Страница 6 из 15
– Ему не пришлось справляться с наследством в пятнадцать миллионов! – бросает Лоррен. – Ладно, оставляю тебя в покое, Париж видит уже пятый сон.
Поль-Анри бросает на крестницу загадочный взгляд, лишенный привычной опасной проницательности, и говорит:
– Тебе прекрасно известно, детка, что ночью я сплю не больше трех часов. Я люблю это время суток. Оно располагает к философствованию, возвращает человека к себе, погружает его в меланхолию, будит самых странных демонов – тех, кого днем мы загоняем в дальний угол сознания.
Он затягивается сигарой, медленно раскручивает в бокале ароматную красновато-коричневую, с золотистым отливом, жидкость, потом выпускает в потолок струю серого дыма. Вокруг него царит полумрак, колышутся тени. Лоррен ежится.
– Завтра ты должна быть в форме, отдыхай, спокойной ночи, милая.
– Спокойной ночи, крестный.
Лоррен почувствовала странную смесь успокоенности и тревоги – так бывало всегда после полуночных разговоров с Саломе. Он был с ней с раннего детства, но она до сих пор не разгадала его до конца. Поль-Анри относился к ней как к родной дочери: когда ей было десять, они вместе играли, в двадцать она рассказывала, как обстоят дела с учебой, а в двадцать восемь стала компаньоном DB&S, внеся в уставной капитал существенную долю отцовского наследства.
Поль-Анри Саломе оставался вещью в себе, и никто не владел ключом к этому сейфу.
Она закончила разговор – и получила новое сообщение. Номер был незнакомый, и у Лоррен участился пульс, сердце тревожно бу́хало в груди. Она прочла – раз, другой, – и каждое слово отпечаталось в ее мозгу огненными буквами:
Ты не скроешься от меня, Лоррен. Даже в Нью-Йорке.
5
Они разбудили его той же ночью, около двух часов, а он так крепко спал, что ничего не услышал, не почувствовал, хотя за три года в Райкерс научился быть настороже всегда. Видимо, мозг неправильно идентифицировал металлическое поскрипывание в замке как звуки улицы.
Его потрясли за плечо, он открыл глаза и в то же мгновение оказался на полу.
Дальнейшее происходило с невероятной, потрясающей воображение скоростью. Кто-то тащил его за ноги, он отбивался, извивался, вырывался и рычал, как раненый лев. Пижамные брюки съехали до щиколоток, и свет, пробивавшийся сквозь жалюзи, оставлял на его ягодицах и гениталиях полосы, как на шкуре зебры. Один из бандитов нанес удар ногой, как футболист, пробивающий пенальти, и Лео задохнулся от острой боли в промежности; его начали пинать по ребрам, рукам, животу…
Он почти ослеп от ярости и боли, но все-таки ухитрился схватить одного обидчика за лодыжку (их было трое) и повалил его, другому заехал по колену так резко и неожиданно, что почти выбил коленную чашечку. Негодяй рухнул с диким воплем, но первый уже вскочил на ноги, и третий, наблюдавший со стороны, решил вмешаться. Их взбесило сопротивление, они удвоили силы, удар кулаком по скуле едва не лишил его сознания. Лео молотили руками и ногами, он свернулся в клубок, пытаясь защитить голову согнутыми руками, и не шевелился, пока град ударов не прекратился – внезапно, как летняя гроза.
Главарь наклонился над Лео, и тот сумел различить бледно-желтое, как у трупа, лицо с острым подбородком, длинным и тонким, как лезвие ножа, носом над малюсеньким ртом с гнилыми зубами, большими хитрыми, алчно сверкающими глазами навыкате под огромным выпуклым лбом. В основном он напоминал вампира из немого фильма или скульптуру Джакометти, но гораздо более зловещую. Возраст Лео определить не смог, а когда тот заговорил – нет, зашептал, – у него от страха заледенела кровь.
