Страница 3 из 18
Выскочил с мужиками на перрон и помчался вслед за ними к кубовой, благо, что кто-то уже успел спросить, где она находится. Ага, за углом. Ну и очередь! Ну конечно, здесь уже весь состав собрался! Только не отправили бы его без них, здание аккурат пути заслоняет, приходится по очереди бегать до угла, чтобы посмотреть. Ну скоро там? Чего ж все копошатся, обязательно прям до верху налить, остальным же тоже нужно успеть!
– Внимание, граждане! Проверка документов! Всем стоять на месте, любая попытка покинуть место, где стоите, будет расцениваться как попытка к бегству! Будем открывать огонь на поражение!
Вот уж не вовремя их чёрт принёс! Документы в вагоне, ну не попрётся же он с ними за кипятком. Поезд в тридцати метрах, максимум вместе с патрулём дойдём и покажем документы, он же здесь не один такой. Раз остальные мужики нервно заозирались, значит, и они без документов. Не будут же весь состав задерживать из-за такой ерунды, ведь они везут эвакуированный завод, кто же без них при выгрузке сможет разобраться, а потом ещё и смонтировать станки? Не эти же солдатики с красными околышами этим будут заниматься.
– Предъявите документы! Вы двое, пройдите сюда! Стоять молча, опустите чайники. Я сказал стоять молча!
Ничего себе, а ведь ребята не шутят! То, что ещё минуту назад казалось небольшим недоразумением, готовым разрешиться в течение нескольких минут с последующими извинениями со стороны проверяющих, оказалось чем-то несоизмеримо большим и опасным. С ними даже не хотят разговаривать. Кто у них старший? Должен же быть кто-то вменяемый? А если сейчас поезд тронет, что тогда? Как они будут догонять? Нет, надо что-то делать!
– Товарищ! Товарищ!
– Я сказал молчать! Кто ещё не понял?
– Товарищ, вы не понимаете…
Куда это всё полетело? Господи, как больно… И дышать почти невозможно. Он лежит? Как же всё это произошло, он же хотел только объяснить, что документы в поезде, и можно послать кого-то одного, и он бы собрал и принёс документы для всех. Тьфу! Что это? А, это он уткнулся мордой в землю и забыл закрыть рот. Так, приподнять голову… всё плывёт… Что это за два чёрных расплывающихся предмета прямо перед ним? Са-по-ги… точно, это же сапоги того, кто ударил его с размаха прикладом хорошо заученным движением.
– Встать!
Никогда не думал, что вот так вот будет постигать закон притяжения Земли. Нужно постараться, судя по всему, шутить с ними здесь точно не собираются. Так, сначала на колени, а теперь подняться с четверенек. Ещё пару недель назад он сам смеялся над пьяным возле пивной, пытавшимся неуклюже подняться с четверенек. Зато теперь он сам уже точно знает, как это непросто.
– Быстро встать или я стреляю на поражение!
– Я… я стараюсь…
– Молчать!
Хорошо, что ребята подхватили, а то бы упал, а там знай, что у этих озверевших чекистов на уме: могут и пристрелить, судя по началу общения.
Закончив проверять оставшихся, старший патруля скомандовал:
– Всем задержанным на-а-а-ле-е-ево! Шаг вправо, шаг влево – попытка к бегству. По закону военного времени расстрел на месте. В пути следования не разговаривать, по сторонам не смотреть! Ма-а-рш!
Нестройная колонна тронулась с места и запылила, оставляя свои кастрюли и чайники новым хозяевам, которые немедля приступили к дележу свалившихся на них ёмкостей. С каждым пройденным шагом всё больше пугающих мыслей лезло в голову. Внезапно послышался протяжный вой и треск пулемётных очередей, потом вниз полетели чёрные точки, которые стали рваться на территории станции с оглушающим звуком. Потомки Железного Феликса втянули головы в плечи, но строй их не дрогнул, и ни один арестованный из этого строя не вышел. Внезапно на воздух взлетело несколько вагонов гражданского эшелона, попасть в который для того, чтобы предъявить документы, рвалась большая часть задержанных.
