Возвращение «Пионера»

– Э, какой бассейн, – сказал Линар. – ЭВМ рядом с водой нельзя.

– Какая еще ЭВМ? – надменно спросила выгибонистая дылда в фирме́. – Тут тебе НИИ, что ли?

– А как будто нет, – ехидно отозвался пухлый пацан со значком физматшколы Академгородка – не выпускника, конечно, юбилейным или за заслуги. В олимпиаде победил, траекторию спутника рассчитал, или что они там делают.

Линар в своей школе не делал ничего подобного, поэтому страстно мечтал о новосибирском или колмогоровском интернате. Никуда бы он, конечно, не попал, если бы не Фая. Хорошо, когда родная тетка, к тому же официальная опекунша, работает в роно. Линар бы, конечно, предпочел живых родителей, какие были, обычных инженеров нефтедобычи, но они погибли десять лет назад по пути в Альметьевск. Линара с собой не взяли, потому что кашлял и температурил, хотя он тоже очень просился в гости и ныл. Оставили у бабушки. Думали, на полтора дня, оказалось – навсегда.

Фая оформила опеку, но опекала, конечно, бабушка, закармливая и забалтывая до одури – ладно хоть Линар не разбирал почти ничего, – пока ее младшая дочь моталась по строящимся школам района. К воспитанию племянника она подключалась только в крайних случаях. Вернее, не к воспитанию – просто садилась напротив, долго молчала, потом вздыхала и спрашивала:

– Ты понял?

Линар кивал – так было проще, хотя ни фига он, конечно, не понял и виноватым себя не чувствовал. Почти. Перед Фаей просто неловко – ей и так трудно, она, наверное, нормальную семью хотела, а не математического вундеркинда-специалиста, доводящего учителей до приступов и срывающего городские олимпиады.

Фая трижды не позволила выгнать Линара из школы – и два раза он правда не сделал ничего плохого, а в третий вот психанул, если честно, и расписал на стене перед залом, где проходила олимпиада, три правильных решения задачи вместо того уродского, которое шло в зачет, но все равно стоял на своем: «А чего я-то сразу». Все равно не поверят.

Самое обидное, что про третий случай как раз поверили, а про первые два раза нет. Линар вообще обозлился. Ненадолго. Пока чувак, все собрание тихо просидевший в углу кабинета, не догнал его с Фаей в коридоре и не предложил участие в выездном физматлагере «Пионер», по итогам которого будут отбираться ученики спецшкол в Москве, Новосибирске и Киеве.

– Это там постоянно жить, что ли? Чтобы мальчик опять семьи… – начала Фая, но вовремя заткнулась.

Чувак переводил взгляд с Фаи на Линара. Линар умоляюще смотрел на Фаю. Фая шмыгнула носом и отвернулась к окну.

И Линар поехал в лагерь.

Он ждал, что увидит натуральный лагерь, то ли пионерский, то ли спортивный или полувоенный, с домиками либо палатками и огромным залом ЭВМ вместо стадиона – а может, даже с отдельными ЭВМ, настоящими, шестнадцати-, а то и тридцатидвухразрядными, в каждом, ну или хотя бы только его, Линара, домике, – хотя кто же такую роскошь, тем более инвалютную, детям даст. А увидел здоровенный особняк, обсаженный огромными деревьями по периметру плаца, на котором не было видно люков колодцев спецсвязи. И по воздуху провода к зданию не тянулись.

– Может, автономный машинный парк просто, – предположил пухлый пацан, следивший за озираниями Линара.

– Или радиосвязь, как в кино, – ехидно поддакнул Линар. – Или со спутника. И питание от него же.

– Да фигли, могли и под асфальтом проложить. Ленточные провода такие, слышал? У нас уже вовсю используются, – сказал пухлый, небрежно выпячивая значок на титьке размером посолиднее, чем у рослой выгибалы, наблюдавшей за ними с презрительным непониманием. Чего от нее еще ждать-то.

Линар, поманив пухлого пальцем, сорвался с места и довольно быстро нашел хмурую девчонку в выгоревшей штормовке с нашивкой «Байпазинская ГЭС», которая так и вывязывала ленту из проводов. Пухлый, пыхтя, обстукивая чемоданом голени и бормоча «Да фигли ты мне покажешь, я сам бэкашки собираю», не отстал. Линар сказал ему:

– Ленточные, говоришь? Вот, смотри.

Он повернулся к девчонке.

