Книга

Вибрацию, означавшую приближение страждущих и молящих, теперь чувствовали все восемь.

Ну, или семь — в ощущениях бесплотного Рентоса никогда нельзя было быть уверенным.

— Послушайте! — ломающийся мальчишеский голос Вертимера разорвал только-только устоявшуюся тишину каменного зала. — Послушайте!

— Ну? — буркнула Варрийя.

— Может быть, мы всё-таки будем что-то делать? Или всё так и останется, как сейчас, на следующие сто пятьдесят лет?!

— Что именно? Тоже займёмся выращиванием цветочков? Заткнись, мелкий, у тебя пока дыры в груди нет, но непременно появится.

— Мы ничего не делаем. Ничего не пытаемся изменить! Излечиться. Спасти Криафар. Вернуться к нормальной жизни! Заперлись здесь, как горстка трясущихся каменок в норе, не знающих о том, что лисак уже ушёл!

— Ты знаешь, ну так и выходи из норы, мелкий, — магичка скрестила лезвия рук перед собой, золотые пряди упали на лицо. — Кому ты тут нужен, такой умный?

— Бабы у него не было, вот и страдает, — подал голос невидимый, но постоянно прислушивающийся к разговорам и перепалкам Рентос и оглушительно расхохотался, звук его голоса отразился от каменных сводов. — Ему бы бабу. Девки, чего вы прохлаждаетесь, уважьте паренька. Стур, Вари, про молчуньку я не говорю, она вялая и скучная, но вы-то!

Как обычно, самым парадоксальным, если не сказать, магическим образом бесцеременно-пошлое и неуместное вмешательство Рентоса разрядило напряженную обстановку. Только Вертимер гордо отвернулся к своему ненаглядному маннику и начал поглаживать пальцами плотные блестящие листья.

— Пирамида с заключенными в её нутре духами-хранителями питает наши угасающие силы, как источник, Верти, — добродушно, в сотый раз повторил появившийся в зале Тианир, первой волной ярости духов заживо разорванный на части и сшитый Стурмой заново, как тряпичная кукла. Мальчишка дёрнул плечами. — Вне её долго продержаться мы не сможем. Неужели ты забыл, мы всего пару лет назад об этом говорили? А мы питаем сдерживающие заклятия собой.

— Я выхожу наружу! Варидас выходит! И Рентос, и другие тоже… наверное, — запальчиво отвечает Вертимер. — Всё нормально! Возможно, в этом уже нет такой необходимости, как раньше!

— На час максимум? А потом возвращаются сюда, зная, что неисцелимые раны начинают сначала ныть, а потом приносить чудовищную боль? Правда, Верти, помолчи. Открытый день наступает. Без поддержки Пирамиды мы не сможем исполнять наш долг, не сможем помогать людям…

— Люди нас используют, им плевать на нас! Они проживают свои жизни, так или иначе, тогда как наше существование жизнью назвать нельзя! Да, я выгляжу, как ребенок, но я давно уже не ребенок, я мужчина. И да, я хотел бы узнать женщину, и многое другое — тоже!

— Что, и мужчину тоже?! — изумился Рентос. — Нет, тут я пас, дружок. Да и нечем мне. И я, между прочим, не жалуюсь. На тебя-то ещё может и польститься какая-нибудь озабоченная извращенка или тот же Тельман Криафарский, говорят, в прошлом году не брезговавший мальчиками. А мне что делать? Рад бы завалить уже хоть мальчонку, хоть подружку, хоть неведому зверушку, да никак, и то вот не ною.

— Успокойтесь оба, — спокойно велел Тианир. — Мы сделали свой выбор, выполняем свой долг, а роптать — недостойно. Открытый день — не время для сожалений и пререканий, на это есть остальные тридцать шесть дней месяца.

Стурма сгорбилась на стуле — её, целительницу, в открытый день вызывали чаще других. На несколько мгновений в каменном зале воцарилась полная тишина. А потом словно бы с потолка прозвучал первый голос самого первого просящего. Женский голос…

— Варидас, взываю к тебе!

Маги — те, у кого были глаза и уши — изумленно переглянулись.

