Страница 50 из 67
– Куда вам спешить? Посидите еще, – радушно предложила хозяйка.
– Нет-нет, завтра тяжелый день. – И Ютаро первым поднялся из-за стола.
Вернувшись домой, они с удивлением обнаружили, что ворота освещены, дверь не закрыта на ключ. Над входом ярко горела лампочка, хотя обычно после десяти служанка гасила свет и запирала парадное, оставляя открытым черный ход.
В гостиной было пусто. Служанка спит, Юдзи и Микико, видимо, у себя на втором этаже.
– Подозрительно тихо, – заметила Рицуко, снимая пальто.
На лестнице появился Юдзи.
– Ужинал? – спросила Рицуко.
– Ужинал. – Юдзи открыл холодильник, достал банку пива. – А Микико разве не с вами?
– Нет. А что?
– Еще не вернулась.
– Не вернулась? – Рицуко обеспокоенно взглянула на сына. – Где же она?
Юдзи открыл банку и сделал глоток.
– Кто ее знает. Вообще она последнее время что-то загуляла.
– Не выдумывай…
– Точно! Приходит поздно, а то и вообще дома не ночует.
– Значит, остается у подруг, – сказала Рицуко. Но беспокойство становилось все сильней, и она решила разбудить служанку.
– Томиё, ты спишь?
– А?.. – Служанка, видимо, и в самом деле уже спала.
– Да ты лежи, не вставай. Не знаешь, куда это Микико запропастилась?
– Не знаю, госпожа. Она звонила, сказала, что домой сегодня не придет.
– Откуда звонила?
– От подруги. Просила, чтобы не беспокоились.
– Ты не спросила, что за подруга? Как ее зовут?
– Да разве она скажет? Хоть и спросишь… – проворчала Томиё.
Недоброе предчувствие овладело Рицуко. Постояв в задумчивости на лестнице, она спустилась в столовую, к Ютаро.
Глава XV
«Ориентал» захлестнула предновогодняя суматоха. Все старались выписаться на праздники – долечиться можно и потом. Остались только тяжелобольные – те, кто был не в состоянии покинуть палаты.
Есидзо Исикуре Новый год предстояло встречать в клинике. По подсчетам Наоэ, ему оставалось жить дней десять, максимум двадцать. Он уже не мог умываться, ходить в туалет, с трудом приподнимался на кровати. Старик страшно похудел: это был скелет, обтянутый пергаментной, землистого цвета кожей; из-под одеяла выступал огромный, непомерно раздутый живот.
Придя на осмотр, Наоэ постучал пальцами по вспухшему животу Исикуры, прислушался. При простукивании явственно улавливается легкий металлический оттенок: в животе скопилась жидкость. Наоэ достал фонендоскоп, склонился над Исикурой. Последние дни старик почти ничего не ел, но было слышно, как в желудке колеблется жидкость. Наоэ показалось, что он слышит крадущиеся шаги смерти.
Закончив слушать, Наоэ снял фонендоскоп с шеи, согнул резиновые трубки и положил в карман. Норико поправила Исикуре повязку и начала застегивать пуговицы на пижаме.
– До свидания, – попрощался Наоэ.
Исикура ответил ему легким кивком, даже не спросил: «Ну как, доктор, скоро ли поправлюсь?» Как и Наоэ, он знал, что смерть уже у порога. Но, так же как и Наоэ, молчал. Он понимал, что стоит только спросить: почему? как? – и навалится липкий страх, оборвется последняя ниточка надежды.
«А вдруг?..» В этом смутном «а вдруг» больной находит смысл последних дней теплящейся жизни, а врач – единственное спасительное лекарство.
Однажды Наоэ на работу не вышел. Днем позвонил в «Ориентал» и сказался больным.
– Перебрал вчера.
– Да нет, скорее всего, просто проспал и поленился идти на работу.
Разговоров в тот день было много. В клинике привыкли к тому, что Наоэ все время опаздывает, но совсем не прийти – такое случилось впервые.
На сердце у Норико было неспокойно. Она уже не раз снимала трубку, чтобы позвонить Наоэ, но каждый раз почему-то не могла решиться.
Последнее время Наоэ почти не разговаривал с Норико, хотя они работали бок о бок. Кто-нибудь непременно крутился рядом, мешая поговорить. Но даже в те редкие минуты, когда они оставались вдвоем, Наоэ отмалчивался, словно воды в рот набрал.
