Страница 6 из 18
Наконец всех построили в неровную колонну и погнали против солнца, нещадно слепившего глаза. Если их гонят против утреннего солнца, стало быть на восток. Их гнали туда, куда они и хотели попасть, убегая от войны. Но больше не стучали колёса на стыках, и рядом не было заботливых мужчин, с которыми было так надёжно и спокойно. Они остались одни с маленькими детьми, гонимые в неизвестность.
Часам к четырём их пригнали на небольшую станцию. Здесь почти не было следов бомбёжки, пути были целы, и на них стоял поезд. Старенький паровоз стоял под парами, обходчик важно шествовал вдоль поезда, простукивая буксы, словно и не было никакой войны. Но она была, и присутствие множества людей в серой мышиной форме постоянно об этом напоминало. С их появлением и сопровождающие колонну полицаи стали агрессивнее отрабатывать хозяйский хлеб. Всё больше женщин получали тычки прикладами и пинки. В некоторых местах лежали трупы. Пожилые мужчины собирали их в штабеля. Они тоже получали тычки и удары. Что-то отличало их от обычных местных жителей. Они явно не были крестьянами, привычными к тяжёлому физическому труду. Толкание тележки и поднимание трупов давалось им с большим трудом. Рая не отводила от них глаз, она уже догадывалась, кто эти люди, но ей всё ещё не хотелось принять увиденное. Это были евреи, такие же бесправные и униженные, как она и как все остальные женщины и дети их колонны. Не веря своим глазам, она смотрела, как в один из товарных вагонов загружали группу людей. Их гнали как скот, подгоняя ударами и натравливая на них собак, рвущихся с поводков. Стоял страшный гвалт: кричали взрослые и плакали дети. На перроне валялись разбросанные чемоданы и узлы. Людям ничего не позволили взять с собой. Страшные мысли лезли в голову: куда и для чего могли везти людей, у которых отобрали все вещи? Вывод был только один: они им больше не понадобятся. Нескольких стариков, не сумевших подняться в вагон по узким мосткам, расстреляли прямо на глазах у всех. К станции непрерывно подводили всё новые колонны, которые немедленно грузили в вагоны.
Колонну, в которой были Рая и Берточка, подняли и подогнали к вагону. Полицай дал команду, и женщины ринулись вперёд, стараясь попасть в вагон как можно раньше, чтобы избежать побоев и спасти детей от укусов собак. Сорвавшимся с мостков никто не помогал, каждый думал только о себе и своём ребёнке. Овчарки захлёбывались от злобы, стараясь схватить огромными клыками любого подвернувшегося, будь то женщина или ребёнок. Наконец массивная дверь товарного вагона была захлопнута и закрыта на замок. Света, проникавшего через щели, было достаточно, чтобы осмотреться. На голый пол попадали обессилевшие женщины и дети. Рассчитывать на глоток воды или кусок хлеба здесь не приходилось. Единственным предметом, находившимся в вагоне, было большое ведро, от которого исходил едкий запах отходов человеческой жизнедеятельности. В этом вагоне уже возили людей, и на память от них остались растоптанные дужки очков, обрывки одежды и несколько единичных туфель и детских сандаликов. На полу не было даже соломы. Ужас охватил обитательниц вагона. Шум, доносящийся снаружи, явно указывал на продолжающуюся погрузку людей в поезд.
Вскоре паровоз сдал немного назад, чуть прижимая вагоны друг к другу, а потом резко дёрнул вперёд, отчего те, кто оставался на ногах, попадали на сидящих. Поезд покидал станцию, а людей покидала всякая надежда. Кто-то выл во весь голос, а кто-то пытался бормотать молитвы, прижимая к себе детей. К ведру сразу установилась очередь, и вскоре оно было почти полным. Люди старались отодвинуться от него подальше, но нестерпимая вонь растекалась по всему вагону каждый раз, как на повороте часть содержимого выплёскивалась прямо на пол. Единственным спасением был свежий воздух, попадавший в вагон через щели, но и он не мог решить всех проблем. Поезд то ехал, постукивая на стыках, то останавливался, а потом медленно набирал ход. Несмотря на то, что во время движения поезда в вагон не врывались полицаи и никого не били, всем хотелось попасть куда угодно, только не оставаться в этом мрачном угрюмом месте, где пахло испражнениями и смертью.