* * *

Из всех восьми магов Варидаса единственного никогда не вызывали в открытый день, уже лет сто так точно. Криафар знал, что свой некогда могущественный дар маг утратил вместе с глазами, казалось бы, вовсе для прорицания не нужными. То же относилось и к Рентосу, но его, как ни странно, просящие приглашали довольно часто — больно уж весёлым, безбашенным и острым на язык был бывший маг-метаморф, с таким и просто поболтать не грех. К тому же, нет тела — нет дела, с потерявшего физическую оболочку метаморфа и взятки гладки, а у Варидаса голова осталась на плечах, как и язык во рту.

Услышав собственное имя, маг выдохнул и, провожаемый заботливо-одобряющим взглядом Тианира, тревожным — Стурмы и насмешливым — Варрийи — проследовал в Зал встреч.

Первый раз за последнее столетие.

Проситель, а точнее просительница, стояла посреди пустого пространства, освещенного только парой высоких фонарей с горючим сланцем — хотя бы в том, что касалось освещения, в Криафаре научились обходиться без магии. Поднесение девушки одиноко лежало у стены подношений — Варидас знал это доподлинно. Пусть предсказывать будущее он и не мог, но отсутствие зрения не мешало ему уверенно передвигаться в окружающем пространстве и ориентироваться в нём не хуже зрячих.

Подойдя к гостье, Варидас остановился. Втянул ноздрями воздух — от девушки сладко пахло защитным маслом оливника. Не бедная. Молодая. Маг протянул руку и коснулся подушечкой большого пальца её лица. Провёл по коротким шелковистым волосам, по аккуратному носу, скользнул по шее, непривычно мускулистой для женщины руке, коже, изборожденной едва ощутимыми шрамиками бесчисленных нательных рисунков. Опустил свою руку не без сожаления. Не только Рентос и Вертимер сожалели о том, что с женщиной они уже не возлягут.

— Я больше не предсказываю, даже советникам и стражам Его Величества. Что тебе нужно?

Осведомленность мага не смутила девушку, чувствовалось, что её звучный голос не привык к таким интонациям — неуверенным, почти робким, умоляющим.

— Они… остальные… слышат нас?

— Да. Но я могу сделать так, чтобы не слышали.

— Сделайте.

Тира Мин, хоть магом и не была, почувствовала опустившийся магический полог, словно отгородивший их с магом от остального мира невидимой стеной.

— Говори.

— Вират Тельман…

— Я не предсказываю, но даже если бы и мог, не стал бы. Каждый имеет право знать только собственную судьбу, не чужую.

— Судьба Вирата мне не чужая! Всем — не чужая! Он правитель! И он… катится в бездну.

— Если это его путь, кто мы такие, чтобы вставать на нём? — Варидас вздохнул. — Я могу попробовать заглянуть в его будущее. Но уверен, что это ни к чему не приведёт.

— Попробуйте, гвирт. Вам… вам нужно взять меня за руку? И… я принесла прядь его волос.

Это были предрассудки, глупые, не имеющие никакого основания под собой. Варидас нетерпеливо мотнул головой:

— Волосы убери. А руку дай.

Прикосновение к коже не требовалось ему совершенно, но он не смог отказать себе в удовольствии сжать тонкие, сильные, но нежные пальцы девушки. В их долгом существовании, бедном на любые чувственные ощущение, это тоже могло сойти за подарок. Перебирая, поглаживая холодную ладошку, Варидас попробовал погрузиться в транс, вспомнить давно забытые ощущения падения, парения в невесомости, мелькающий калейдоскоп картинок.

Тира Мин стояла близко-близко, он слышал её дыхание и чуть участившуюся пульсацию молодой горячей крови, вдыхал запах оливника, свежей юности и едва уловимый горьковатый аромат сока на основе пустынного манника — им в Криафаре натирали оружие, чтобы не ржавело. Вместо того, чтобы и дальше бестолково пытаться войти в транс, прилагать усилия, заранее обреченные на провал, он представлял, как на каждом вдохе приподнимается её плотно обтянутая тканью мужского приталенного камзола грудь, трепещут тёмные ресницы, приоткрываются пухлые губы…

Боль от внезапного погружения в транс едва ли не разорвала затылок. Ноги подкосились, и маг тяжело осел на землю, не сдержав мучительного стона, выпустив руку девушки.

— Гвирт?!

Стурма появилась рядом, рявкнула на советницу: «Приём окончен!», потянула Варидаса прочь из Зала встреч, но Тира Мин ухватила мага за вторую, свободную руку: