Страница 57 из 67
Глава XVII
Прошло несколько дней.
У Есидзо Исикуры снова поднялась температура. Горло не болело, насморка не было, и жар мог означать только одно: болезнь вступила в последнюю стадию.
Во время утреннего обхода Норико, указав глазами на температурный лист, негромко сказала:
– Снова жар.
Наоэ молча взглянул на листок и, вставая с кровати больного, повернулся к его невестке:
– Что, опять температура?
– Да. Стонал всю ночь. Дежурный врач два раза делал уколы.
Лицо Исикуры пылало, дыхание было неровным, в груди, как при воспалении легких, хрипело и булькало.
– Что, дедушка, тяжело? – ласково спросил Наоэ. – Надо потерпеть.
Исикура еле заметно пошевелился.
– Введи ему метилон и дай кислород, – приказал Наоэ Норико и снова склонился над Исикурой: – Потерпите немножко, сейчас станет полегче.
Действительно, вскоре температура упала, и Исикура задремал. Но облегчение было временным, к вечеру ртутный столбик опять пополз вверх, за отметку «тридцать восемь».
Норико нашла Наоэ в ординаторской – он отдыхал после операции, еще даже не сняв операционный халат. Норико сообщила, что у Исикуры снова жар.
– Понятно. – Наоэ проследил глазами за тающим в воздухе сигаретным дымком. – А дыхание как?
– Учащенное.
Наоэ еле слышно, будто самому себе, прошептал:
– Все… Конец.
– Неужели ничего нельзя сделать?
– Может, протянет еще дня два-три.
– А там как раз Новый год…
– Да, в самом деле… – Наоэ выпустил дым. – Введи-ка ему еще ампулу метилона.
– Кстати…
– Что?
– Нет, ничего.
Норико хотела сказать о вчерашней беседе со старшей сестрой, но раздумала. Не осмелилась. Она молча вышла из ординаторской готовить, как велел Наоэ, инъекцию метилона.
К ночи температура у Исикуры поднялась до сорока, он начал задыхаться.
Дежурил Кобаси. После вечернего обхода, отозвав в сторонку младшего Исикуру, Кобаси сказал, что у отца начался отек легких, положение критическое. Надо сообщить родственникам.
Норико поменялась с Каваай и осталась дежурить.
На рассвете Исикура потерял сознание; ему продолжали делать уколы, поставили капельницу, но в восемь утра он незаметно и тихо испустил дух. Мучился он недолго, минут двадцать-тридцать, а потом будто забылся сном и умер, так и не ощущая своих последних минут.
Наоэ пришел в клинику, как обычно, после десяти. О смерти Исикуры услышал от старшей сестры.
– Я распорядилась вымыть его и отнести в морг. В праздники крематорий будет закрыт, поэтому церемония прощания с усопшим назначена на сегодня. Похороны завтра – кажется, в девять утра.
Наоэ спокойно выслушал Сэкигути, достал историю болезни пациента Есидзо Исикуры, раскрыл ее и в графе «течение болезни» красным фломастером написал: «Умер».
Глава XVIII
31 декабря с утра сыпал снег, а днем потеплело и пошел дождь.
Приема в амбулатории не было, но «скорая помощь» привезла пятерых человек. У троих оказалась простуда, четвертый пострадал в дорожной аварии – сильно ушиб колено, у последнего было небольшое растяжение связок. В общем, ничего серьезного. Их осмотрели, сделали кому надо уколы, назначили лечение и отправили по домам.
Когда в восемь вечера начался вечерний обход, дождь прекратился, небо очистилось, ярко светила луна. Токио оказался в зоне высокого атмосферного давления, воздушные массы с материка принесли похолодание.
Клиника была полупустой: на праздники большинство уехало к семьям, осталось не более одной трети.
В канун Нового года больные собрались в палатах маленькими компаниями, ели новогодние кушанья, соба.[21]
В девять часов вечера Норико пошла гасить свет. Во многих палатах ни души. Темно было и там, где недавно лежал Ёсидзо Исикура. Норико ощутила в груди жутковатый холодок, когда кинула взгляд в приоткрытую дверь этой палаты.
Лунный свет падал на кровать, на которой лежал Исикура. Труп унесли, простыни сняли; на голом матрасе кое-где остались вмятины и разводы.
Торопливо, почти бегом, она прошла мимо, завернула за угол и спустилась на третий этаж, в комнату медсестер. В ординаторской горел свет – значит, Наоэ еще там. И прекрасно: можно спокойно зайти к нему. Тем более что сегодня дежурит туповатая Уно, и, если сказать ей, что доктор нужен по делу, она не усомнится.
