Страница 19 из 23
Но стоило только столичным инстанциям активно вмешаться в геополитику на Востоке, как дело шло хуже. Уже в середине 1860-х гг. (когда необходимость активизации политики в Средней Азии назрела и даже перезрела) МИД и военное министерство передавали в Туркестан высочайшие распоряжения типа полученного генералом Романовским: «Неуклонно стараясь не распространять наше непосредственное влияние в Средней Азии, в то же время не отказываться, однако, ради сего от таких действий и распоряжений, которые были бы для нас необходимы. Вообще же иметь, прежде всего, в виду истинную пользу России»[85]. В инструкции бросается в глаза прежде всего нежелание Петербурга брать на себя излишнюю ответственность и поощрять таковую у своих подчиненных на местах.
Естественно, такая геополитика оставалась локально-разобщенной; почти до самого конца не была обеспечена должная координация действий власти и военного командования на Урале и в Южной Сибири, продвижение вглубь континента шло порознь, политика на двух направлениях могла существенно различаться. Даже после присоединения региона к империи управление им оставалось разобщенным и осуществлялось из Ташкента и Тифлиса (тяготеющего к западу и Черному морю, а не к востоку и Каспию). Дело доходило до курьезов на грани абсурда: одиозный хивинский хан, видя принципиальность и непреклонность генерала Кауфмана, пытался на него жаловаться сразу в две «альтернативные» инстанции – в Оренбург и Тифлис; большего безобразия представить было трудно, но и случайным его признать тоже нельзя.
«У местных деятелей, – со знанием дела и учетом своего собственного опыта указывает А. Е. Снесарев, – были, несомненно, известные планы, та или иная приспособляемость к обстановке, но этих данных оказалось недостаточно, когда нужно было опираться на более широкую осведомленность и более строгий и обстоятельнее задуманный план»[86]. Ответственность за координацию их деятельности и ответственность за ее глобальное обеспечение должна была возлагаться на правительство. Но оно-то при почти всех Романовых от этого устранялось. Данный вывод Снесарева – офицера центрального аппарата Генштаба (в то время подполковника) – не просто по форме смел, но и по сути беспощаден. Не секрет, что несколькими годами ранее ему – тогда капитану и «начальнику Памира» – пришлось на свой страх и риск проводить глобальную геополитическую операцию с целью сохранить Памир и стабильность России, ее международные позиции. Снесареву удалось компенсировать все указанные выше недостатки и своих коллег, и высшей государственной власти империи. Но его пример относится скорее к исключениям, чем к правилам.
С другой стороны, напоминает А. Е. Снесарев, преимущества Англии как главного геополитического противника России объяснимы не столько ее большим ресурсным и техническим богатством (всяким богатством еще надо уметь умно распорядиться), а ее опорой на принципы максимальной осведомленности, гибкости и разнообразия приемов геополитической деятельности. Иными словами, преимущества англичан скорее интеллектуальные, чем материальные. Данный вывод А. Е. Снесарева ни тогда, ни позднее (да и теперь) по достоинству и в полной мере не оценен. Это тем более досадно, что именно А. Е. Снесарев еще капитаном сумел переиграть англичан, всерьез посеять в них сомнение как в безопасности Индии, так и всей Британской империи. Мало того: удалось показать англичанам (они открыто это признали), что против России и локальную, и мировую войну они фатально проигрывают.
Как видно из работ А. Е. Снесарева, он вполне солидарен со своим гражданским коллегой-востоковедом В. В. Григорьевым в одном важном выводе: структура геополитического мышления англичан логична и более чем упорядочена; эта логичность и упорядоченность далеко не случайны. Вот как определяет качество геополитического, то есть высшего стратегического мышления средневековых русских вождей В. В. Григорьев: «Они успели обратить в свою пользу, что было действительно умного в ордынской правительственной мудрости… Цари и советники их знали в то время, чего хотели, к чему должны были стремиться, что было возможно, что не было в их силах и какими средствами и способами это возможное могло быть наилучшим образом достигнуто»[87]. Но не секрет, что еще во времена Петра I знаменитый британский политик-философ лорд Болингброк, учитель Вольтера (он хорошо нам знаком как герой пьесы «Стакан воды», а А.Е. Снесареву – как незаурядный коллега-геополитик державы противника), формулирует эту мысль почти так же: «Слава нации состоит в том, чтобы соразмерить цели, которых она добивается, с ее интересами и ее силами, средства с целями, а энергию – с ними обеими»[88].
