Страница 27 из 36
отборными персидскими силами находится в центре. Тогда
начинается жестокая битва. И Кир, и остальные персы убили
очень много людей. Астиаг, изливаясь в жалобам на своем
троне, воскликнул: "Увы мне, эти персы, пожиратели
терминта[220], как они доблестны!" И через послов стал
угрожать своим военачальникам тем, что им предстоит
потерпеть, если они не одолеют противников. (35) Персы,
теснимые множеством врагов, подходивших один за другим,
дрогнули и побежали в город, перед которым сражались.
Когда, они прибежали, Кир и Оибар ободряли их, говоря, что
убита большая часть врагов, и уговаривали отправить детей и
жен в Пасаргады[221] на очень высокую гору, а самим
выступить утром и завершить победу. "Всем ведь предстоит
умереть, и победителям и побежденным. Так лучше
погибнуть, если нужно, но победив и освободив родину". (36)
От его слов гневом и ненавистью к мидянам воспылали все;
отворив на заре ворота, они под водительством Кира и
Оибара пошли в наступление. Атрадат с людьми старшего
возраста охранял стену. Против них устремились в полном
составе фаланги Астиага с тяжеловооруженными и
всадниками. Пока шло сражение, сто тысяч человек, окружив
по приказу Астиага город, взяли его, а Атрадата,
получившего много ран, отвели к царю. Воины Кира, храбро
сразившись, побежали в Пасаргады, где у них были дети и
жены.
(37) Астиаг, когда к нему привели отца Кира, сказал: "Это
тебя, моего доблестного сатрапа, я отличил, а ты со своим
сыном воздал мне такую благодарность!". Уже испуская дух,
99
Агшин Алиев. Мидияне
старик ответил: "Не знаю, господин, кто из богов наслал
такое безумие на моего сына. Не подвергай меня истязаниям,
в моем состоянии я скоро умру". Царь сжалился над ним и
сказал: "Хорошо, я тебя совсем не накажу; ведь я знаю, что
всего этого не произошло бы, если бы сын не уговорил тебя; я
прикажу тебя похоронить так, как будто ты не разделял с
сыном того же безумия". (38) Итак, он с почетом и по всем
правилам похоронил вскоре умершего Атрадата. Астиаг же
по узким дорогам пошел на Пасаргады. С одной стороны
были гладкие скалы, с другой - высокая гора с расщелиной.
Проходы между ними охранял Оибар с десятью тысячами
гоплитов, и пройти там не было надежды. (39) Узнав это,
Астиаг приказал ста тысячам воинам обходить гору вокруг до
тех пор, пока они не обнаружат дороги вверх, а затем
взобраться на гору и овладеть вершиной. Оибар и Кир со
всеми людьми ночью бежали на другую гору. (40) Войско
Астиага вело преследование уже в горах. Затем оно
доблестно сражалось, поднимаясь уже вверх по горе.
Повсюду были кручи, густые заросли дикой маслины. Но
персы сражались еще доблестнее, их ободрили то Кир, то
Оибар. Он напоминал им о детях, женах, престарелых отцах и
матерях, которых было бы позорно отдать мидянам на смерть
и мучения. Слыша это, они напрягали все силы и с боевым
криком шли в наступление. Бросая бесчисленное множество
камней из-за недостатка стрел, они прогоняют врагов с горы.
(41) Каким-то образом Кир оказался около отцовского дома,
где он жил мальчиком, когда пас коз. Там он принёс в жертву
пшеничную муку, подложив кипарисовые и лавровые дрова и
разведя огонь. Он ограничился этим, так как был изнурен и
беден. И тотчас справа сверкнула молния и загремел гром.
Кир пал на колени. А вещие птицы, сидевшие на крыше дома,
предсказали ему, что он придет в Пасаргады. (42) Затем после
100
Агшин Алиев. Мидияне
ужина они заночевали на горе. На следующий день,
положившись на предзнаменовании, они нападают на врагов,
уже влезающих на гору, и долгое время мужественно
сражаются. Астиаг поместил пятьдесят тысяч под горой и
приказал убивать тех, кто боится подниматься или бежит
обратно вниз. Итак, мидянам и их союзникам пришлось
двинуться на персов[222]. (43) Теснимые множеством врагов, персы бежали на вершину горы, где у них находились жены.
Те, подняв платья, закричали: "Куда несетесь, злополучные?
Не собираетесь ли вы забраться туда, откуда родились?".
Поэтому впоследствии персидский царь по прибытии в
Пасаргады одарил персидских женщин золотом и дал каждой
за удачные слова двадцать аттических драхм. (44) A персы,
пристыженные тем, что увидели и услышали, снова
бросились на врагов и, обрушась в едином натиске, выбили
их с горы, причем уничтожили не меньше шестидесяти
тысяч. Но и тогда Астиаг не прекратил осады. (Смотри "О
подвигах и о действиях полководцев").(45) После того как
произошло много событий, Кир вошел в палатку[223], сел на
трон Астиага и взял его скипетр. Персы его приветствовали.
Оибар же наложил на него китару, сказав: "Ты белее, чем
Астиаг, достоин носить ее, так как бог даровал тебе это за
твою доблесть, позволив персам царствовать над мидянами".
Они снесли всё имущество в Пасаргады, причем этим
распоряжался Оибар, который назначил надсмотрщиков. Не
счесть того, чем обогатились персы, обирая палатки частных
граждан. (46) Немного спустя повсюду распространился слух
о бегстве Астиага, о его поражении и о том, как боги лишили
его власти. Поэтому от него уходили и отдельные люди, и
народы. Первым к Киру явился гирканский сатрап
Артасир[224] с войском в пятьдесят тысяч человек; он пал
ниц перед Киром и сказал, что он приготовят и другое,
101
Агшин Алиев. Мидияне
значительно большее войско, если только Кир прикажет. А
затем сатрапы парфян, саков, бактрийцев[225] и остальных
народов приходили друг за другом, стремясь опередить один
другого. Наконец, Астиаг остался с немногими. Несколько
позже Кир двинул войска, очень легко одержал победу в
сражении, и Астиага привели к нему как пленника.
Книги VII – XI
Submitted by agnostik on Вск, 11/16/2014 - 10:10
F9) Phot. Bibl. 72 p. 36a 9 - 37a 25: Начинает он с заявления,
что Астиаг, которого также называют Астигас[226], не был
родственником Кира; что он бежал от него в Агбатану[227], и
спрятался под сводами царского дворца[228] при помощи
своей дочери Амитиды[229] и ее мужа Спитама[230]; что
Кир, взойдя на трон, отдал приказ, что не только Спитам и
Амитида, но и их сыновья Спитак и Мегаберн[231] должны
подвергнутся пыткам за оказание помощи Астиагу; и
последний, чтобы спасти своих внуков от пыток, сдался и
был взят под стражу Эбаром; и довольно скоро Кир
освободил его и почитал как отца; что с дочерью его
Амитидой он обращался как с матерью, а потом она стала его