Норико терпеливо дожидалась, когда он пригласит ее к себе, но он лишь иногда спрашивал в конце рабочего дня: «Что ты сегодня делаешь?» – и, стоило ей услышать это, она бросала все и бежала к нему.
Однажды Норико попыталась поговорить с ним: почему бы не приглашать ее заранее? – но он только нахмурился, и все осталось, как было: Норико, негодуя, откладывала дела и спешила в Икэдзири.
Раньше они встречались дважды в неделю, а теперь только раз в десять дней. И Норико ждала, не решаясь заговорить первой. Когда надежды сбывались, она безмерно радовалась. Порой предчувствие обманывало ее, но она научилась не слишком огорчаться. Ей казалось, что они вместе, даже когда Наоэ был далеко.
Несколько раз, не в силах удержаться, она все же спрашивала: «Вы сейчас прямо домой?» Наоэ угрюмо кивал в ответ и молча уходил. Норико грустно вздыхала: что с ним? что творится в его душе? Но ее любовь ничего не могло погасить, она отдавала ему все – и тело, и душу.
Нередко пациенты, выписавшись из больницы, и молодые врачи приглашали Норико в кафе, ресторан, но она всем отказывала. Ей даже в голову не приходило встретиться с кем-нибудь, кроме Наоэ. Все остальные мужчины были ей безразличны – уж лучше провести вечер с подругой, считала она.
А Наоэ? Интуитивно Норико чувствовала, что он изменяет ей. Иногда женский голос просил его к телефону, в постели Норико находила дамские шпильки, явно не мужской рукой была прибрана кухня… Но Норико ни разу не позволила себе упреков в его адрес.
Она была всего лишь любовницей и служанкой, о женитьбе он не заговаривал, даже не предлагал жить у него – только разрешал любить себя. Да Норико и не ставила никаких условий. Более того, она бы удивилась, узнай, что женщины равнодушны к Наоэ. О них она старалась не думать. Она сама любила, и этого ей было достаточно.
Наоэ не появлялся в клинике уже второй день. С утра он позвонил и сказал, что еще побудет дома.
Рицуко, которая в предновогодние дни бывала в клинике каждый день, спросила у Сэкигути:
– Как дела у доктора Наоэ? Может быть, надо бы послать к нему кого-нибудь проведать?
– Да-да, конечно… – Старшая сестра с готовностью кивнула, но ничего, однако, не предложила.
Рицуко, а вслед за ней и все остальные обернулись к Норико.
– Симура-сан, может быть, вы проведаете сэнсэя? Вопрос застал Норико врасплох, и она едва не выронила шприц.
– Я…
– Сходите к нему. Ну хотя бы сегодня после обеда. Скажете, что это я вас послала, хорошо? Вы не возражаете? – обернулась Рицуко теперь уже к старшей сестре.
– Нет. После обеда операций нет. Пусть Симура-сан сходит навестит доктора.
– Мы вас очень просим, – мягко приказала Рицуко.
Безусловно, и Рицуко и Сэкигути преследовали благую цель, и все же Норико ощущала какую-то фальшь. Да все равно, съездить к Наоэ – об этом же можно только мечтать! Раз уж сама Рицуко приказала, можно идти с чистой совестью.
У Кобаси в эти дни не было ни одной свободной минуты. Особенно тяжело приходилось с амбулаторными больными. И после двенадцати дня у кабинета ожидало вызова человек десять. К счастью, пациентов перед праздником было меньше обычного, но все равно Кобаси приходилось работать за двоих. Куда как проще было помогать Наоэ, чем самому ставить диагноз, назначать лечение…
В двенадцать часов Норико вместе с Каору и Акико Такаги пошли обедать. Кобаси остался один.
Зная, что Наоэ, выйдя на работу, будет особенно придирчив к тому, что и как делалось в его отсутствие, Кобаси работал с еще большим усердием.
Сейчас он осматривал старика, страдающего ревматизмом. Откачал из коленного сустава жидкость и начал вводить преднин. Неожиданно послышались торопливые шаги: кто-то бежал по лестнице со второго этажа.
Подняв голову, Кобаси увидел в дверях запыхавшуюся Томоко Каваай.
– Сэнсэй!..
– В чем дело?
– Исикура… – У Томоко прерывалось дыхание. – У него что-то в горле…