Вооружённая охрана больше никого не пугала. Там, в этих взмывших к небу, разорванных в клочья вагонах были их жёны и дети. Презрев опасность собственным жизням как со стороны самолётов, продолжающих скидывать свой смертельный груз, так и со стороны стражников, немедленно нацеливших им в спины дула своих карабинов, арестованные бросились к горящим останкам вагонов. Пытаясь спасти хоть кого-нибудь, люди принялись раскидывать обломки голыми руками, а на их головы, кружась, падали всё новые и новые горящие и просто обугленные куски прошлой жизни, в которой они были вместе со своими семьями.
Патрульные начали отгонять людей прикладами, но никто не отходил. Тогда открыли огонь на поражение, и два человека замертво упали там, где ещё несколько секунд назад они пытались своими обгорелыми от кучи полыхающих обломков руками откопать хоть кого-нибудь. Всё было кончено, выжить никто из обитателей этих вагонов не мог. В этом не было никаких сомнений. На месте состава догорали обломки, раскиданные между несколькими воронками, в которых тоже были видны всполохи пламени.
Плачущие люди возвращались в строй. Им даже не дали проститься с прахом погибших. Только карабины патрульных грубо и жёстко втыкались им в спины, заставляя выдерживать темп. Это было страшное чувство опустошения. Внутри всё выгорело дотла, собственная судьба больше никого не волновала. Люди не понимали, для чего жить. Они больше не были кому-то нужны, только взвод красноармейцев, собирающих своих раненых, бросал на них взгляды. Но и им не было до арестованных никакого дела.
Через триста метров нестройная колонна остановилась. Прямо посередине поля стоял стол, за которым восседал майор в форме НКВД. Рядом с ним примостился молоденький лейтенант, заполнявший выделенные на каждого задержанного листки. К столу по одному подводили задержанных, майор поднимал на них свой пытливый, изучающий взгляд, задавал несколько вопросов. Потом делал взмах рукой, и задержанного отводили либо вправо от стола, либо влево.
Самуила подвели к майору. Задав дежурные вопросы, уточняющие фамилию, имя, отчество, майор впился в его переносицу цепким взглядом.
– Почему без документов в прифронтовой полосе?
– Документы были в поезде.
– В том, который разбомбили?
– Да.
– Ну теперь вы всё будете на поезд валить?
– Там погибли наши жёны и дети. Мы пытались откопать их, но никто не выжил.
– Стало быть, и документы не уцелели?
– Стало быть.
– Вам известно, что по закону военного времени любой, оказавшийся в прифронтовой полосе без документов, может быть расстрелян без суда и следствия?
– Стреляйте. Мне всё равно.
– Так-таки уж и всё равно?
– Моя семья погибла. Мне больше нечего вам сказать.
– А отомстить за свою семью не хочешь?
– Я не знаю.
– Смотри, Когон, я тебе даю единственный шанс. Я тебя могу расстрелять вон у той берёзы либо отправить в штрафбат. Выживешь ты там или нет, один господь бог знает, но хоть пару немцев с собой в могилу утащить попробуешь. Так как?
– Мне всё равно. Давайте штрафбат.
– Повезло тебе, Когон, я дважды не предлагаю. Этого влево, и следующего.
Через полчаса, когда майор и лейтенант закончили опрашивать задержанных, людей, стоявших справа от стола, отвели на десяток метров. По пять человек их выстраивали перед расстрельным взводом. Лейтенант что-то говорил про измену Родине и про законы военного времени, но с того места, где стоял Самуил, было плохо слышно. Зато прозвучавший залп закладывал уши. Люди падали навзничь, и прямо перед их телами ставили новую пятёрку. Никто не вырывался и не пытался убежать. Через десять минут остались только те, кого майор велел отвести влево от стола, да взвод энкавэдэшников. Арестованных выстроили и повели в неизвестность.
Глава 3. Станция. Бомбёжка. Рая
«Бедные мои, мама и папа, как вы там будете без меня и как я буду без вас?»
Берточка будет расти без дедушки и бабушки, а сама Рая вновь почувствует себя маленькой девочкой, оставшейся без родителей. Конечно, она уже почти четыре года была замужем за любимым человеком и ей нравилось чувствовать себя хозяйкой в небольшой съёмной комнатке. Но рядом, всего в паре кварталов, были мама и папа, готовые в любое время прийти на помощь. Под их опекой удобно было чувствовать себя молодой хозяйкой. Да и Берточка, которую обожали все бабушки и дедушки, всегда была присмотрена. Подходило время вторых родов, оставалось несколько последних недель, возиться по дому становилось всё труднее. А тут ещё внезапно налетела проклятая война.