Страница 39 из 64
Возблагодарив бога, что надоумил ее согласиться на питерский вояж, девушка заглянула в Исаакиевский собор, считавшийся в городе разночинным. Сюда заходила и чистая публика, и мастеровые с заводов. Перекрестилась, купила свечек, поставила перед иконой Спасителя, двинулась к Николаю-угоднику… И тут ее словно током прошибло.
Это был он…
Столько месяцев она гнала от себя мысли о Федоре, но до конца вытравить их не могла. Жадно впивалась в скупые строки газет, сообщавших о визите князя Юсупова во Францию в ноябре прошлого года, после чего тот исчез из вида репортеров. Мог задержаться во Франции, решая государевы дела. Он теперь – большой человек. Может, возвратился в Тулу. Но чтоб здесь…
Встретившийся ей мужчина рассеяно мазнул по Юлии взглядом и отвернулся. Одет в пальто с каракулевым воротником и такую же шапку-пирожок, как господин средней руки. Князь такое не наденет. Короткая борода клинышком. Федор растительности на лице не носил. На носу круглые очки с маленькими стеклами в стальной оправе, а ее бывший жених обладал отменным зрением. Нет, не он.
Юлия вернула в сумочку ключ от тамбовской квартиры, устыдившись шальной мысли – швырнуть его в спину мужчине, убедиться, что его не охраняет Зеркальный щит, о котором писали газеты. Коль сделала бы такое, да тем более в храме, сочли бы сумасшедшей.
Обозналась. Видимо князь, совершенно недоступный Юлии теперь, глубоко проник ей в душу, не желая отпускать ее на волю. Потому мерещится ей в похожем человеке.
Господи, какая же она была дура!
Было больно. Заметив Юлию, покупающую свечки, Федор словно покрылся льдом изнутри.
– Закрой варежку, – одернул его Друг. – Да, это Соколова. Выглядит прекрасно, ничуть не хуже, чем в тот день, когда вручил ей обручальное кольцо. Значит – расставание с тобой жизнь ей не испортило. А вот нам с тобой досталось.
– Не трави душу! – буркнул Федор.
– Ну, а ты оттай! Аккуратно обойди за колонной и давай к выходу. Не забудь – она свидетель, способный открыть наше пребывание врагу. Зря послушался тебя, дескать, прогуляемся по Питеру, засиделись, мол. Ну, и что в итоге? Если вдруг столкнешься с ней – ни за что не узнавай. Глаза в сторону и вперед.
– Лучше ты…
Друг, завладев браздами управления, проложил курс на выход. Как назло, этот курс вывел на Юлию – лоб в лоб.
Ее глаза расширились. От ужаса, удивления, радости – не понять. Разбери, что на уме у женщины! Друг отвел взгляд в сторону, якобы, не интересуясь тамбовской учительницей, и вышел из Исаакия на морозный воздух. Не оборачиваясь, быстрым шагом устремился прочь, поймал извозчика и приказал немедля гнать на вокзал, чтоб оттуда ехать в Гатчину. Вдруг Юлии взбредет в голову догонять – поведение женщины непредсказуемо по определению.
Семь бед – один ответ. По возвращении в Гатчину их ждала работа. Во избежание раскрытия личности Федора Емельянова, по легенде – бывшего студента Киевского университета, а потом еще учившегося в Париже, дель Кампо сюда взят не был. За аэроплан ему выплатили отступные, пригрозили казнями египетскими, если даже и во сне обмолвится с кем летел, после чего отпустили с миром. Без него безвестный и нетитулованный «Емельянов» никак не мог доказать генерал-лейтенанту Александру Матвеевичу Кованько преимущества «Авиатика» перед французскими и британскими аэропланами со знаменитым роторным двигателем «Гном». В качестве рекомендации сомнительный инженер предоставил только письмо из разведуправления Генштаба, из чего начальник Гатчинской воздухоплавательной школы сделал вывод: перед ним спалившийся агент, коего Генштаб намерен укрыть в тихом месте, ни в малейшей мере не заботясь о его пригодности к воздухоплавательной работе.
– Александр Матвеевич! – горячился Федор. – Слово чести офицера, «Авиатик» и его рядный двигатель куда пригоднее для практического военного воздухоплавания.
Разговор происходил в ангаре, в углу которого, зажатый среди всякого хлама и непотребства, стоял «Авиатик», лишенный крыльев. При перевозке обшивка местами продралась, что-то потеряно, электрическое оборудование украдено, без краж в Российской императорской армии – никак…
Кованько задумчиво пожевал длинный ус.
