Смерть планеты

И только что он занялся чтением первых строк, как вдруг вздрогнул и выпрямился; его тонкий слух уловил легкий шум вроде шелеста бьющихся обо что-то крыльев, затем в воздухе

пронесся звук дрожащий, болезненный и жалобный, точно затаенное рыдание.

– Ольга?! Она ищет меня! – прошептал Супрамати, вскакивая. – Бедная! Печаль ослепляет ее, а несовершенство встает стеной между нами!

Он взял свой магический жезл, повертел им с минуту в воздухе, а потом начертил на полу круг, обозначившийся огненной линией; затем он сделал жест, словно рассекал жезлом атмосферу, и над кругом образовался просвет, а прозрачное и голубоватое видимое через него пространство окружено было словно студенистым газом, который дрожал и потрескивал.

Теперь посреди круга витала иссиня-сероватая человеческая тень, которая быстро уплотнялась и принимала определенные формы и окраску.

Это была Ольга. На ее чудном лице словно застыло выражение тоски и горя, а глаза, с выражением боязливого, но светлого счастья глядели на того, кто был ее земным богом. Исходившие от Супрамати обильные истечения тепла и света поглощались прозрачным телом видения, придавая ему жизненный вид и яркую красоту; сверкавшее над челом пламя освещало черты лица и пышную золотистую массу волос. Наконец видение приняло облик живой женщины, и Ольга умоляюще протянула сложенные руки к Супрамати, с любовью и укором смотревшему на нее.

– Ольга, Ольга! Где твои обещания быть мужественной и сильной, работать и совершенствоваться земными испытаниями? Ты тоскливо бродишь в пространстве, словно страждущий дух, наполняя воздух своими стенаниями. Ты – супруга мага! Не забывай, бедная моя Ольга, что тебе предстоит много работать, обогатить свой ум, развивать все силы и способности души, дабы я получил право увезти тебя в новый мир, куда меня влечет моя судьба.

В голосе его звучала мягкая строгость, и лицо Ольги приняло пугливо-стыдливое выражение ребенка, чувствующего себя виноватым.

– Прости мою слабость, Супрамати; но, право, так тяжело быть вдали от тебя и сознавать препятствие, мешающее к тебе приблизиться.

– По мере твоего совершенствования и препятствие это будет таять, а потом совершенно исчезнет. Но я уже говорил, что тебе надо очищаться и работать в пространстве! В земной атмосфере, переполненной страданиями и преступлениями, найдется много работы для благонамеренного духа.

– О! Я полна благих намерений! Пошли меня на землю в новом теле на какое бы то ни было тяжелое испытание, и я покорно перенесу все страдания, всякую борьбу и лишения, потому что хочу сделаться достойной следовать за тобою; да, наконец я забуду, по крайней мере на время, то безграничное счастье, которым наслаждалась.

Губы ее дрожали, слезы душили. Супрамати наклонился к видению и нежно сказал:

– Не огорчайся же, милая моя! Я вовсе не думаю бранить тебя за безграничную любовь, потому что она крайне дорога мне, и я тебя люблю; но не должно допускать чувству овладевать собой. Будь уверена, я никогда не потеряю тебя из виду и буду наблюдать за тобой во время твоих земных испытаний; но ты должна использовать и усовершенствовать свои нравственные и умственные силы, а они у тебя велики. Ведь ты – моя ученица. Данные мною тебе знания и силу употреби на помощь людям; сыщи среди них таких, которых ты можешь направить на добро, постарайся доказать им бессмертие души и ответственность за деяния, изучай флюидические законы, которые дадут тебе возможность охранять и помогать смертным братьям твоим и охранять их.

Супрамати открыл после этого ящик, достал из него кусок фосфоресцирующего точно теста, скатал шарик и подал духу.

– Теперь всмотрись в меня хорошенько. Я – здесь, ты не утратила меня, и души наши находятся в общении, а с помощью этого шарика ты будешь иметь возможность приходить ко мне; но только после того, как достойно употребишь время на работу и учение, а не на неразумные стоны.