Формулируя свои принципы теории высшей стратегии, А. Е. Снесарев доказывает: эти определения означают «основной духовный капитал» войны, политики, государства, главное и определяющее качество цивилизации (здесь он на полвека впереди А. Тойнби) – ее духовный коэффициент «пси» как сумму аксиологических ресурсов целей-и-ценностей, гносеологической энергии понятий, праксеологических «приемов» деятельности (технологий)[89] – этим определением так называемой пассионарности А. Е. Снесарев на полвека опережает Гумилева. Но, уточняет генерал Снесарев, такой «здоровый дух» может находиться лишь в здоровом государственном и общественном «теле» – четко и разумно организованной и функционирующей системе. Только в ней может пребывать и действовать полноценный «тамерланов мозг»[90] – Генеральный штаб (а в России данный орган образовался лишь в 1905 году; А. Е. Снесарев был одним из первых его офицеров).
Оценивая успехи и промахи политики России в центре Азии, располагая «тамерлановым мозгом» если и не всегда организационно, то всегда – методологически, не дублируя своих коллег и не вдаваясь в подробности, как и когда Россия успела утратить многие из исторически приобретенных навыков стратегической мудрости, он тем не менее указывает на типологию ошибок и недостатков отечественной геополитики, пути и способы их скорейшего преодоления. Он напоминает, что в Средней Азии вследствие недолжного уровня подготовленности, бюрократизма и утраты исторической инициативы Россия оказалась к началу ХХ века в далеко не выгодной позиции: ее границы на Амударье как бы повисли в воздухе без должной опоры (рубеж, навязанный англичанами, никогда естественно-историческим не был, он рассекает Западный Туркестан наподобие индо-афганской линии Дюранда). Граница русского Памира прошла всего в переходе от Индии, – но и она весьма уязвима. Наконец, согласие Петербурга на так называемый нейтралитет Афганистана под полным контролем Англии и с изоляцией его от России А. Е. Снесарев считает непростительным и недопустимым[91], чреватым немалыми для России осложнениями и угрозами.
Подводя итог, необходимо отметить следующее. Продвижение России сперва в Сибирь, а затем в центр Азии носит естественно-исторический характер и происходит от изначального (еще домонгольского) симбиоза Руси с кочевниками Дикого поля. Корни и закономерности многовекового формирования континентальной Российской империи вполне прослеживаются, во-первых, в процессе собирания Руси вокруг Москвы и борьбы с ордынским игом; во-вторых, в процессе поглощения реликтов Золотой Орды посредством института «касимовского» двоецарствия; в-третьих, в процессе собирания Сердца Земли по следам Тамерлана (зачастую, однако, не «тамерлановым мозгом», а будто его же «хромою стопой»).
Нейтрализуя остатки Золотой Орды и постепенно подчиняя своему влиянию (затем контролю) Казахстан и Среднюю Азию, Россия выступила физическим и духовным преемником не этой Орды, а – уровнем выше – Белой Орды Джучидов. Именно по данной причине с начала XVI века русский царь на Востоке именовался Белым царем (а в XIX веке его генералы – Белыми генералами, скорее всего по той же причине). Присоединение Казахстана и Средней Азии к России явилось так или иначе источником порядка и справедливости, идеал которых связан в регионе с памятью о «просвещенном деспотизме» Тимура и Тимуридов. Впервые за многие столетия было покончено с массовым разбоем, работорговлей, разгулом крупных и мелких тиранов (с борьбы с ними начал свой путь Тимур). Высшее оправдание империи – в защите слабых от произвола сильнейших.
85
Костенко Л. Ф. Средняя Азия и водворение в ней русской гражданственности. СПб., 1871. С. 156–157.
86
Снесарев А. Е. Индия как главный фактор в среднеазиатском вопросе. СПб., 1906. С. 21.
87
Григорьев В. В. Русская политика в отношении Средней Азии. СПб., 1874. С 2.
88
Барг М. А., Авдеева К. Д. От Макиавелли до Юма: становление историзма. М., 1998. С. 227.
89
Снесарев А. Е. Выводы из мировой войны // Военная мысль и революция. 1924. № 2. С. 282; Снесарев А. Е. Единая военная доктрина // Военное дело. 1920. № 8. С. 227.
90
Снесарев А. Е. Поход Тамерлана против Тохтамыша // Военное дело. 1920. № 12. С 281.
91
Снесарев А. Е. Индия как главный фактор в среднеазиатском вопросе. СПб., 1906. С. 22–23.