Страница 12 из 13
– Эй, – приветливым тоном вдруг позвал Джовано молодой мужчина, – Ты как, паренёк, живой? Не повредили эти бездушные глупцы тебе ничего? Оклемался, не нужно звать врача? Может, сядешь за стол, поешь, да поговорим, познакомимся. Как тебя зовут?
Юноша несказанно обрадовался предложению пообедать и, хотя ещё относился к этому доброму незнакомцу с небольшим недоверием, радостно воскликнул:
– Ой, спасибо вам большое за доброту, я голодный, с радостью приму предложение покушать, тем более, что у меня сейчас ни цента, я совсем на мели, так что, когда повезёт покушать в следующий раз, не знаю. Меня зовут Джовано, Джовано Казанова, боль уже утихла, спасибо, что подобрали меня, только я не совсем понял, зачем и как у вас получилось вытащить меня живым, но вы спасли мне жизнь, спасибо…
Джовано сел за стол и стал кушать, а молодой человек по-доброму рассмеялся:
– Джовано, а ты, видно забавный парень! Перестать обращаться ко мне на «вы», мне всего лишь двадцать пять лет, меня зовут Ромео. И не благодари за то, что жизнь спас, ты был уже без сознания, конечно, не видел, как ловко я разогнал этих нахалов, они оказались ещё и трусы, у а потом я принёс тебя к себе, помазал синяки, и вот, ждал, пока ты очнёшься. Боялся, чтобы не было повреждений похуже синяков, но, раз соскочил так прытко за стол, значит, зря боялся, ты у меня живучим оказался! И меня удивил вопрос «зачем». В каком смысле? Мне жалко просто стало тебя, такого молоденького и хорошенького, ведь прибили бы, а ты совсем молодой, вырвал тебя у них, потому что хотел помочь, не волнуйся, ты мне ничего не должен, я хотел просто помочь. Так что тут уместней «почему», а не «зачем». И, поверь, за добрые поступки благодарности не ждут. Ты мне лучше, Джовано, скажи, сколько тебе лет, и где твои маменька и папенька, почему тебя отпустили на эти азартные игры жизнью рисковать, почему ты один? Почему, говоришь, что нам мели и не знаешь, когда у тебя будет ещё возможность покушать?
Джовано хорошо покушал и слегка смущённо нехотя ответил Ромео:
– Ох, Ромео, большое спасибо за помощь, но опять я слышу этот глупый и надоевший мне вопрос о «маменьке и папеньке». Меня родители отдали из отчего дома на обучение к известному меценату аббату Гоцци, когда я был одиннадцатилетним мальчиком, и всё, пропали из моей жизни, я весточки от них не получал уже пять лет! И, да, не удивляйся, мне шестнадцать лет, и я сам зарабатываю себе на жизнь, а вчера я потерял работу, я служил два года скрипачом в небольшом театре в Венеции у одного знатного господина Бруни, а вчера случился постыдный инцидент, и меня выгнали без единой монетки. А ты, Ромео, думаешь, что я от хорошей жизни пошёл в азартные игры баловаться? Нет, я просто заработать хотел на хлеб и жильё…
– Хм, – с вытянутым от растерявшегося состояния лицом протянул Ромео, – Во-первых, я думал, что ты чуть старше, что тебе семнадцать-восемнадцать лет примерно. Во-вторых, что-то мне твоя история не совсем понятна. Если ты, конечно, хочешь поделиться, не скрываешь, то, может, расскажешь, если тебя отдали на обучение аббату, то как вышло, что ты сейчас не у своего учителя-благодетеля, а уже два года сам по себе? И что такого могло случиться постыдного, что тебя уволили из театра? И, если ты сейчас без денег и жилья, где ты ночевал?