– Покежь-ка на минутку. Да не боись, не отберу. Просто покажи. Ты правда думаешь… Так, стоп. Это у тебя реально кабель, что ли? А так можно, что ли, скручивание наводки не дает?

Инна сумрачно смотрела на белобрысого несолидного парнишку в старомодной клетчатой рубашке и неглаженых штанах, который оказался первым, кто опознал ленточный кабель, – пусть и задавал совершенно глупые вопросы. Может, и не совсем пропащей поездочка будет, подумала она. Научить тут фиг чему научат, но если хоть с одним нормальным человеком получится по делу пообщаться, будем считать, что смена удалась. А родаки пусть свою Риммочку любят, она хорошая, румяная и ласковая, не то что злая старшая дочь, которая копается в своих железках и вечно торчит в мастерских, слова доброго от нее не услышишь. Так что езжай, конечно, дочурка, на этот смотр детского технического творчества «Пионер», если зовут по линии СТТМ и ВОИР, отдохни, страну посмотри, а мы тут справимся.

А я тут без вас тем более справлюсь. Раз в жизни в книжку попаду, пусть и дурацкую, детскую, Носова или Осеевой.

Она немного недооценивала программу следующих недель.

Они все ее недооценивали.

– Внимание, строимся в четыре шеренги, – прогремел голос из мегафона.

Народ, переговариваясь, потянулся к четырем мужикам, которые показывали, как строиться.

Что ж, подумала Инна, окидывая взглядом яркое от солнца пространство между черных теней от чинар, почти таких же, как дома, но помельче и помоложе, конечно. Никто не обещал, что обойдемся без построений. У нас не бывает, чтобы без линеек, маршировки и смотров строя и песни. А я так надеялась. Она подхватила чемодан, чтобы влиться в уже сформированный прямоугольный строй, и вздрогнула.

Ей показалось, что к стеклу второго этажа на миг прижалось страшное перекошенное лицо.

Инна всмотрелась. В стекле чуть колыхалось почти черное отражение листьев чинары.

Ну вот я и в книжке, подумала Инна, вставая в строй. Осталось понять, Конан Дойл это или Бронте.

Задание со звездочкой

Юля проснулась от крикливой беседы птиц за окном. Тон беседы был надтреснутым и сиплым, но не пугал и не напрягал, а напоминал: я не дома, а страшно далеко, и это только начало большого интересного пути вперед и вверх. Она улыбнулась, потянулась и постаралась быстренько уснуть, пока не заорали подъем.

Вчера на первом построении усатый объяснил, что им повезло. Это, оказывается, был не отборочный центр, а импровизированный – он так красиво и сказал – перевалочный пункт, в котором придется посидеть полтора дня, потому что в самом центре, не Артеке, к сожалению, а другом большом комплексе специализированных пионерлагерей «Ленинский путь», не успели завершить санобработку. «Зимой там завелись мышки, а вывелись не сразу, – сказал усатый. – Теперь-то все нормально, но надо все как следует прибрать и вымыть, прежде чем запускать талантливых детей…»

– Вместо мышек, – подсказал белобрысый грубиян.

Вокруг хихикнули. Юля взглянула на болтуна с досадой. Она остро пожалела мышек, таких миленьких, сереньких, с черными глазками и голыми хвостиками, – и чуть не взвизгнула, вдруг четко представив себе их, миленьких-глазастеньких, толстым серым ковром подходящих все ближе.

Усатый, не отвлекаясь, закончил: «…поэтому талантливым детям придется до завтрашнего вечера, когда выдвинемся уже к месту назначения, отдыхать, знакомиться друг с другом и радоваться жизни. Кто совсем заскучает, может развлечься общими и индивидуальными заданиями для развития. Папки с вашими фамилиями лежат на ваших кроватях, программы составлены для каждого отдельно на всю смену, в конце папки бланк, в котором можно ставить галочки напротив строчек с пройденными испытаниями».

Кто-то из задней шеренги задал терзавший всех, наверное, вопрос:

– Это обязательно?

Усатый усмехнулся.

– Нет. Задание со звездочкой, для вашего развития. Не хотите – не развивайтесь, кто заставит. Вы сюда приехали, какие-то свои планы отменили или отложили, потратили свое время, силы и дальше собираетесь ехать. Так? Я уж молчу про деньги, которые государство на вас выделило. Хотите, чтобы все это зря было? Что ж. Никто не спросит. Вы люди взрослые, талантливые, сами решайте.