Наивно и весело схватила Ольга шарик. Теперь она подняла на Супрамати свои большие лучистые глаза и робко прошептала, смущенно улыбаясь:

– Я исполню все сказанное тобой, буду искать медиума, чтобы работать, а не жаловаться, только поцелуй меня; тогда я буду уверена, что ты не сердишься за то, что супруга мага, как нищая, бродит вокруг потерянного рая.

Супрамати не мог удержаться от смеха и, привлекая ее к себе, поцеловал в губы и белокурую головку.

– А теперь, неисправимая капризница, ступай и выполни свои обещания. Благословляю тебя; а если тебе понадобится моя помощь, мысленно призови меня, и ответ мой дойдет до тебя в виде теплого, живительного тока.

Он сделал несколько пассов, и дух быстро развоплотился, стал снова прозрачным и, подобно клубу пара, исчез в пространстве.

Супрамати сел, но, оттолкнув листы, облокотился на стол и задумался. Опустившаяся на плечо рука вывела его из задумчивости, и, подняв голову, он встретил дружеский взгляд Дахира.

– Ольга приходила. Бедная! Разлука с тобой слишком тяжела для нее; но я думаю, что сильная любовь поддержит ее в испытаниях и возвысит до тебя.

Затем он рассказал о свидании с Эдитой и прибавил:

– Приходи завтра, когда я буду разговаривать с Эдитой. Айравана очень тоскует, говорит она; он обрадуется, увидав тебя. Бедный малютка, внезапно лишенный отца и матери!

И оба вздохнули. Кто знает, не проснулись ли в глубине души магов чувства, волнующие и простых смертных?…

Глава вторая

Данное для отдыха время они употребили на подробный осмотр необычайного места своего пребывания и ознакомление с поразительными, собранными здесь коллекциями. Ночью, когда в комнате Дахира открывалось таинственное окно в помещение Эдиты, Супрамати также приходил подчас беседовать с молодой женщиной и взглянуть на сына, а радость ребенка, нетерпеливо протягивавшего к нему руки, и огорчение, что не может достать отца, пробуждали в сердце Супрамати счастье и горечь.

Между новыми знакомцами двое особенно пришлись им по душе. Первый – маг с одним лучом; красивый молодой человек во цвете лет с задумчивым лицом; звали его Клеофас.

Во время осмотра древних коллекций, среди которых находились образцы памятников как знаменитых, так и неизвестных, но выдающихся по архитектуре и орнаментовке, Супрамати обратил внимание на чудесной работы модель храма в греческом стиле.

– Это храм Сераписа в Александрии, а модель моей работы, – объяснил Клеофас с тяжелым вздохом. – Я был жрецом Сераписа, – прибавил он, – и свидетелем дикого разгрома этого дивного произведения художественной архитектуры, освященного молитвами тысяч людей.

Дахир и Супрамати ограничились тем, что сочувственно пожали ему руку, а вечером, когда все трое собрались в комнате Клеофаса на беседу, Супрамати спросил, не тяжело ли ему будет рассказать о своем прошлом.

– Напротив, – ответил тот с улыбкой, – напротив, мне приятно вновь пережить с друзьями отдаленное прошлое, уже утратившее острую боль.

Подумав с минуту, он начал:

– Время моего рождения было эпохой упадка нашей древней религии; новая вера Великого Пророка из Назарета покоряла мир. Но вечная истина света и любви, заповеданная Богочеловеком, была уже искажена и окрасилась диким, кровожадным изуверством, которое, конечно, строго осудил бы Сын Божий, проникнутый кротостью и милосердием.

Но в то смутное время борьбы я этого не понимал: я был таким же страстным поклонником Сераписа, как прочие – Христа, и ненавидел христиан столь же страстно, как и они нас.

Да, друзья мои, история Озириса, убитого Тифоном, разбросавшим затем по лицу земли окровавленные останки бога света, – стара, как мир, и пребудет живой до конца дней. Разве люди не оспаривают друг у друга Неисповедимого Творца вселенной и единую исходящую от Него истину, наивно воображая, что могут замкнуть Его исключительно в свое исповедание и в ущерб всем остальным? Их братоубийственная ненависть и религиозные войны, разве это – не разбрасывание кровавых останков Божества? Но перехожу к рассказу о себе.