Перед дверью Норико в нерешительности остановилась, потом, набравшись храбрости, тихонько постучала.
– Войдите.
Норико с облегчением вздохнула: «Слава богу, голос Наоэ».
Она вошла в ординаторскую и аккуратно прикрыла за собой дверь.
– Я прошла по палатам, выключила свет.
– Хорошо.
Наоэ отложил в сторону книгу, достал из кармана пачку сигарет.
– Хотите чаю?
– Спасибо. Не надо.
На столе перед Наоэ стояла бутыль с сакэ, рядом полупустой стакан.
– Когда проходила мимо палаты, где лежал Исикура, так жутко сделалось, аж мурашки по коже.
Наоэ прикурил сигарету, затянулся и посмотрел на Норико:
– Сядь рядом со мной.
– Что? – Норико не поверила собственным ушам. В клинике она слышала такое впервые.
Наоэ собрал газеты, освобождая место для Норико, которая села только после того, как вымыла пепельницу и вытерла стол.
– Хочешь сакэ? – спросил Наоэ.
– Нет, я ведь на работе…
– Да ладно, сегодня же праздник. Год кончается. Наоэ протянул Норико свой стакан. Норико, едва пригубив, поставила его на стол.
– Завтра едете в Саппоро?
– Да.
– А когда вернетесь?
– Буду там дня два-три.
– Так мало? – Норико сразу решила, что тогда и она вернется из Ниигаты пораньше.
– Саппоро, наверное, весь в снегу… Наоэ молча взял стакан, глотнул сакэ.
Норико представила, как он идет по заснеженным улицам Саппоро.
– Поехали вместе! – неожиданно предложил Наоэ.
– А? – Норико даже растерялась. Уж очень неожиданным было это предложение.
– Хочешь съездить в Саппоро, на Хоккайдо?
– Вы… серьезно? – Норико с изумлением глядела на Наоэ. – Хотите, чтобы я поехала с вами?
– Но только там сейчас очень холодно.
«Ничего! Пусть снег, пусть мороз, только бы вместе с ним!» – подумала Норико.
– Но ведь ты собиралась завтра в Ниигату?
– Могу и не ехать.
– Тебя там мать ждет?
– С ней я увижусь в любое другое время, когда захочу.
Наоэ снова пригубил сакэ.
А Норико удивлялась собственным словам. «С ней я увижусь в любое другое время… Как будто с Наоэ больше не увижусь».
– Тогда едем завтра.
– Завтра? – снова удивилась Норико.
«Что это? Каприз? Но упускать такую возможность нельзя!»
– А… Вы же едете к матери?
– Жить буду в гостинице.
– Как же так? В Саппоро у вас дом…
– У матери пробуду только один день.
– Я вам не помешаю?
– Нет. Только пока я буду у матери, ты посиди в гостинице.
Норико никогда не была на Хоккайдо и никогда не ездила вдвоем с Наоэ. От неожиданной радости она залилась румянцем.
– Во сколько мы выезжаем?
– Самолет вылетает в три. Билет для тебя я закажу сегодня по телефону.
– А номер в гостинице?
– Сейчас праздник, приезжих, наверное, много, но ничего, город не маленький, уладим.
Норико еще не верила своему счастью.
– Вы в самом деле берете меня с собой?
– Я же сказал.
– Я так рада…
Норико выглянула в окно. Ей казалось, что счастье бежит ей навстречу. Стоит только прислушаться – и можно услышать его приближающиеся шаги. Она боялась пошевельнуться, чтобы не отпугнуть его, боялась услышать сейчас: «Нет, ты не так поняла…»
– О чем задумалась?
– Да нет… ничего… – Норико засмеялась и прижалась к плечу Наоэ.
– Пальто не забудь.
– А сапоги?
– Не обязательно, достаточно взять ботики. Пальто у Норико было одно – тонкое, пригодное только для Токио. Ботики можно купить и в Саппоро. Чемоданчик, правда, потертый, да ничего, сойдет. Жаль, так и не сшила себе костюм, о котором давно мечтала. Собиралась к родителям в Ниигату, а туда наряды ни к чему. Но Хоккайдо – это, конечно, совсем другое дело… Жаль, что не знала заранее, тогда было бы время как следует собраться, а сейчас, уж конечно, ничего не успеть… Ну и ладно, что он раньше не сказал. Он ведь всегда такой. Может, сию минуту решил – и тут же пригласил.
21
Соба – лапша из гречневой муки.