– Про ваш чин не имею подтверждений, сударь. Не клянитесь. Здесь вы – партикулярная и незнатная особа. Согласно привезенной вами цидульке, подвизаетесь в шпионских делах. Занятие, спору нет, полезное, но в армии и особенно в воздухоплавании нисколько не уважаемое. Поэтому не рассчитывайте на особе отношение. Итак, вы отказываетесь помогать механикам в подготовке «Блерио»? Само собой разумеется, что к лучшему аппарату – «Ньюпору», купленному благодетелем нашим, его сиятельством князем Юсуповым, не допущу ни в коем разе.
Федор в отчаянии оглянулся на обглоданный «Авиатик». Столько раз задумывался, сидя за спиной дель Кампо, как сам заберется в пилотскую кабину, скомандует: «От винта!». И вот, тупик.
– Я прошу лишь вашего разрешения. Дайте мне неделю и возможность пользования станками воздухоплавательного парка. Соберу аппарат и сам его облетаю. Покажу летчикам…
– Исключено. У вас нет пилотской лицензии.
– Хорошо! Тогда подготовлю к вылету – сам, без чьей бы то ни было помощи. Не кажется ли вам, ваше превосходительство, что аэроплан, без единой серьезной поломки одолевший перелет из Парижа в Киев, заслуживает больше внимания, чем спортивный моноплан, годный лишь для развлечения публики?
– Дерзите, молодой человек! По-вашему, лучшие техники парка зря теряют время, устанавливая пулемет на негодный аппарат «Блерио»?
Понимая, что лучше придержать язык и не умничать, Федор все же не удержался.
– Неправильно они его устанавливают, ваше превосходительство. Французы ставят стальные отбойники на лопасти винта, а пулемет крепят не над головой пилота, а прямо перед ним, чтобы стрелять через пропеллер. Да, одна пуля из десяти попадет в накладку и отрикошетит. Зато прицеливание не в пример точнее! И магазин поменять можно, не вставая на сиденье и не бросая ручку управления. Посмотрите на пропеллеры, что пришли с «Ньюпором». Я уверен: есть на лопастях такие уголки, как и крепление для пулемета на капоте.
– Вам откуда про сие известно? – удивился Кованько. Его, как и техников отряда, удивил необычный пропеллер.
– Я знаком с Ньюпором. Встретились на летном поле, где учился управлять аэропланом. «Фарман» освоил в совершенстве, полетал и на «Ньюпоре». Только вот «бреве» выправить не получилось – обстоятельства заставили спешить в Россию. Этот вот Ньюпор рассказал мне о заказе князя. Удивлялся очень. К слову, на пропеллер с уголками взят патент только лишь во Франции, на Россию он не распространяется. Князь Юсупов настоял, он придумал это новшество.
– Гм! – ответил генерал, по-иному посмотрев на Емельянова. – Ладно, будет вам неделя. Разберетесь с «Авиатиком», дам пилота на испытания. Разобьется – вам ответ держать. Перед богом и передо мной. Не взыщите.
Насчет «без чьей бы то ни было помощи» Федор откровенно наврал. Он прекрасно видел: нравы мастеров, что оружейников, что авиаторов, похожи. Если ты горазд только нос задрать да умничать, то останешься один. А коли засучишь рукава и покажешь толк в деле, сами на подмогу подойдут. И не надо даже доставать франки, как пришлось в Париже. Разве что водочки проставить в конце тяжелого дня!
До той странной поездки в Питер Федору удалось восстановить «Авиатик». В воздух поднял его Сергей Ульянин, бесстрашный пилот, первым испытавший парашют Котельникова. Полет на «Авиатике» в зимнем небе над окрестностями Петербурга принес ему куда меньше острых ощущений, чем самоубийственный прыжок.
По приземлению Ульянин высказал несколько замечаний, но по лицу видно было: радуется.
– В вираж заходит легче. Управлять им просто, новичок справится. Наши аэропланы после него тугими покажутся.
Федор вылез вперед.
– Все потому, что у мотора «Гном» тяжеленный блок цилиндров крутится. Видели волчок, ваше благородие? Его куда не толкай, он норовит в той же плоскости остаться, где его раскрутили. Также и французское недоразумение. Шутка ли – пять пудов вертится волчком, не считая пропеллера.