– Мистер Ройс Партридж Третий передает тебе привет. Помнишь его? Ты втюхал ему фальшивого Модильяни – вместо подлинника. Всего-то за миллион долларов, между прочим… Буду с тобой честен: я не отличу настоящего Пикассо от поддельного, и мне на это плевать. Но патрон чуть не рехнулся, когда узнал, что лучшая картинка его коллекции – ненастоящая. Теперь он, само собой, желает получить назад свои бабки, ясное дело, с процентами: два миллиона… У тебя две недели. Не заплатишь – мы вернемся и отрежем по одному все пальцы твоей правой руки. Ты же правша, так? Рисовать вряд ли сможешь… Две недели, два миллиона: запомнить легко, мы всё тебе разжевали, парень, глотай!
Один из его сообщников, громила размером с зеркальный гардероб, был в больших белых наушниках, из которых доносилась стрекочущая музыка. Он почти равнодушно нанес Лео удар «на прощание», как будто выполнял обязательную, но неинтересную работу.
6
– Вам бы стоило обратиться к врачу… – сказал аптекарь.
– Знаю.
– Покажитесь специалисту.
– Конечно.
– Десять пятьдесят.
Лео расплатился.
Его разбудил свет, заливавший лофт. Он проспал всего два часа, потом боль напомнила о себе, и пришлось разлепить веки. Лео чувствовал себя святым Себастьяном, пронзенным стрелами, с полотна работы Беллини или Мантеньи. Белье на постели покрывали пятна крови разнообразнейших размеров, похожих на дриппинг Поллока, красное на белом, истинный шедевр… Малейшее движение вызывало нестерпимую боль.
В конце концов он сумел подняться на ноги, и все стало еще хуже. Похоже, сегодня на меня напал сумоист и всю ночь прыгал по спине двумя ногами. Под душем горячая вода и мыло на мгновение облегчили страдания. Вот именно, на мгновение. Лео посмотрел в зеркало: правая скула стала вдвое больше левой, правый глаз наполовину заплыл, все тело было в синяках и гематомах, на левом указательном пальце недоставало ногтя.
– Нальете мне стакан воды? – попросил он провизора.
– Что-что?
– Стакан воды…
Тот вздохнул, отошел от прилавка и вернулся с прозрачным пластиковым стаканчиком.
– По одной таблетке не больше шести раз в день, – предупредил он. – Это сильное средство.
– Угум…
На глазах у ошеломленного аптекаря Лео проглотил сразу две таблетки, поблагодарил и вышел.
«Два миллиона долларов, – думал он. – Два миллиона не позже чем через две недели…» Невозможно. Он гол как сокол, чудом удалось сохранить сто штук, спрятав их на мебельном складе на Южной улице у Ист-Ривер, снятом за двести пятьдесят долларов в месяц, но два миллиона… Такую сумму собрать невозможно.
Кроме того, нужно решить проблему собственной безопасности. В полицию обращаться нельзя: он бывший заключенный, только что выпущенный из тюрьмы, то есть неприкасаемый в кастовой системе нью-йоркских копов. А Ройс Партридж III – «брамин». Слово Лео легче плевка в сравнении со словом наследника одного из самых знатных семейств этого города. Лео даже оружие купить не может с такой «биографией»!
Он втянул голову в плечи и ускорил шаг, дрожа от холода и ужасной мысли о возвращении ночных «гостей». Подобная перспектива напугала бы любого, даже человека, который три года мотал срок в Райкерс. Лео вспомнил жестокое действо прошлой ночи и вдруг нашел решение – радикальное и одновременно радующее душу.
Место под названием «Убежище» на Центральной улице, между Маленькой Италией и Чайна-тауном. У молодого человека за стойкой было длинное, как морда борзой, лицо и по-собачьи добрые глаза за стеклами очков.
– Что именно вы ищете?
24
«Safe in New York City» («Безопасность в Нью-Йорке») – сингл австралийской рок-группы AC/DC (с 1973) с их четырнадцатого альбома «Stiff Upper Lip» (2000).
25
«Ballad of NYC» («Баллада о Нью-Йорке») – песня нью-йоркской альтернативной рок-, хип-хоп- и рэп-группы Fun Lovin’ Criminals с их пятого альбома «Livin’ in the City» (2005).