Страница 29 из 33
Даже если бы девчонка его и слушала, то не поверила бы. Она, скорее всего, утку то целую не видела никогда, не говоря о том, чтобы додуматься выкинуть то, что можно съесть.
Альфонсо пожал плечами, похлюпал дальше туда – где зажравшиеся люди не едят простое мясо, а с особых мест животных особой породы, ведь оно сочнее и вкуснее, – выкидывая остальное свиньям, туда, где нищета и голод не раздражают масляный взор объевшегося в очередной раз графа, а значит их и не существует. Туда, где люди не знают, чего бы такого съесть, что им еще не надоело.
Дальше становилось все лучше и лучше – домики стали походить на маленькие, но все же домики, даже потянуло дымком, и едой, так, что Альфонсо подавился слюной, долго кашлял. Жутко хотелось есть, до той поры, пока посреди ночи вдруг со Стены не раздался вопль – в звенящий тишине ночи он был словно удар молотка по голове – запахло сырой кровью, внутренностями, человеческой болью и страхом – Альфонсо поежился, и, хоть и не ел уже сутки, потерял аппетит, едва сдерживая порыв к рвоте, судорожно стараясь забыть то, что он там видел. Говорили, что если не оставлять людей на Стене, то черные птицы начнут летать по городу, и что для них проломить крышу или выбить дверь не составляет особого труда. Побывав на Стене, Альфонсо этому верил, по этому спрятался под один из домов- он знал, что птицы наедятся дежурных, и что он далеко от Стены, но беспокойство… Оно жило само по себе и захватывало организм тогда, когда ему было надо без разговоров.
Агафенон хоть и был всемогущим богом, но тоже не мог целыми сутками освещать людям жизнь, понимая, что людям надо спать, по этому на ночь покидал небесную твердь, оставляя Валеуту – бога луны и по совместительству – главного бога мира в ночное время, следить за ночным светильником – луной. Иногда Сарамон поднимал ветер, облака и грозу, которые заслоняли ночной фонарь Валеуты и начиналась битва не на свет, а на тьму. Но сегодня такого не случилось – луна была яркой, как никогда, красиво мерцая на спокойной глади рек, золотых куполах богатых церквей и стеклянных сосудах в домах у тех счастливчиков, у которых оные были. Валеута уже собирался гасить луну – сдавать смену Агафенону, но, последним хозяйским взглядом окинув землю увидел кое что интересненькое, а именно служителя Ордена света, притаившегося в кустах графа, который внимательно осматривал двор церкви на наличие собаки или не спящего человека.
Вокруг все было тихо, и голодный, злой и грязный Альфонсо выполз из кустов, пригнувшись, постоянно ожидая лая собаки или окрика, перебрался через ветхий забор, пробежал через двор и стянул с бельевой веревки рясу священника. Впору бы бежать обратно, но неожиданно забурлило в животе, и где то рядом, в сарае, кудахтнула курица и план сформировался моментально, резко переходя в действие, опять опережая разум и чувство самосохранения. Двор просто разорвало диким куриным криком, но Альфонсо было уже все равно – со своей добычей он несся через двор, полоща на воздухе плащ; курица болталась из стороны в сторону – он держал ее за то, за что схватил – то есть за горло. Из церкви выскочил святой отец с дубинкой, проклял наглого воришку всеми карами небесными, возможно потом пошел считать ущерб – Альфонсо этого не видел. Он бежал сломя голову навстречу с жаренной курицей и сытой жизнью.
Жизнь прекрасна…Естественно, жизнь Альфонсо была прекрасна во многом благодаря тому, что жизнь курицы кончилась, он съел ее полусырой, и теперь блаженствовал, лежа на ворованной рясе на берегу реки, наблюдая восход солнца. Смачно отрыгнув, пожевав соломинку, он начал готовиться к новой жизни- содрал с себя дорогую, королевскую богатую шкуру попавшего в опалу графа, с наслаждением искупался в речке, выстирал там же свою куртку, насколько смог, и уже одевшись в личину никому не известного монаха вошел в город. Рваную, потертую и грязную куртку он продал задешево, хоть та и стоила, новая, баснословных денег. Продать кинжал не поднялась рука, хоть он и хотел полностью порвать с этой дурацкой страной, но, как оказалось, это произведение оружейного искусства можно было вырвать у него только с сердцем, и он оставил его у себя – на память.
