Страница 53 из 64
– Ну, идем знакомиться с пластунами? – предложил, ощерившись.
Оскал этот Федору не понравился, но выбирать не приходилось. И они пошли. Пластуны жили в небольшом поместье на окраине, занимая там сенной сарай. Офицеры застали их за странным занятием – казачки плясали под гармонь. Танец напоминал гопак. Вахмистр, отбивавший такт ударами ладоней, мазнул взглядом по прибывшим офицерам, но и не подумал отдать им честь либо скомандовать «смир-рна» подчиненным. Те продолжили скакать. Не хватало только баб в широких сарафанах и с цветными платочками в руках…
– Здорово, Вась! – окликнул старшего в этом сборище подъесаул.
– Здорово, Андрей, – ответил вахмистр. – Что за гусь с тобой, тот, что из Питера?
Федор испытал желание сыграть в чеховского унтера Пришибеева[1] и завопить что-то вроде: «Ста-аять смирна, пес смердячий, когда говоришь с офицером!» Но решил сдержаться: все не просто так. На «слабо» проверяют казачки. Лишь спросил:
– Танец – разминка перед занятиями?
Шкуро хмыкнул и, достав пачку папирос, протянул ее вахмистру. Пластун взял одну, прикурил и только тогда снизошел до ответа:
– Та не, ваше благородие. Биться мы начинаем безо всякой такой-сякой разминки. Если германец или австрияк попрет, я ж не скажу ему: обожди, герр-месье, вот только своих казачков разогрею. Танец – это наше главное…
Не снимая шашку и не вынимая папироску из зубов, вахмистр тоже начал топтаться, пританцовывая, потом вдруг оказался в шаге от Федора. Тот опомниться не успел, как ощутил боль в захваченной руке, толчок – и земля с небом поменялись местами. Фуражка слетела с головы и укатилась.
Вахмистр протянул пятерню, помогая встать с травы:
– Поднимайтесь, ваше благородие. Мундирчик испачкаете.
– Не шуткуй так, Степан, – цыкнул на него Шкуро. – Непривычный капитан к нашим нравам. Осерчает – и сожжет как головешку. Осененный он, не из последних. Не сердись, Федор, – повернулся к князю. – Босота станичная… Разреши представлю вахмистра: Муха он, Степан. Трижды к австрийцам хаживал и не счесть сколько раз к японцам. Два Георгия у него, между прочим. Но не носит.
– Кресты мне ползать мешают, – хмыкнул Муха.
– Наш столичный гость, капитан Мышкин Федор Иванович.
Вахмистр поднял и поднес Федору фуражку. Тот взял и надел на голову.
– Офицер в… товариществе… есть? – Федор не привык называть пехотный взвод словом «товарищество», потому запнулся.
– Был, – беспечно отвечал Степан. – Третьего дня схоронили. Стало быть, вы – вместо него? Казак?
Бросившие танец, пластуны прислушивались к разговору и радостно реготнули, узнав, кто прислан на смену погибшему хорунжему.
– Не вместо, вахмистр, а чтоб из вас сделать особую команду. Для выполнения ответственных заданий в неприятельском тылу.
– А сами с нами пойдете, ваше высокоблагородие? – спросил Степан.
– Непременно. Без меня вы пропадете.
Пластуны заржали, а вахмистр погрустнел:
– Из вашего благородия пластун как пуля из… – он не стал заканчивать, но и так понятно. – Половина товарищей будет вас нести-сторожить, шоб не оцарапались где, не ушиблись невзначай. Не в мешке же тащить вас как языка австрийского… Андрей! Полковник что сказал?
– Что он мог сказать? – пожал плечами Шкуро. – Приказ из Петербурга.
– Нянчиться со мной – только половина беды, Степан, – взял на себя инициативу Федор. – Ты еще главного не слышал – на ту сторону мы пойдем искать и убивать вражьих магов.
Все смолкли. Наигрывавший тихо гармонист сдвинул мехи и замер. К Федору направились три оборванца с погонами урядников на рубахах, их хмурые лица не обещали капитану ничего хорошего.
– Может, сразу веревку и мыло выдашь, капитан? – пророкотал вахмистр. – Чем мучится и гореть в их огненных шарах, али в петлю сунуться сразу?
– Не знал, что казаки-пластуны такие ссыкливые… – хмыкнул Федор. – А я сдуру вам оружия привез, чтоб магов бить, – глядя в глаза кубанцам, сузившиеся от гнева, Федор припечатал: – Выходит, маху дал атаман, сюда меня направив. Прощайте! Испрошу назначение в другой полк. Где солдаты за Отечество воюют, а не бабы с ножичками пляшут под гармонь.