У Джовано сразу взгляд несчастный стал, в огромных карих глазах слёзы застыли очень заметно, а на личике появился стыдливый румянец:
– Хм, Ромео, ты, конечно, такие вопросы задал, что мне будет неловко отвечать, я старался как-то скрывать о себе такие вещи, а мы знакомы первый день, но, знаешь, почему я всё-таки хочу рассказать правду? Во-первых, ты покорил меня своей добротой, ты всё-таки мне жизнь спас, поэтому, я думаю, не будешь осуждать за доверчивость, а во-вторых, я чувствую себя таким одиноким, что мне иногда очень хочется довериться, пойти с кем-то на откровенный разговор, лишь бы ощутить поддержку. Дело в том, что аббат Гоцци выгнал меня на улицу, когда мне было четырнадцать лет из-за его младшей сестры Гертруды, девицы двадцати лет. Так вышло, что я выглядел старше своих лет, как ты и сейчас заметил, и приглянулся этой змеюке, и она вынудила меня быть её возлюбленным. Да, сейчас звучит смешно «вынудила», а, между прочим, мне было всего четырнадцать лет, а ей двадцать, представляешь, насколько она была выше, крепче и сильней меня? Между прочим, это очень больно, даже синяки оставались, но я тогда был мальчишка, боялся кому-либо пожаловаться, а когда Гоцци застал нас, то я же ещё и виноватым оказался, вышвырнул меня на улицу на погибель. Обидно было, ведь до инцидента Гертрудой у нас с Гоцци были тёплые милые отношения заботливого опекуна и послушного воспитанника, он постоянно проявлял доброту ко мне, и даже так мечталось, что он мне заменит родителей, но, нет, он вышвырнул меня с моими бедами, как ненужную вещь. Но я неплохо играл на скрипке и устроился в театр скрипачом, даже комнатушку дали. Но мне моего жалования на еду никак не хватало. И я вот придумал такую удачную афёру, не честный, конечно, зато безотказный способ заработать хорошие деньги и на еду, и на учёбу, чтобы приобрети хорошую профессию: я наделал ярких стеклянных фигурок, намазал растительным жиром и продавал как драгоценные камни! Но обман раскрылся, и я угодил в тюрьму вчера, откуда мне повезло сбежать, но, конечно, директор театра господин Бруни сразу же выгнал меня, мол, я позорю его театр. Вот, я и ночевал… под мостом просто-напросто. Ну, вот, скажи, как ещё я должен был сейчас выживать, если не азартными играми? Так я и оказался тебя. А собственно, где мы?
Ромео же слушал эту историю нового друга в странном состоянии оцепенения и похолодевших рук, молодого мужчину поражала стойкость юного Джовано, он искренне посочувствовал ему, словно та боль, с которой говорил юноша, сейчас эхом отозвалась в сердце Ромео.
–Хм, – протянул в ответ тихо Ромео, когда снова собрался с мыслями для разговора – Слушай, Джовано, дружище, ты меня, конечно, удивляешь, но ещё больше меня поражают люди, о которых ты рассказал, я сочувствую такому тотальному невезению на людей. Во-первых, родители твои проявили верх безответственности! Как так?! Пять лет не интересоваться сыном! Во-вторых, эту бы распутную преступницу Гертруду за такое бы в тюрьму бы, да срок бы большой! Да и с театром история… хм… видно, опять ты на равнодушного богатея наткнулся просто. Конечно, эти афёры с поддельными камнями и ночёвка под мостом – не дело, нужно это исправлять. Короче, я тебя научу сейчас, чем можно тебе будет заработать. И, кстати, ты разве не понял, что эта комната, в которой я живу – комната в… борделе! Ну, а я работаю здесь, культурно выражаясь, «куртизаном»! Разве не заметил рубинового перстня, отличительного знака всех куртизанок и куртизанов? Работа прибыльная, комнату дают каждому хорошую, посмотри, вон, как я тут устроился, так что давай Джовано, я поговорю с хозяином борделя, и тебя пристрою!