На лезвии, не смотря на все приключения, не осталось даже царапинки – каленая сталь блестела, как новая, словно и не бывала в прочном черепе летучей мыши, камни, те, что остались, несомненно, настоящие, богато и красиво переливались на солнце. Когда Альфонсо рассматривал свою прелесть, он почти любил принцессу.
Рассматривая непревзойденно красивое оружие у прилавка торговца, Альфонсо словно ушел в другой мир, любуясь все таким же сияющим, хоть и испачканным кровью и грязью Кералебой, недоумевая, как он вообще мог даже подумать продать его. Мир пропал, пропал и кинжал, оставив озадаченного Альфонсо смотреть на свои пустые руки.
Он среагировал мгновенно – кинжал сверкнул в руках воришки, спину которого Альфонсо моментально запомнил на всю жизнь и бросился в погоню, путаясь в полах рясы. Тот обернулся, на всякий случай, обычно монахи толстые и ходят то с трудом, не то, что бросаются в погоню, и тут же прибавил прыти, едва не получив кулаком по голове – Альфонсо был рядом, едва его не настиг, но паренек увернулся. Он бежал быстро – не слишком быстро для лесного жителя, но все же, ловко обходя телеги с продуктами, расталкивая людей, переворачивая коробки и бочки, заставляя Альфонсо их перепрыгивать. Уходя от преследования, воришка запрыгнул на дом, побежал по покатой, соломенной крыше, рискуя провалиться вниз – туда то преследователь точно не полезет. Альфонсо и не полез – зарычав от злости, он схватил с телеги торговца яблоко (тот начал было громко кричать, но Альфонсо его не слышал), швырнул его со всей злостью в паренька – в голову не попал, но попал в спину, с такой силой, что тот всплеснул руками и покатился по крыше, вместе с заветным кинжалом. Альфонсо не особо соображая, что делает, пробежал дом насквозь – дверь была заперта, но напора Альфонсова тела не выдержала, выпрыгнул в окно с противоположной стороны дома, ободрав руки и ноги, сорвал на ходу с себя вонючий бычий пузырь и бросился на воришку со всей яростью зверя. Паренек как раз поднялся на ноги после падения с крыши, но только для того, чтобы получить оглушительный удар по голове и отлететь в сторону, врезавшись в лавку с рыбой. Сориентировался он моментально, увидев бегущего на него врага, схватил первое, что попалось под руку, и Альфонсо, не ожидавший подвоха, получил по лицу огромной рыбиной (судя по запаху, это был небольшой сомик), полетела в стороны рыбья слизь, а Альфонсо упал в грязь. Воспользовавшись моментом, воришка схватил валяющийся в грязи кинжал и попытался сбежать, но на него с кулаками накинулся продавец рыбой, заодно прибежал и владелец покалеченного дома, который не разобравшись в ситуации, кинулся на первого попавшегося. Альфонсо вскочил на ноги быстро, но опасность миновала – воришку усердно пинали четверо, вокруг стояли люди, с любопытством смотря на происходящее. Кинжал поднял и удивленно рассматривал один из зрителей – Альфонсо вырвал оружие у него из рук, сунул кулаком ему по зубам, едва тот открыл рот, чтобы выразить недовольство, поспешно спрятал в ножны. Уже уходя подальше от свары, он оглянулся – воришка, свернувшись калачиком, под ударами сапог, неожиданно, пнул ногами торговца, отчего тот упал на землю, быстро откатился в сторону, резко вскочил на ноги. Двое сыновей торговца бросились в погоню – первый от удара кулаком упал навзничь, раскинув руки, словно обнимая небо, второй успел замахнуться, но от удара по лицу развернулся в обратную сторону и упал на бок. Дольше всех продержался владелец дома – потому что никуда не побежал, а удивленно стоял и смотрел, как летит ему в грудину нога, как тускнеет мир, проваливаясь куда то в черную бездну. Воришка пропал, словно растворился.
– Черт, тебя бы в лес… – пробормотал Альфонсо.
– Да, помотало тебя, – сказал Гнилое Пузо, – так что тебе действительно лучше свалить, пока не поздно.