– Ша, казаки! – крикнул Степан и развел руки, сдерживая пластунов, подступивших ближе. Их лица обещали Федору расправу – скорую и жестокую. И пусть после расстреляют. – Слушай, высокоблагородие! Чтоб с кубанским казаком так говорить, право потребно заслужить. Теми ножичками мы австрияков резали!
– Предлагаю простое дело, – ответил Федор, будто бы не замечая зло сопевших станичников. – Я умею перехватывать ножи. Есть кто смелый бросить в Осененного?
Пластуны загомонил – желали все. В споре победил урядник, старший из кубанцев на поляне. Был он жилист и высок. На лице – багровый шрам, сбегавший по щеке к уху.
– Становись, вашбродь, – сказал урядник, доставая нож. – И молись. Сам ведь вызвался, обчество слыхало.
Пластуны загомонили, подтверждая.
– Погоди, урядник! – улыбнулся Федор. – Сам-то за стволом ухоронись, – Федор показал на старый вяз, росший у ворот, и направился к нему.
Меченый пожал плечами, но советом не побрезговал. А спустя секунду возблагодарил себя за осторожность. Нож издал звук «дррынь», впившись в ствол аккурат на уровне его груди.
– Усложним задачу, – предложил Федор. Завяжите мне глаза.
Так и поступили. Заинтригованный урядник, не без труда вытащил нож из ствола и повторил бросок. Осененный отбил его с завязанными глазами! В этот раз клинок улетел в траву. А за спиной капитана кто-то вскрикнул.
Оказалось, один из пластунов решил сыграть злую шутку с Осененным, и, зайдя за спину, бросил нож ему в седалище. Клинок на отскоке вонзился шутнику в бедро. Хлынула кровь, заливая драную штанину.
– Радуйся, что не в мудя! – высказал ему вахмистр. Он уложил пострадавшего в траву и принялся накладывать повязку. Работая, ворчал: – Свечку Святому Николаю-угоднику поставь. Каб не он, получил бы железку в причиндалы и стал девицей, ровно как высокоблагородие говорили.
К Федору, снявшему повязку с глаз, шагнул урядник, метавший нож.
– Вы того… не серчайте, высокоблагородие. Ванька – шкодник еще тот, но свое он получил. Но и вам не след казаков бабами называть.
– Так давай докажем, что это не так, – хмыкнул Федор. Степан! – бросил вахмистру. – Как закончишь олуха перевязывать, отправляй людей к штабу. Там грузовик стоит, в кузове – ящики. Думаю, что гостинцы вам понравятся, – чувствуя, что предгрозовая атмосфера чуть рассасывается, Федор сделал следующий шаг: – Я не умею скрытно ползать, казаки. И приемов ваших не учил. Зато знаю, как убить мага. Убивал уже.
– Добро! – кивнул урядник. – Игнатом Кобылой меня кличут. Только как, высокоблагородие, вы до магов доберетесь? Коль не сможете как пластун…
– Научите – и попробую. А еще есть у меня секрет, как нам двигаться поскорей, чем конная сотня. Но о нем попозже. Сгода, казаки?
Игнат почесал затылок.
– Переоделись бы, высокоблагородие. Порты да мундир в первый же час уделаете – будете чистый пластун!
Оглянувшись на ватагу, выглядевшую бандой одесских портовых нищих, только при оружии и погонах, Федор кивнул и снял мундир, оставшись в рубахе. Пока он переодевался, Шкуро ушел, напоследок подмигнув Федору. Некое подобие шаровар ему нашел Игнат – из тех, что побрезговали носить другие из товарищества.
– Зато германцы ни за что не признают. Не может его сиятельство выглядеть как клошар. Осталось щетину отпустить, – приободрил Федора Друг.
И они побежали.
Крепкое телосложение бывшего мастерового не дало Федору преимущества. Молодые, худые парни с редкими юношескими усиками неслись впереди словно серны. Старшие, вроде Игната, топали тяжелее, но держались рядом. Сердце Федора стучало, как пулемет. Теплый, летний воздух стал вдруг плотный, и его перестало хватать. Накатило ощущение – еще сотню шагов, и он рухнет, как другой урядник, моложе Игната, крикнул: «Ползком!»
Пластуны упали ничком и осторожно ввинтились в густой кустарник. Вот так перейти с предельного напряжения к малоподвижности для Федора было очень трудно. Перед глазами повисла розовая пелена с красными искрами. Но он полз. Кустарник кончился, далее пластуны пошли на полусогнутых, вприсядку, и довольно быстро. Потом несли друг друга по очереди. Прыгали на одной ноге спиной вперед, изображая следы отряда, двигавшегося в противоположном направлении и вдвое меньшей численности.