Стемнело, и измученные пассажиры стали засыпать. Рая проснулась оттого, что кто-то пытался стянуть у неё с ноги туфлю. Она немедленно схватилась за неё, намереваясь биться до последнего. Но женщина лет тридцати положила свою руку на её рот, и, не зная почему, Рая подчинилась властному движению её руки. Женщина поманила её за собой, и Рая, словно змея, подчиняющаяся опытному факиру, стала пробираться за ней, перебираясь через спящих. Вскоре Рая поняла, для чего понадобились её туфли. Заметив небольшую дыру в дальнем углу вагона, возможно, оставленную предшественниками, кто-то решил попробовать расширить её, для чего в ход пошли всевозможные предметы. Пытались даже снять дужку с ведра с нечистотами, но сил на это не хватило. И тогда решили ковырять доски всем, что попадётся под руку. Уже несколько пар раскуроченной обуви лежало вокруг. Рая молча сняла с себя туфли и принялась каблуком отделять древесные волокна.
Работа шла очень медленно, инструмент был явно для этого не подходящим, но больше ничего, кроме голых рук, у этих женщин не было. И они использовали последнюю в своей жизни возможность спасти хотя бы детей. Рая быстро устала, к тому же большой живот не позволял ей надолго сгибаться в нужной позе. Её сменили другие женщины, пытавшиеся как можно тише отковыривать мелкие кусочки древесины, чтобы дать своим детям шанс выбраться отсюда. Рая вернулась на место, чтобы забрать Берточку, малышка нервно вздрагивала во сне. Она перенесла её поближе к ковырявшим дыру женщинам и время от времени тоже включалась в процесс. Они ковыряли всю ночь, подменяя друг дружку. Ближе к утру образовалось отверстие, в которое можно было с трудом просунуть маленького ребёнка. Теперь следовало дождаться остановки поезда и постараться вытолкнуть детей, уповая в дальнейшем только на судьбу.
Перед рассветом поезд стал замедлять ход, и женщины приготовились осуществить задуманное. Следовало вести себя тихо, не привлекать внимания всего вагона, иначе было бы невозможно спасти хоть кого-нибудь. Все прекрасно помнили, что произошло на хуторе во время схватки за воду. Женщины целовали сонных детей, прощаясь с ними навсегда. Рая прижала к себе спящую Берточку, и что-то кольнуло ей грудь. Она сунула руку за пазуху и нащупала серебряную цепочку с небольшим кулончиком в виде сердечка, из середины которого давно выпали маленькие рубины. Это был первый подарок её мужа. Она сама не понимала, почему именно эта недорогая вещица была ей особенно важна. Рая немедленно сняла цепочку с себя и надела её на Берточку, напевая всё время её любимую колыбельную. Поезд замедлил ход, почти остановившись. Медлить больше было нельзя, нужно было рисковать, и женщины стали осторожно опускать детей в проделанное отверстие.
Подошла очередь Раи, и в несколько последних совместных секунд она покрыла Берточку поцелуями. Самый последний поцелуй пришёлся на большую родинку на шее Берточки, после чего одна из женщин помогла ей как можно осторожней опустить девочку в отверстие, но поезд продолжал движение, хотя и очень медленно, поэтому положить детей аккуратно не представлялось возможным. Рая сердцем прочувствовала момент касания Берточкой больших деревянных шпал, и у неё перехватило дыхание.
Всё, она осталась совсем одна в этом мире. Её муж погиб при бомбёжке, любимая дочь осталась одна на грязных шпалах, и никто не мог ей помочь, разве только чудо. Но в этом вагоне никто не слышал молитв матерей и никто не собирался делать для них чудеса, на противоположной стороне были свои злые волшебники, которые тщательно рассчитали каждый свой шаг, чтобы их зло ненароком не встретилось по дороге к последнему пристанищу с неожиданным проявлением добра. Бог был далеко и никого не слышал. Видимо, он вообще не был в курсе всего происходящего, ибо поверить в то, что он знал и не остановил это безумие, было просто невозможно. Вокруг бесшумно рыдали матери, простившиеся с детьми. Они зажимали себе рты, давясь слезами. Что ещё могли сделать эти несчастные для своих детей, кроме как дать им минимальный шанс на спасение? Некоторые оставались с детьми постарше, для которых отверстие было слишком маленьким. И этих оставшихся они прижимали к себе с удвоенным усилием, словно им приходилось удерживать и тех, спущенных через отверстие. Рая даже позавидовала тем, у кого ещё остался в вагоне ребёнок: они были не одни перед лицом приближающейся развязки. А у неё… у неё никого не было. Внезапно она почувствовала резь в животе и лёгкий толчок. Это был тот, кто остался с ней в этот тяжёлый час. Она положила руку на свой большой живот и почувствовала, как плод толкает ножкой её руку. И ей стало так больно, она испытала чудовищный страх. Теперь она боялась за обоих своих детей: за Берточку, оставленную на путях, и за новую жизнь, которая лёгкими толчками заявляла свои права.