Юный Джовано Казанова, как услышал эти слова, так стыдливо покраснел, а от отвращения к такой доле для себя у него началось головокружение, а в желудке стало кисло, бедняжка аж чаем поперхнулся и вскрикнул возмущённо:
– Ромео! Ты что мне такое предлагаешь?!! Я, конечно, всё понимаю, но постыднее такой работы, по-моему, ещё нет в Венеции! Это ж такой позор: пойти разрабатывать грехом блуда! Пойти на панель! Нет, даже не предлагай мне таких вещей! Это только ты красиво назвал «куртизан», а на деле все будут осуждать, что «падший, блудник грешный», «жигало, альфонс»! Я не знаю, как кто бы отнёся к такому, но я не смогу, я со стыда сгорю просто!!! Нет, лучше вернусь под мост обратно, к своему сундуку с книжками!!!
Ромео тяжело вздохнул, убрал с лица неопрятно выпавшие из хвостика и падающие на глаза пряди каштановых волос и тихо ответил:
– Так, Джовано, друг, давай прекращай краснеть стыдливо, как красивая девочка отроческого возраста, переставай быть мечтательным мальчиком, который тоскует по родителям, подумай здраво головой, как взрослый, на что ты себя обрекаешь, если сейчас не примешь моё предложение. Во-первых, голод. Неужели ты наивно думаешь, шестнадцатилетний мальчишка, что тебя возьмут на путную работу? Образования у тебя нет, ремеслом ты никаким не владеешь, устроиться слугой в дом богатого человека у тебя не получиться, просто потому что тебя по возрасту не возьмут, им нужен работник, они тебя слушать не будут, да ещё, если ты придёшь наниматься такой чумазый, как сейчас сидишь. То есть, ты остаёшься без единой монетки с одной честью, а честью сыт не будешь, и что потом? Какая-нибудь афёра или просто воровство, и ты снова в тюрьме? Во-вторых, бездомность. У тебя нет денег, чтобы снять себе жильё, а под мостом жить, думаешь, так уж безопасно? Вот! А здесь и деньги заработаешь, и комната сразу, и, главное, ты ведь будешь пользоваться большим спросом у дам, баснословные суммы за тебя платить ведь будут, потому что ты такой юноша красивый, как раз дамы любят таких. Ты будто создан для такой работы. Красивые волосы, нежное аристократичное лицо с выразительными карими глазами, высокий, поджарый, с узкой талией, плечи широкие, мужественные! А насчёт угрызений жестокосердные люди и осудят таких, как мы, но Господь знает, что нас толкнуло на такое падение, поэтому не осудит никогда. Я ведь не далеко от тебя ушёл, в своё время сталкивался с похожими проблемами, по сути, такой же молодой человек из бедных слоёв общества, как и ты, только мне выпало как-то поменьше испытаний, чем тебе. Вот ты тяжело расстался родителями в одиннадцать лет, а я своих родителей не помню даже, я попал в сиротский приют в два года. Как мне воспитательницы говорили, мои родители были любящими порядочными добрыми людьми из одной деревни, но там началась чума. Они, спасая мою жизнь, быстро привезли меня в Венецию и отдали в сиротский приют. Через три месяца пришла из их деревни записка от соседей, что мои родители скончались от чумы. Так что я о них только слышал. В приюте меня дорастили в спартанских условиях до семнадцати лет и просто указали на дверь. Ну, я тоже пытался найти работу то слугой, то ещё по мелочам подзаработать, но никакого образования или особого навыка у меня не было, и я маялся с места на место два года, пока в девятнадцать лет не стал работать и жить здесь, в борделе. Сначала тоже стыдился и стеснялся, но потом понял, что это не так уж ужасно, как кажется на первый взгляд, и привык. Просто такие богатые и избалованные люди, как этот Гоцци или господин Бруни, а таких людей хватает в жизни, никогда не поймут нас, сытый голодного не разумеет. Ну, так что, будешь всё равно настаивать на своём, или я прошу хозяина борделя взять тебя на работу, дать комнату и рубиновый перстень, мы перетаскиваем туда твой этот сундук с вещами, что оставил под тем мостом, да завтра отдохнёшь, а потом совести, я тебе знаешь, что скажу? Быть может, наведём тебе марафет и пойдём пассий искать?