, смягчается, — не кисни, ладно?

Швагенвагенс ничего не ответил а только приулыбнувшись, вытер слёзы.

— Спасибо, Чес… И… Можешь звать меня теперь Глэм…”

—… Прости Чес… Но я не смог найти в себе силы рассказать об этом. Тем более, это уже было для меня в прошлом. — ответил уже куда более спокойно Глэм, который опустил взгляд. Чес только посверлил его взглядом и после несильно врезал по лице.

—… Теперь мы точно в расчёте, придурок хренов. И надеюсь что это первый и последний раз когда ты пиздишь мне только половину правды. — сурово отрезал Чеснок, пока его друг словно болванчик бездумно кивнул, лишь бы его друг простил его, но тот только усмехнулся.

В следущую минуту Глэма стала отчитывать так же его жена, едва не матеря, от чего тот невольно улыбнулся. Роджер пока хмыкнул и подошёл к Лидии, смотря куда-то перед собой и доставая сигареты, нашёл среди них ту что смогла зажечься и закурил.